На кладбище - огромные улитки.
Сняла одну с семейного надгробья,
И влажный след остался на граните,
Не оттого ль, что мы рыдали обе?
Зря говорят, улитки – толстокожи,
Зря говорят, что боль им не подвластна -
Она кивала парой мягких рожек
И выглядела грустной и несчастной.
Свистели нам невидимые птицы
В высоких пышных кронах лип и кленов,
Тянулся луч к земле, хотел пробиться,
Мешая колер золотой с зеленым.
Черемуха дарила запах детства,
И не было вокруг мертво и немо.
И жизнь текла, и не казалась местом,
Где навсегда остановилось время.
Моллюск кивнул, мне на прощанье бросив:
“Я ухожу”, подвижными рогами.
И, с головою и ногой-присосом
Ушел в себя, и моментально замер.
А я, в ладони зажимая панцирь
И ощущая маленькое тельце,
Заметила, как стало вдруг срастаться,
Разбитое на части горем, сердце.