"Вот-вот и дорастёшь до самых нужных слов..."
Андрей Пшенко.
Вот-вот и дорастёшь до нужных слов,
до самых нужных, что на дне бокала.
Наполовину пуст карман, стакан, улов...
Совсем не так всё это представляла.
Шагаешь вгору, а ступеней нет,
и где-то бестолковая вершина.
И не уверена, что думаю о ней.
А понедельники длинны, а жизнь не длинна.
А за углом знакомая скамья –
присесть, чтоб отдохнули ноги.
Сидишь и думаешь: ведь я уже не я,
а что-то древнее на стареньком пороге.
Переступить – и будет мир иной –
отстиранная кисея в лазурном небе,
не стёртом этой скаредой-войной
из пенсионно-выспренного бреда.
Перешагнуть – и может быть взлетит –
пичугой вольной из нутра личина.
Весь этот мелкий жизненный петит
всего лишь листья – осень неизменна.
Сидишь, корябаешь карандашом
податливую чистоту эпистол.
И хоть бы был какой-то высший толк
в смешных потугах обретенья смысла.
И вряд ли дочитают до конца,
поэтому спешишь поставить точку.
Как много сора нынче из ларца...
А кошка смотрит мудрым взглядом. Очень.
*
Время не растянешь и не сплющишь,
сыплется песочком в сонный двор:
жар такой безжалостно-колючий...
Где-то слышен птичий разговор,
но и он к полудню затихает,
прячется в тени и хочет пить,
и не смеешь ныть и время хаять:
с Богом ведь бессрочный договор
о любви, надежде и смиренье.
Час сиесты пеклом не считай, –
вечер бросит край укромной тени
и опять начнётся суета...
*
Стихи порою вылезают
из-под прилавка на базаре,
порою льются из ведра
тугой струёю серебра,
а иногда умеют виться
малюсенькой от выси птицей.
А, может, это не стихи,
а просто ночи, дни тихи,
а просто радость меж обстрелов,
а просто жизнь, как и хотелось.
Вдруг просто пахнет свежий хлеб,
и просто мир на всей земле,
и просто кошка ляжет рядом
и щурит янтари, не глядя,
и просто мечутся стрижи
и ткут на чистом небе жизнь.
Внутри протест против смертей
всех человеческих детй...
А рядом мирный атом спит.
– Не разбудите! – говорит.
*
Нечаянно заметишь позолоту
обочин, что не убраны с утра,
стрижиный ежелетний тарарам,
и дрогнет как-то, где-то, снова что-то.
Срисовываешь неба кисею
на вот-вот-вот иссякнущей странице
и не смолкают звуки, мысли, птицы,
и суету продолжишь по житью.
Расправишь, что измялось невзначай,
придумываешь нитку Ариадны,
чтоб удержаться, выстоять, не падать...
А летом квас холодный, а не чай.
А рядом мягкое чудачество лежит
и щурит янтари, водя ушами.
И легче станет и теплее самость.
Листок на фоне облака дрожит...
И мчится дальше выдуманный день,
записанный, а значит можно вспомнить
его траву, росу, цветы и поле,
и вставить в рамку эту дребедень.
Перчёный, пересоленный сюжет,
его июльский свежий свет и запах
крадётся на пушистых мягких лапах
и, прыгнув, расцарапывает гжель...
*
Изнанка времени потёрта
и прячет грязное в тени.
Не заведёшь – бежит без счёта
и неизвестностью манит.
А вдруг оно остановилось?
Или считает миги вспять?
И есть предательское что-то
в прошедшем времени...
Магнит, что хочет возвращаться,
как маятник,
в былую жизнь?
В былое горе или счастье?
хоть как вертись, застынь, молчи...
Вода бежит и утекла
и правду бают зеркала,
и на бумаге чисто-белой
уже написаны слова.
Их не стереть и не исправить
хоть зачеркни...
Морщин следы
не прячет ботокс жёстких правок
и изобилие воды.
И носишь то, что износилось.
И можно лишь вперёд идти.
Благодаришь за то, что силы
хватает до конца пути.