Часть 5. Колка дров

Марат Шериф
* * *

Шалтай-Болтай попал на Алтай.
Шалтаю-Болтаю понравился край.
Он так нашатался,
он так наболтался –
верните
  Шалтая-Болтая
     с Алтая!


ОБЬ

Далеко на юге – Алтай и Казахстан.
Далеко на севере – холодный океан.
Близ большого города качает облака
западносибирская равнинная река.

Летом разливается, на зиму – под лёд.
Это сибирячка, она всех переживёт.
Как ни загрязняй её, как её ни гробь,–
всё дерьмо уходит. Остаётся Обь.

Спят на дне, невидимы среди простых камней,
каменные идолы давно забытых дней.
Родина Кучума и чужбина Ермака –
древняя нерусская сибирская река.

Далеко на юге – Алтай и Казахстан.
Далеко на севере – холодный океан.
Под Новосибирском катит не спеша,
с памятью Катуни, в предвкушеньи Иртыша;

Кому рубли да доллары, юани да теньге,
а река течёт всё по степи да по тайге.
Грузная, небыстрая – тем и хороша –
западносибирская синяя душа.



ТУРКЕСТАНСКОЕ ЛЕТО

   Сколько ни скажи “халва” –
   во рту слаще не станет.
     (Пословица)

О тебе шумит халва-молва:
ничего нет слаще твоих губ.
Похвала – такая же халва:
сколько ни скажи, а всё не люб.

Ты как мёд!.. А вот глаза как лёд:
горло отнимается само.
Ты глядишь,
– так затыкают рот…–
я давлюсь, как мёрзлым эскимо.

Налитые яблоки груди;
про другое и не говорю.
Истекает лето. Впереди –
на зиму засушенный урюк.

Ломтик дыни сахарной в руке,
как твоя улыбка, белозуб.
Глажу персик – словно по щеке;
– Ничего нет слаще твоих губ!

(Кто поверил, ходит в дураках;)
Райский сад, которому не рад.
Сласти-страсти. Имя на губах.
Самый горький в мире шоколад;



ГАЛО

Эх, снега намело;
Вокруг Луны гало.
Так голо и светло:
ни звёзд, ни НЛО.

Концы оголены.
Кольцо вокруг Луны.
Гало, гало, гало.
Галактика, алло.



НОЧНОЕ ЧТЕНИЕ ТРЁХСТИШИЙ БАСЁ

   "Вода так холодна!
   Уснуть не может чайка,
   Качаясь на волне…"
    Мацуо Басё (Япония, XVII век)

“Вода так холодна!..”
Божественное хайку
в бессонной тишине.

И – новая волна…
Уснуть не может чайка,
дрожащая во мне.

И дышит, и опять
Поэзию встречает
взволнованная грудь…

Возможно ли унять
волнующихся чаек?
Возможно ли – уснуть?



ОБЛАЧНАЯ НОЧЬ

Не видать ни шиша,
кроме Большого Ковша.
Да чуть правее –
Кассиопея.



СТИХИ О ПИТЕРЕ

   Э.

Заброшу свой старенький свитер,
куплю дорогущий пиджак.
Поеду, наверное, в Питер,
поскольку мне хочется так.

Живёт там художников масса
и умер великий поэт.
И знамя рабочего класса
когда-то затмило рассвет.

Там очень шальные подростки
и марихуана в умах.
Скруглённые там перекрестки
и шпили на старых домах.

Я выну заветные тыщи
и тратить их буду готов,
балдея от вежливых нищих
и интеллигентных ментов.

Намечу романы в проекте,
стихи сочиню на ходу,
и на знаменитом проспекте
к художникам я подойду.

И мы бы совместно распили,
и нас подобрал бы наряд.
Но, как бы меня тут ни били,
меня не потянет назад.

Найду для задержки я повод,
и поводов будет не счесть.
Как классно, ребята, что город
такой замечательный есть.

А мне говорят о Париже,
что есть и ещё города.
Но Питер значительно ближе,
и я собираюсь туда.



ЧАСОВЫМ НЕ ЗАПРЕЩАЕТСЯ ЛЕТАТЬ

   "Часовому запрещается: спать, сидеть,
    прислоняться к чему-либо...    петь..."
    (из Устава гарнизонной и караульной службы)

Хочет снять меня с поста
негодяй вооружённый,
но мечта его пуста.
А мотивчик приблатнённый
так пристал, невмоготу.
– нарушение Устава –
Песня мается во рту,
понемногу набирая высоту.

Я летаю над постом,
ни к чему не прислоняясь!
Негодяи под кустом
суетятся, удивляясь.
Бесполезно уверять,
что лечу не по Уставу.
Ничего с меня не взять:
часовым не запрещается летать!



ДОРОГА

К искомому итогу
вдоль Млечного Пути
ведёт меня дорога…
Все спутники мои

отстали понемногу,
решив, что не дойдём.
А мы с тобой, дорога,
осталися вдвоём.

Прости меня, дорога:
покуда было сил –
не доверялся Богу,
но Бог меня хранил.

А ты имеешь право
пойти куда-нибудь
и превратиться в Дао,
что по-китайски – Путь.

Путей на свете много,
но я хочу с тобой.
Возьми меня, дорога,
веди меня домой.



РОДИНА

Вот ведь странный уголок.
Никаких тебе тревог.
И картина-то вокруг
всё одна:
степь, поросшая травой,
купол неба голубой,
и под этой синевой –
тишина.

Я ушёл и был таков.
Сторонился дураков.
Не грустнел от синяков
и досад.
То я пел, то я пил,
то я девушку любил,
но однажды загрустил –
и назад.

И пришёл. Давно пора.
Вот и ладушки, ура.
А картина и стара
и нова:
степь, поросшая травой,
тишина, само собой,
и над этой тишиной –
синева.



КОЛКА ДРОВ

Кондовый наворот.
Запомните момент! –
Как правильно берёт
мужчина инструмент!

Так было испокон:
коротенький расчёт,
увесистый поклон.–
Поленница растёт.

Отечественный смак.
Суть деда и отца.
Ещ-щё один чурбак
рас-
калывается.

Распаренная плоть.
Эх, куча здорова!
Как здорово колоть
хор-рошие дрова!



ПРОСТОТА

   Нет счастья, равного спокойствию
          Будда

… где только смуглая трава
да в небе облака плывут,
где забываются слова
и просто смотришь на траву,
на облака над головой,
(а в воздухе – такая дрожь…)
когда становишься травой
и просто вверх себе растёшь,
как будто путь уже знаком,
и ничего не говоришь,
а так, следишь за ветерком,
не замечая, что летишь…