А стены его древние, плотные, смирные, добрые,
Словно плечи расправленные
И время на себе несущие,
И оттого чувствует он прошлое как будущее,
А будущее – как уже испытанное
И никогда не лучшее.
Однако ж и ему довелось быть когда-то юным.
Он смотрел доверчиво, послушливо, вкрадчиво,
Ликами на фресках внутрь себя – изучал, разглядывал,
Куполами касаясь небесной славы.
Мы его щекотали кистями и темперой,
Украшали мозаикой. В ответ он смеялся звоном.
А потом мы скрывались в нем от врагов
И были сожжены до слёз и пыли,
Но не убиты.
А когда реки вблизи него вернулись в родные берега,
Когда кровь превратилась в камни на холодном дне,
Когда фрески осыпались и позолота дождями смылась,
В нем дозрела многовековая мудрость.
Говорят, она способна исцелить и направить,
Если приблизиться к ней хотя бы на выдох.