А день июльский ветхим был с изнанки,
и сквозь него был виден небосвод.
Всего-то час назад гремели танки
и рассекал горящий самолёт
два облака, похожие на мишек,
меняющие облик на глазах...
Казалось, будто времени излишек
никак не отразится на часах.
Но замерло и побежало снова
оно, не прекращающее бег,
вместив в себя магическое слово,
как непреодолимый оберег,
поправшее напасть, беду и горе,
разверзнувшее душу вглубь и вширь,
начертанное краской на заборе
знакомое до боли слово МИР.
Как дивный сон, как сладостная грёза,
как в сердце пробудившийся росток!
Попробуй соскоблить,- и вмиг заноза
вопьётся колкой щепкой между строк.
Ни с детского рисунка, ни с кирпичных,
каким-то чудом устоявших стен,
ни с толстой кожи площадей столичных,
ни с черепичной крыши, давшей крен,
ни с двери, ни с асфальта Нагасаки,
ни с века, растворённого во мгле
нельзя стереть магические знаки,
хранящие живое на земле.