Но пока
Нет твоей любви,
Мне всегда
Будет хотеться чего-то ещё.
Борис Гребенщиков
Где-то там, под слоями пепла, глубже дна океана, дальше рваных краёв рассудка, словно внутри пандорского ларчика, накрытого тоннами будней и домыслов, - о, даже глубже депрессий! - лежит Теплота. Запредельная, нескончаемая, обволакивающая, убаюкивающая, - лишённая тела или лица, как и имени или частной собственности, ведь ничто земное ей не свойственно: вещи, люди - лишь маски её, ретрансляторы, в них она прячется, ими мерещится. Ничто её не содержит в полном объёме - мало места ей здесь, безграничной! Вот её мы всю жизнь догоняем, зовём, выторговываем, выскребаем по капле, пытаемся вырвать из лунки, в руках покатать, помусолить, прижать, с нею слиться.
О, до чего организмы наши не целостны! Это только снаружи так кажется: контур, бордюр, эпителий; но нервные окончания простираются далеко за пределы пальцев, желают продлить сеть артерий, и сердце отказывается кровь качать в одиночку, если никогда не присоединит второе, иное, родное.
Кто сказал, что люди - не биомасса? Мы б с огромной усладой все сгрудились, слиплись, стянулись в единый бифштекс. Как приятно желудку прижаться к кишке, к селезёнке и печени! Как отрадно трём кубикам льда раствориться в джин-тонике! Как умильно быть камнем, летящим в карьер: тяготеть к центру круглой Земли, пролетая кору, мимо мантии, - чтобы расплавиться в магме ядра, стать ядром, стать ядрёнком! Так и мы в темноте рыщем, ропщем: ау, Теплота, где же ты? Как с Тобою нам соприкоснуться?
Кто-то копит на машину. Кто-то кремом трёт морщины. Кто-то стены ярко красит. Кто-то пыхнул калюмбасик. Кто-то уплетает бургер. Кто-то кутается в куртки. Кто-то отдыхает в Сочи. Кто-то пьёт, а кто-то дрочит. Кто-то приютил собаку. Кто-то получил зарплату. Кто - за ЗОЖ, кто - клеем дышит. Кто-то помогает нищим. Кто-то швыркает какао. Кто уехал жить в Макао. Кто-то ржёт, листая мемы. Кто-то, вот, строчит поэмы.
Но всего этого мало, так мало. Шестиступенчатый цилиндр не может обнять; ни питбуль, ни двортерьер никогда не скажут, что гордятся тобой; и сколько ни мастурбируй на плоские фото выпуклых актрис, тестикулы вовек не опустеют; и на получки можно купить дом, но нельзя - Дом. Отсюда - разочарования, печали и зэнзухты. Отсюда - желание только сильнее вдавить педаль газа: ржать звонче, пить больше, быть в отпуске чаще, жену б помоложе, зарплату удвоить, не «Шкоду» - а «Лексус», не травку - а геру... Вот только и этого мало. Бесконечный Голод. Да разве он имеет отношение к зелёным бумажкам, красивым манишкам, ванильным сушкам, нагретым ложкам?
Я везде её ищу - эту, казалось бы, бесформенную Теплоту. Но я точно знаю, что изначально у неё были волосы, - я же видел! - мимика, - мне ведь улыбалась! - кончики пальцев, - иначе чем грела бы? - и биополе, - а только его и чувствуем! По всем показателям - мягкое, женское, утерянное навсегда в конкретике, но оставшееся расплывчатой дымкой влечения - уже к иным. Не от этого ли я так влюбчив на эскалаторах?
Теплота моя рассыпана бусами по разным шеям. Я знавал тех, кто хорошо смотрится на своей сцене, недосягаемых богинь Иштар, слишком золотых Юдифей, а я - так только паломник, художник возле сугубо своего мольберта; моё дело малое - любоваться и не знать, на что именно. Я знавал и тех, кто провоцировал не взор, а скорее руки: дотянись же, укради, отвоюй - не мечом, так розой! Огнём обжигали, светилом слепили, как ночь, крыли мраком, как вечер, баюкали. Чаще всего ускользали они мимо кассы. И знавал тех, чья кожа всё-таки достигнута, получена, даром что в кредит - кредит доверия, не оправдавшегося, на взаимной ребяческой вере; и так много километров бывает в узенькой щёлочке между двумя языками французского поцелуя.
Нет, ни разу не находил я в какой-либо женщине окончательную Женственность, как ни в одном телевизоре не сокрыто само телевидение; какой канал ни включи - только его и увидишь, никогда не целостность, не реальность, а только объедки с застолья Орануса. Более того, в каждой женщине больше от Девочки, чем от Матери: это она, как малютка, испросится, чтобы твой бицепс напрягся и недругов всех опрокинул, а мозг натрудился и вынес решение мудро, а воля вела к процветанью семейной ячейки. Куда мне! - ведь сам я прошу о Спасителе, о Магдалене; просить не хочу, укоряю себя и стыжу, прячу глубже слезу, имитирую силу, наружно терплю, - но прошу!
Ну когда же я перестану искать Тепло? Разве можно его отпустить, просто взять и уйти? А куда? Часто кажется мне, будто вне Треугольника - лишь мертвецы, краска серая, всё по инерции, нет ни любви, ни желаний, ни сути; там мясные создания делят кровать, ни на что не надеясь, и всё просто так, лишь пустые слова, бытовуха и накипь кастрюли, в которой не суп - а вода с овощами, и ты биоробот, толпа из случайных молекул... Да есть ли там жизнь за пределами Комнаты? Что ж, я не знаю.
Вот только и тут её нет: я сижу возле хладного женского тела, как Симба у трупа Муфасы; толкаю - проснись, мол, чего ты молчишь, отстранилась, давай же нормально, как раньше (так рано, что даже не помню, - но было!), вставай, отзовись, достучусь до небес, не отстану! И тыкаю палочкой до бесконечности...
Разве не так же мы тыкаем пенисом в вульвы? Чтоб разбудить Архиженщину, чтоб обрести и отведать первичный покой, хоть кусочком своим прикоснуться к нежнейшему, хоть на семь дюймов вернуться в утробу... О, секс, ты лишь копия копии копий! Проклясть бы тебя! - но ты глубже, чем, собственно, фрикции, ярче, чем кровью налитый сосок, ты богаче, чем семенники, и важнее зародышей (вроде как цели твоей!) - таки вот где зарыты иллюзии.
2022