Лёд шёл, лёд тронулся сегодня в ночь
Как в прошлый год, точь-в-точь как в прошлый год
Сосед, который уж по счету
Спросив у жизни счёт и счёты,
За все бессмысленные дни
Плеснув за воротник,
Швырнул себя в закрытое окно
Закрыв собою прежнее пятно
А там вокруг сплошные пятна
И это было бы понятно
Но я не жил так как они.
Трещат наряды зимние реки
Трещат... И доблестные моряки
В таверне полной шлюх и сора
Отбросят карты и бутылки с ромом
В которых зиму всю себя от скуки берегли,
Чтобы устав от зюйдов, вестов и снастей
От недостатка свежих новостей
Сойти на пристани чужих портов
И оказаться вновь во власти рома
И жадных мокрых шлюших ртов.
Что за любовь? Любовь к перемещеньям?
Буддист таким вот воплощеньям
Едва ли был бы рад
Но мы давно живём в глубоком просвещеньи.
Весна... Весна скрывалась в глубине рассветов,
Иллюзий, что нам видеть не дано,
Пришла, с одним единственным, но страшным
"Но" -
Бесплодность поля, запах горя и обманутых мечтаний.
Не намекая, прямо говоря:
- Сломалось что-то,
То ли дверь в одном из зданий,
А то ли, что-то в сердце корабля.
Лёд тронулся, нам это не впервой,
Унылый грач сидит на ветке
Но сердце... Сердце, как и прежде в клетке,
Не плачет - не умеет, не болит
Мертво возможно, может крепко спит
А может просто замерло на время,
Чтобы услышать, как прохожий говорит:
Да, жизнь бесспорно сложный элемент
Покрытый страшной тайной мирозданья
В котором может и сломались двери зданья
Но только, как напоминанье, как совет.
Мы не умеем (или?) проходить сквозь стены
Но в самом беспросветном мраке ищем свет
Бранясь, пытаясь встать хоть на одно колено,
Ища хоть каплю крови в стылой вене,
Чтоб может, пусть не в этом поколеньи,
Но дать судьбе хоть приблизительный ответ.