ТЕСЕЙ
Хвала тебе, беспрепонная Тюхэ, чьи прихоти низвергают смертных в пучину бедствий либо взносят на гребень бурливых жизненных волн! Вновь твоё среброкрылое колесо повернулось стремглав в мою сторону! Отныне всем ведомо благоволенье ко мне Посейдона... А коней он пожаловал им первостатейных. И влажной травы на пастбищах вдосталь. Что может быть прекраснее горячего скакуна! И виноградная лоза здесь усыпана налитыми, сочными гроздьями. И плодовое древо томится под благоухающим игом. Безмятежно пасутся несчётные тучные стада. Прорыты большие и малые каналы. Вымощены центральные дороги. Дома богаты, житницы полны. Покой и порядок. Словно сама Идея-Образцовая бдит над краем, как когда-то над младенцем Кронидом... А уж кичливы они, эти жители ста городов Крита! Ни цитаделей не строят, ни крепостных валов.
Ни даже вышек подзорных... Не ожидают врагов.
Раньше медный Тало;с-Недреманное-Око, подаренный Зевсом сыну, обегал круго;м остров от зари до зари. Не подпустил он и аргонавтов, возвращавшихся с Золотым Руном. От жажды изнываем! дай воды набрать! Но глухой к просьбам удерживал их в отдалении, швыряя обломки скал. Ночью Медея распустила волосы. В чёрных одеждах взошла на корму. Воздела руки. Обратила ладони к берегу. Столбняк нашёл на Тало;са. Громко воззвала; к трёхглавой Гекате. Понеслись по ветру заклинанья. Пальцы в такт растирают волшебные травы. Чару наводит. Усыпляет. И рухнул наземь. И выпал гвоздь, закрывавший единственную жилу, что хранила его тёмную кровь. И хлынула расплавленным свинцом.
И колосс испустил дух.
Нынче ж нет нужды в бессменном дозорном. Кто посмеет напасть на пурпурнопарусные суда Миноса, самые быстроходные в мире? А Минос оскорбил благородную Эрибею, и я вступился за неё. Смерти обречены мы, избранные жребием. Но по обычаю благопристойности нам, эвпатридам, до последнего мгновенья подобает должное обращение. И ещё я сказал спесивому самодержцу. Мой отец, Колебатель Земли Посейдон, не допустит обиды сыну. Холодной усмешкой раздвинулись узкие губы на голом, выбритом острой кремнёвою бритвой лице. Гляди, я кидаю в море кольцо!
Пусть твой отец Посейдон поможет тебе его достать.
И вот стою перед Миносом. Солёные ручьи струятся по мне, а на голове блистает златой венец достодивной чеканки. Прими своё кольцо, о государь! Лишь только сомкнулись надо мною шумливые волны, явился улыбающийся Тритон, единокровный мой брат. Точно поросль затона, колышутся зеленоватые кудри. Близко посаженные глаза, отороченные пушистой полоскою выгнутых синих ресниц, светятся плутоватою лихостью. Пальцы то и дело тянутся к пробивающимся побегам усов, его гордости. Не меньшей, чем сакральный подарок родительский. Так и не расстаётся с гигантской чудо-раковиной.
Любо дельфинохвостому в неё трубить. Возвещая бури.
Мы в сияющих морских чертогах. Радугой переливается строгая мозаика стен с вкра’пленными светлячками. Матово мерцают витые колонны, отделанные бесценным розовым и голубым же;мчугом. Удивительных рисунков решётки из ветвей красных и чёрных кораллов одна за другой, сами! распахиваются при нашем приближении. Разноцветные мхи сплели толстый, мягкий ковёр, чьи узоры победно провозглашают славу морского царства. Мириады крошечных созданий безостановочно движутся в вертикальных плоскостях. Каждое по своему постоянному пути. Образуя живые шпалеры с пульсирующим, непрестанно меняющимся орнаментом.
Оцепенело повисли сплошным прозрачным сводом студенистые медузы.
Вьются сонмы рыб причудливого вида и немыслимых окрасок. Величественно раскачиваются диковинные растения, имён которых не знаю. Красные и жёлтые актинии, искательски пленяющие многолепестковой пышностью, время от времени заглатывают зазевавшихся мальков. Будто слепые, шевелятся, извиваются щупальца огненноглазых спрутов, усеянные присосками. Трепещут серебряные плавники узконосой кефали. Беспорядочно снуют простодушные сардины. Бьют закрученными хвостами морские коньки. Подобострастно косятся раболепные ка;мбалы. Усмешливо поглядывают проницательные дельфины-всезнайки. Чешуйчатые исполины, порожденья титана Океана, несут почётный караул. Снопами искр вспыхивают скаты, торжественно описывая круги вокруг трона из цельной глыбы кристалла.
Где восседает с золотым трезубцем мой отец.
Милостиво протянул твоё кольцо. И прекрасная Амфитрита приветила Тесея лаской. Не в пример Гере, безотдышно преследующей Геракла! Припал я к её стопам, и она своими белыми руками возложила на меня венец.
Тесей отважный!
Ринувшись
в пучину
ты к нам проследовал
дорогою судьбы!
И вот чело увенчано
наградой
чудесно ожидавшей здесь
героя
Узнай!
Слезу невесты Нереиды
в день свадьбы осушая
Афродита
на бледный лоб надвинула украсу
сию -
я тешилась
до времени...
Зане'
решеньем
трёх безустальных сестёр
а суд их
неподсуден и бессмертным —
владеть ей будет
вскоре и вовеки
твоя избранница!
Зазвенели свирели чистых голосов, и пятьдесят весёлых морских дев, сестёр царицы, вознесли в мою честь хвалебный гимн. Их родитель, вещий Нерей, чей взор проникает туманные дали грядущего, дал мне доброе напутствие. Бог-прорицатель Главк, покровитель ры;барей и мореходов, наставил меня благим советом. А старец Протей, подавшись подальше, не спугнуть бы любимцев-тюленей! трижды сменил обличье в знак дружбы. Обращаясь то чёрной клыкастой пантерой, то косматым рыкающим львом, то пятнистою скользкой змеёй.
Бледен Минос. Зеленее травы. Вечной угрозой ему имя Посейдона. Что нещаден к критянину. За свершённый в молодости нечестивый проступок. Ты отличный ныряльщик, Тесей. И превосходный рассказчик. Недаром сын Эфры провёл детство у своего деда Питфея, знаменитого мудростью. Доставшейся ему от Зевесова отпрыска Тантала. Коему внук он. Вдобавок наградили тебя боги острым зреньем и редкой удачливостью. Много судов, застигнутых штормом, тонуло у наших брегов. Несметные сокровища таятся на дне. Находят иной раз ценную вещь. Но ещё никогда не слыхал я, чтоб заброшенное в море кольцо зацепилось за сук гниющей коряги или попало прямо на выступ рифа...
Где уже угнездилась другая добыча... Столь сподручно.
Ядовитая усмешка не укрыла возгоревшейся тревоги. Со страхом и благоговением взирают островитяне на сына Посейдона. Не спускает с меня настороженных глаз и царевна...
Миноида, седин отецких радость-птаха... дочерь Пасифаэ, внучка Солнца...
А не ей ли, повинуясь Мойрам, прочила венец свой Киферея?
Зарницами рдея
скользят
змеи кос
Не прячет туника
четы
рыбок-ног
Презрительно
взнёсся
отточенный нос
Но смех
в перлах-ямочках
яблонных щёк!
Сверканье кудрей
воин вмиг
расплетёт —
и прянет
орланом
в блаженство тенёт!
Улыбнулась —
разлился
свет
хмурь сбежала
с гагатов-бровей
и в смарагдах
что жизни живей
полыхнул
обжигая
привет
А кораллы
для уст горделивых
дно обшарив
нашли Нереиды
А для выи
выискал Парос
ароматный
невиданный
мрамор
Ариадна
Ариадна
Ариадна
И в садах
золотых Гесперид
не найти
таких яблок
что ты
напоказ выставляешь
Не бесстыдство
призвало их
наглой хвальбой!
Но глагол
непреклонный
обычаев
Крита!
Благовонное миро
пахучей
струёй
я бы лил
осторожно
меж ними...
Позволишь?
Нет, не время, не время мечтать о любовных забавах. Соберись, Тесей. Рассуди, как взять Минотавра. Отряди в разведку летунью-мысль. Изучи двувидного неприятеля. Прикинь двуразличье возможностей. Обнаружь, выяви слабину. И наметь стратегию, настраивая струны победы. Близкой. И окончательной. Итак! По всем правилам высшей стратегии изготовиться к подвигу!
К ПОДВИГУ.
А первые мои подвиги пришлись на дорогу из Арголиды в Аттику. Когда покинул я царство деда, дабы предстать пред отцом. Дивные тогда открылись мне тайны. Двадцать вёсен назад восплакался светозарному Аполлону в Дельфах властодержец Афин. Бездетен я! Но ответа постичь не сумел. И направил стопы к царю Питфею. Известному зоркой учёностью. А тот, разгадав сокровенный оракул, убедил вопрошателя безотсрочно жениться на дщери своей. Пышнокудрой лилейнораменной красавице Эфре, обожательнице морских набережных подлунных игр. И не уезжай, покуда супруга не подари;т тебя сыном! ты мне гость дорогой! Ибо чудесное будущее великого героя предвещалось наследнику гостя. И Питфей пожелал обресть его в родню.
Так Тесей появился на свет.
Только правду
провидец
поведал
Эгею
Да не всю!
Мне
отцом
был
бог!
Посейдон!
Более года провёл Эгей в цветущей Троисене. Пора было возвращаться. Ибо небезопасно оставлять государство надолго без глазу-нагляду. Добледушный мой зять! Шестерых породил Эрехтей, царь преблагозаконных афинян. Ты приёмный сын старшего, тенью в Аиде он бродит давно, Пандиона. Средний, Петей, за мятеж тобой изгнан. А Менесфей, его поросль, верен Эгею лишь страхом. Младший, Паллант, выжидает. Заполучить бы престол хоть и после тебя! коли случай не выдастся раньше. От дочерей Эрехтея равно нет потомства в поддержку. Жизнь вкупе с девством под жертвенный нож, благородная кровь доброй волей красна! принесла алтарю для спасения Родины юная Хтония. Хохотунью Орифию в снежновершинную Фракию властно умчал на крыла;х, возлюбив, Борей-Северный. Меропиду Пердику бессчастье лишило птенца. А Меропы единственный сын, Великий Дедал, обиходчик резца да папирусов, унесён той же чёрною тучей на дальний Крит. Смирил ты могучестью своей Эрехтеидов! Но несмышлёное чадо твоё изведут они хитростью.
И доверил Эгей моё воспитание мудрости тестя.
И привёл
жену
в потайное
место
И припо;днял
скалу —
спрятать
меч и сандальи
Пусть возьмёт их
мой сын
как доспеет
силой
И ко мне!
Кровь
смолчит —
око
правду
подскажет!
И вот в мой срок я отправился. Поезжай морем, советовал дед. Топорщатся иглы ежа, пока жив. Щетинится злыми опасностями, Та’нату куш заготовляя впрок! суша.
О как сердце
горит
желанием странствий!
Пляшут ноги!
торопятся
в путь весёлый!
Нетерпение
звонко
бьёт копытом!
Удила
грызёт!
На дыбы
встаёт!
Жарко ржёт —
ЗA ПОРОГ!
ТЕСЕН
ДОМ!
МИР
ШИРОК
Геракла в моих ле;тах уже знала вся Греция. А мы родичи. Алкмена, его мать, такая же дочь твоей сестре Лисидике, как моя тебе. Оба правнуки, значит, отцу твоему. Танталиду Пело;псу. Конелюбцу, простёршему длань над собраньем, от моря до моря! земель, что ныне суть Пелопоннес. А ты ну;дишь Тесея кротом хорониться от риска. Нет, дед Питфей! настало оно, моё время! Алкид в Лидии. Опять кровопролитие искупает. Учинил-то супротив воли. Гериными стараньями. Неймётся ей! И пришлось служить царице Омфале. По решенью богов. Ну разбойники и осмелели. Думают, нет на них управы. Погодите, скоро вы обо мне услышите! Обул я завещанные отцом сандалии. Впору мне сандалии. Поднял отцовский меч.
По руке мне меч! И пошёл, следуя за солнцем.
Скрылась из глаз милая Троисена, надвинулись лесистые горы. Выскочил на тропинку великан Перифет, сын Гефеста. Увернулся я от железной громадины-палицы, выкованной Огнеискусным, и летящая тяжесть увлекла за собой неповоротливого. Хромой, как и отец, не сумел сохранить равновесия. И я поразил с размаху мохнатый торс забияки. И забрал поверженное наземь оружие. И не расставался с ним впредь ни на миг! как Геракл со шкурой Киферонского Льва.
Всех кто
не слеп
оповещает
трофей
громогласно —
мой обладатель
могутнее
прежних владельцев!
не поздоровится
коли его
ненароком
рассердишь!
На Истмийском каменистом перешейке, узине промеж двух вспенённных прибоем, слышат друг друга! морей. В сосновом бору, посвящённом Владыке Зыбей Посейдону. Средь уветливых песен прохлады, журчащей об отдохновенье, подстерегал беспечного путника злообычный Синид. Измываясь, привязывал к верхушкам склонённых, числом до пяти, деревьев. Намётанным глазом присматривал, щурясь, стволы. Помоложе! погибче! подольше чтоб не распрямлялись! И наслаждался, смакуя муки несчастного.
Внезапностью брал негодяй.
Да бойца
не застанешь
врасплох
буде вышел
искать
приключений!
Настиг
изувера
конец
что
доверью честному
измыслил!
Прослышали обо мне жители соседнего Кромиона. Стали молить. Освободи нас от страшной Фэи! Губит страну, вконец разорило, дотла! порожденье стоглавого лиха Тифона да этой треклятой. Полуженщины-полузмеи. Эхидны, сестры Гериона, сражённого славным Гераклом в десятый его, помнишь? подвиг. Порасспросил я горестных кромионцев. Понял. Никто и не подступался к гигантской кабанихе. Сознанье терял, не выдерживал жуткого смрада, что шёл от грузной нечистой туши. Натёрся я розовым маслом, залепил нос пчелиным воском и затаился в засаде. Лишь бы не промахнуться! Нет ничего опаснее раненого зверя.
Первый удар зачастую решает исход поединка. Вот мчится она, сотрясая землю.
Прямо под дыхало
всадил я
меч!
Чёрную славу переправщика душ к Харону стяжал Скирон. Но в его собственной не было отваги. Как не было мощи в тщедушном теле. Хитрою уловкой пробавлялся. На границе Мегары, меж нависших прибрежных скал узкой лентой вьётся кремнистая дорога. Завидит дошлец одинокого странника, примется жалостно стенать. Болят-ноют ноженьки мои недвижимые! будь милостив, спустись к целебному ручью! А наклонится доверчивый помочь калеке, резкий пинок и сбросит его на острия торчащих из воды валунов. И проворная морежительница, чудовищная черепаха, пожирает, урча да чавкая, изуродованный свежий труп. Поначалу причитанья меня тронули. Но кузнечиком засвиристело тотча’с сомнение. Как это мог парализованный жить один, на безлюдье?! Я заподозрил неладное.
И не удался подвох мерзавцу.
Им самим
напоследок
полакомилась
его давешняя
приятельница!
А под Элевсином довелось изрядно потрудиться. Каждого, неосмотрительно пересекавшего край, поджидал властодержец Керкион и неотвязно вынуждал потягаться силой. Наверняка бил прохвост. Необорим ведь! доколь неизвестен его секрет. Хорошо, что я вовремя вспомнил, как Геракл взял верх над единокровным братом моим, рождённым Геей.
Над Антеем, царём в зноепышущей Ливии.
Оторвать
супротивника
от земли
Изловчившись
вознесть
на воздух
И душить
пока грозное
буйство
конвульсий
не иссякнет
что ток
обмелевший
Пожалуй, Дамаст тоже дался мне нелегко. Я был уже в Аттике, у излучины Кефиса и забылся в мечтах о близком новом доме. Ты идёшь издалёка, вижу. Может, отдохнёшь у меня? Не хотелось сплеча оскорбить отказом ласку привета. Но я всем сердцем стремился в Афины! И совсем было твёрдо решился, учтивость поправ, отклонить приглашенье. Как вдруг из-под густокустистых бровей исполина влажно блеснуло. Чёрнобрадый обветренный лик передёрнула судорога. Будто сбросили крышку с котла, где клокочет зелье Медеи. На меня дохнул жар ожидания, дай! дай! немедля! Так изнурённый безводной пустыней встречает цветенье оазиса. Уносимый теченьем хватает случайный сук.
Любопытство моё при;няло вызов. Благодарствуй!
В убогой хижине, наспех сложенной из подручного камня, было грязно. От приторного запаха бойни мутило. Пни служили и столом, и седалищами. Постелями две прелых, полуистлевших кучи листьев на кой-как сбитых брёвнах. Приляг. Ты, верно, устал. Воз- бужденье его накалялось, точно угли под напором кузнечных мехов. Глаза мерцали, будто гнилушки на полнощном Лернейском болоте. Он задыхался, словно опрометью взбежавший на Оссу. Жаль, что ты такой рослый, юнец! Я люблю низеньких. Посмотрим, птенчик ты мой желторотый, как придётся тебе ложе гостеприимства. Кому коротко, подрубаю топориком ножки. А длинно;, значит, тянем-потянем. И тебя к нему приспособим. Приладим. Подгоним. В самый раз будет. Как по мерке! как на заказ у столичного доки! Я исправней любого швеца! кузнеца! оружейщика! аккуратней чеканщика! ювелира! Ибо ты зришь, сосунок, знаменитого Прокруста-Вытягивателя! хо-хо!
Палицей Перифета я в ответ оглушил подлеца.
И повалил на одр истязаний.
И подровнял!
Заподлицо!
По личному
его рецепту!
Надвое
вышло
рассечь!
Счастлив был Эгей, увидев свой меч. Да не всех прибытие Тесея озарило денницею радости. Дядюшка Паллант и полсотни моих двоюродных братцев сговорились. Долой непрошеного сопритязателя на престол! к Аиду пролазу! Оружием я усмирил Паллантидов вкупе с родителем. И покорились. А отца взвеселил подвигом, достойным царевича. Разделался с бешеным быком, прижившимся под Марафоном! коего никому не удавалось прикончить! А попал он туда лет за девять до моего рожденья. На Крите его раздобыл доблеславный Геракл. Служа Эврисфею. А тот не посмел оставить у себя животину, заклеймённую гневом Посейдона.
И украдкою выпустил.
Критского Быка!
первоплодника
злопервостных
бедствий Миносовых!
кто родил
Минотавра
посрамленье Миносово!
кто сгубил
Андрогея
упованье Миносово!
я!
укротил
палицей
Перифета
И провёл
по городу
на виду у всех
И принёс
в жертву
Сребролукому Аполлону
предрекшему
мою светлую
долю
Когда скорбно заплескались чёрные паруса корабля, снаряжаемого по третьему разу для перевозки постыдной дани Криту, и кручинными стонами огласились Афины, отдающие дважды семь своих лучших детей на погибель, я твёрдо вошел к отцу. Великий царь! покуда не издох Минотавр, мы обречены бесчестию. Безысходно. Я убрал Критского Быка, я истреблю и его хвостатое отродье. Дозволь мне ехать. Не бойся за меня. Аполлон-Дельфиниус раскрыл тебе Тесеев жребий. Быть сыну твоему ВЕЛИЧАЙШИМ ГЕРОЕМ АТТИКИ! А разве уместно герою сложа руки созерцать слёзы Отчизны? Убить Минотавра мой долг перед собой.
И боги всегда на стороне того, кто идёт своим путём!
Долго не соглашался Эгей отпустить меня. Ты опора моей старости! Задержавши судно, совещаются старейшины в храме Девы-Градодержицы, припадая к источнику вечной премудрости. Без устали тренируюсь в палестре, упражняя мышцы. Наконец, оракул из Дельф возгласил. Ищи покровительства Афродиты! Пристойною требой почтил я Пеннорождённую. Трижды прокричала священная сова нашей заступницы. Крепко держат смуглые руки гребцов еловые вёсла. Треплет ветр седые волосы Эгея. Верю, ты сразишь Минотавра. Хочу верить, что вернёшься живым. Смени обратной дорогою паруса!
И белый цвет безмешкотно возвестит благоуспешность издали!
Да хранит тебя золотая Пафия!
Фэб-Аполлон!
светоч пречистый!
Славные
ты предсказал мне
деянья!
Радостно
им поспешаю
навстречу!
Подвигов
жаждет
душа героя!
Смертным рождённый
не минет
Леты
Мышью ль
по тёплым
урочным гнёздам
где тьма и зёрна
тайно ютиться
да поджидать
беспочётную старость?!
Страшно лишь
жизнь утерять
без боя
голой мето;ю
лихим ухищреньям
кануть в Аид
от удара в спину
не распознав
злой умысел вражий
Горестна
смерть
чьим оружьем
бесчинным
дротик
предательства
лук
вероломства
щит чей
не медь
и не шкуры воловьи —
дружбы личина
с кривой ухмылкой
Всенепреложны
веления Рока!
Следует им неотклонно
достойный!
Слабого милость
богов
покидает!
ХРАБРЫЙ РИСКУЕТ!
И ПОБЕЖДАЕТ!
Не умa’лилась ли мощь Минотавра от длительного заточения? Не состарился ли он? Или вечность жильцу Лабиринта судили Мойры? Кромионскую Фэю породили бессмертные чудища, но я лишил её живота. Критскому Быку был дарован не бычий век, да я положил ему конец.
Не пора ли вослед хвостоносцам и быкохвосту-ублюдку?
Он казнь не только Миноса, ненавистного Трезубцедержцу. Но и афинян. Повинных терять сограждан. У коих царём мне быть вскоре. Ибо годы Эгея преклонны. Унижения сыну не пожелает отец мой Посейдон! И, верно, сугубо одобряет предпринятое. Кольцо критянина на мизинце его и венец Афродиты на челе моём свидетельствуют отцовскую милость.
Всебесспорно.
Я борол —
волк щенят!—
и чудовищ!
и великанов!
Я поверг —
Нил в разлив
опрокидывает дамбы!
кувырком! —
даже
Перифета!
чадо
Владыки Огня
Гефеста!
У Минотавра лишь голова быка, ниже шеи он муж. От противуестественности зрелища, ясное дело, цепенеют. А он атакует стремглав. Не рискуя шерстинкой! Но лёгкие победы не на пользу боевой форме. Приучают к недооценке противника. Взращивают отупляющую самоуспокоенность. Сонливую леность благополучия. Да и мускулы без практики вянут, дрябнут, рыхлеют... Папашу-то я взял живьём. А уж он заведомо был посильнее. Таран во плоти! Да и не разбежаться в Лабиринте, дабы с толком пустить в ход рога. Значит, тактика уклоненья, выматывания. Попрыгай, выродок! Попробуй твердокаменный лбину о камень стены! Пара ударов посбавит тебе прыти. Первый же промах выведет из себя скотинку. Две-три неудачливые попытки, и ярость затопит твои скудные мозги. Задохнёшься ты с натуги, окопыченный! А тогда быстрота и натиск.
Выломаю кусок плиты, и несть зверушки!
Быть по сему. Ты, бычок, всё равно что мёртв. К во'ронам! Иное заботит меня. ВЫХОД ИЗ ЛАБИРИНТА?! Старейшины полагаются на Великого Дедала, кто под кровом трегрозного благожительствует в почёте и славе. Правда, недальновидность их тщания осудила его на смерть. Но не винил приговор мудрых судей. Смерть за смерть. А на нём кровь племянника. Однако Эгей, умеющий деятельно понимать заслуги, дал благотворцу сбежать. Что хранит сердце беглеца, кроме горечи? Видит ли себя обязанным благодарностью дружителю, чьё умышленное попустительство, а то и вовсе руководительство сберегло ему дыхание жизни? Захочет ли ставить её на кон, чтоб помочь в счёт давнего долга? Если да, как возьмётся за дело? Втайне ли от Миноса? Или мастер эвристики, безукорник в эристике, вздымет победный дрот Логоса? Маски долой!
Разве не след венценосцу взыграться счастием, коли сгинет отвратный пасынок?
И всё же
твердил
тревожный треножник
ПРЕ-ПО-РУ-ЧИ
СВОЙ-КЛИ-НОК
КИ-ФЕ-РЕЕ!
Видно
спопутчицей мне
Ариадна —
Солнцева внучка
как и Медея
Тот же
струится в жилах
пламень
Так же
бунтует
неукротимо
Вскинется —
тают
препоны-претыки
будто под пальцами
утренний
иней
Сердце
пронзит ей
стрела Эрота —
крови пожар
займётся
Тифоном!
Всё
для Тесея
соделает дева
как Медея
ради Ясона
Другиня
речистая
Ураниды!
Пейто;
госпожа вящих сил
убежденья!
Даруй
от умений твоих
Миноиде
отца преклонить
к упрошеньям дочерним
Тебе ж
Эрокинэ
пренесказанная!
клянусь
на твоём пёстрорадужном
поясе!
Подвиг
в защиту Отчизны
свершу я
как подобает
герою
Но из ловушки
глухой
Лабиринта
смертный
не выйдет...
О благоуханная!
Хитростных
козней
дока
цветущая!
Не оставляй меня
смерти
бесславной!
Выведи!
И на высоком
Акрополе
светы
взнесёт
о лилейноколенная!
стройноколонный!
храм
Всенародной!
дивной
в веках!
Афродиты
Пандемос!