Посвящается тёте Люсе и основано на ее рассказах. Колыбельная прадеда, которую он пел Люсе.
***
Оттепель бы должна, и весна-то близко -
Кинешму в пятьдесят третьем мороз сковал.
Умер прадед мой, сын Захарии, мещанин, внук кантонистов.
Не перезимовал.
Длинный лежал, каланча: гробовщик в затылке
долго чесал, снимая под гроб замер,
доски выбрал сосновые на лесопилке,
и сколотил едва под нужный размер.
Вот положили гроб на простые дроги
и повезли дорогой всея земли
Люся, внучка, сидела, свесивши ноги,
прямо верхом на гробу, остальные шли
в гору, на старое кладбище. Под берёзой
яму рубили ломами мужики,
переминались валенки, люди мёрзли,
звякали заледенелой земли комки...
Люся все тёрла нос рукавом тулупа,
вот уж рукав на солнышке стал блестеть,
облако в вышине золотистый купол -
хочется посмотреть
так ли все там, на небе, как дед-то верил?
шелковый развевается лоскуток
лёгкие паутинки талые перья
ветра сквозной проток
...........
Перед войной забрали старшую дочку
Софью, за недостачу списали в ад.
Слышала Люся, деду не спится ночью,
ходит высокий, темный, полы скрипят...
Станет в углу, закроет лицо ладонью,
спорит и просит, сердится на кого:
"Я хоронил детей, Ты зачем же Соню?!"
Люся боялась, все же звала его:
"Деда, а чтой-то холодно, стопим печку?"
"Люська, не спишь? Ну ладно, пойдем-пойдем"
Ножки босые... "Истопим, дак да, конечно" -
чиркнула спичка, колышется старый дом...
..........
Сон идёт по лавочке в красненькой рубашечке,
а дремота по другой в рубашонке голубой дремота дремать велит,
ну а сон-то спать велит
........
Тихо гудела печка, дрова трещали,
Люська клонила голову на плечо...
Страшно на уральском лесоповале:
спрашиваю Тебя, а в ответ - молчок...
***
Эх, высоко плывут лоскуты из шелка
в синьке и свежести и ключевой воде!..
Пятого марта вскроются льды на Волге.
Ждать иногда приходится слишком долго,
жить получается наперекор беде...
Соня идёт в телогрейке, в платке, с кошелкой,
к старой берёзе, где похоронен дед.