Ночь тёмный локон на мизинец
крутила, вечностью маня,
а белый сон ахалтекинец
бежал от звёздного огня,
напрасных вспышек, переливов,
срезая путь в судьбу длиной,
вплетая время в хвост и в гриву,
век оставляя за спиной.
Бог слушал ритмов перестуки,
строг, молчалив и седоглав,
а сердце сокращалось в муке,
и иссякала жизнь стремглав.
Сплывал стажёр реинкарнаций
куда-то в новую главу,
в громах и молниях оваций,
навылет, навзничь, наяву.