Убил я поэму. Убил, не родивши. К Харонам!
Хороним.
Хороним поэмы. Вход всем посторонним.
Хороним.
Андрей Вознесенский
- ...А ты о чём куришь?
- О липкой душевной невзгоде,
Сплошной непогоде внутри,
О тяжёлых разлуках,
Проступках давнишних,
О незавершённых романах...
А ты о чём пишешь?
- О том, что вредно курить...
Мне предки - ни к чёрту, венки и дощечки - тщета, кости с мясом сгниют всё равно, а останется что-то иное. О времени плачу я! Дни усыхают гораздо больнее, чем ткани. Рождаются люди взамен предыдущих, мы сменные, словно запчасти и школьная обувь, - но годы никто не вернёт, в них зарыты ушедшие чувства, сопят, разлагаясь.
Погребаю я детство! Аминь, беззаботность, летящая поступь и лёгкое сердце. Как ты устремлялось в утёсы над морем, в ковбойские прерии, в летние зори, в стимпанк, в приключенья мультяшных героев, в цветущую майскую Вену, в Париж или Прагу, в чай с мятой и сырным печеньем, в Вальхаллу и Хогвартс, в великих актёров (которым, конечно, ты ровня, всё будет, всё сдюжишь! Ведь счастье обещано кем-то снаружи, с кем связан ты, кем опоясан, кем обеспечен). Хороним! Ну всё, прощевай... Забываю тебя по чуть-чуть, но вовек не забуду совсем.
Погребаю я юность! Земле предаю окрылённость идеей (почти наважденьем), вселенские мысли, научный подход эрудита семнадцатилетнего, лучших друзей, даже лучших врагов (гордо под водопадом сразить своего Мориарти в кулачном бою), первый опыт несчастной любви, первый опыт - счастливой, загадочность секса, что приоткрывается дверцей в блаженную взрослость, романтика сладостной муки и сверхчеловека, живые эмоции, лирика жизни, всё живо и благоуханно... Теперь же цветы - над тобой лежат, юность. Хороним! Убаюканный принц, спи спокойно... Остаются повадки твои до сих пор, но уже без запала.
Погребаю я молодость. Время свершений (наверно), надежды (я слышал), веселья (так можно?), начала стабильности на тропе-колее (в самом деле?), серьёзных шагов (это правда?), подвижек к семейности (Господи Боже), подбора призвания (без комментариев), реализации потенциала (ну хватит...), самоконтроля (довольно!), а главно - осознанности индивида-субъекта (избавьте, увольте, из книжек каких это взято? Как будто вы врёте, как будто лекалы чужие, рубаха навырост, меня не учли, теоретики Маркса! От этих наказов пасёт замогильем...) Хороним - как будто заранее, выйти из зала, скучна кинолента, включите другую, бодрее, смешнее, а тут - проповедник Феллини, занудный Годар, мрачный Николас Рёфн...
Хороним - не зная, что будет потом: может, зрелость? Матёрость? Затем досточтимая пенсия? Но что мне даст пенсия, если не верится в мудрость седую, в грамотность зрелых, в силу семьи, в ненапрасность существованья? Мне двадцать пять через месяц. Но внутренне - словно застрял я в пятнадцати, кони уснули среди переправы, назад не свернёшь, а вперёд - хрен доедешь. Вот почему вся эта история - обо мне, только вот меня в ней нет. Чувство, что время идёт слишком быстро, и мне уж никак, никуда, никогда не угнаться за собственной жизнью. Погребаю себя! - под тобой, циферблат, под твоим торопливым бегом, тяжелейшей походкой, железной пятой.
Мы все умрём - а я тем более... И зачем только я познал это так рано? Мне было одиннадцать, ночь, родня спит, а я вдыхаю могилу; потом уже - корвалол и расспросы, а я молчу - ибо что обсуждать будущим трупам? Один первее, другой позднее; один в древесном гробу, другой в зачехлённой урне, а третий - рожей в дно лужи. Нет таких порнофильмов, в которых есть что-то интимнее, чем запазуха смерти; и нет таких взяток, какие взяла бы она, трухлявая дура. Какое такое преуспевание, сила, удача, благо и грех: ведь итог любой партии сходный, королева уже съедена, скудными пешками не отбиться, да и у соперника фирменный эндшпиль - опрокинуть фигуры и тебя заодно. О, смерть ведь даже не жмурик на бледном коне, а скорее - место... Лифт чистого света, дорожка ковровая в «nihil», трансгрессия в кварки; пока улетаешь, прощайся и вслед помаши, ибо - финиш, на том этаже - пустота, абсолютно тихо.
Вот почему, видя мускулистого бородача, иногда я думаю: «Тёпленький пока ещё». Вот почему, наблюдая, как его обласкивает женщина, я ему сожалею: «Это сейчас твой хрен втыкается в пельмени, а однажды распадётся на углерод и гной»; это пенисная дезинтеграция, оскопление самой природой, уготованное каждому от задрота до ловеласа. И когда детвора шалопутничает на «коробке», пока на них смотрят с балконов железобетонные старухи, - мне не кажется, будто жизнь коротка, но кажется, что её длительность ничем не обоснована. Тягомотина попыток, беличье колесо достижений, распродажа вещей усопшего, перевод часов на местное время, искусственные цветы, висячие сады... Как ни дёргайся, в твой дом придёт НКВДшник - бестелесный, очевидно, не с Лубянки, а с горы Синай; влепит прикладом Маузера в лобешник, укажет перстом на стенку и гаркнет: «Вставай».
2022