ДВА ДНЯ В ПИТЕРЕ
В купе бесчувственно залечь,
пусть растолкают поутру;
пройдёшь смешное место встреч –
вокзальный памятник Петру,
и входишь в Город, ради двух
рабочих суток в беготне,
так непохожий на Москву
и улыбающийся мне.
У каждой тётки свой ответ
куда какой сейчас трамвай
(тут можно слушать диалект,
но это Питер – не зевай).
И старый друг ещё не стар
и сразу лезет обнимать:
хоть перегару на гектар,
зато и есть, где ночевать.
А все два дня – не продохнуть
от дел, разъездов и звонков!
Ну, вырвешь времени чуть-чуть,
чтобы заехать в Петергоф –
где словно видишь старый сон,
– а он остался так же нов, –
и вперемешку длится звон
фонтанов и колоколов.
Нептуну бросишь горсть монет,
пока проходишь Верхний сад,
а в Нижний просят взять билет,
но ты уже бежишь назад...
И кайф не в том, что где-то был
и что сказал экскурсовод,
но так приветлив каждый шпиль
и так легко Нева течёт.
А после – едешь далеко,
чураясь транспортной возни
и вспоминаешь, как легко
и как прекрасно, чёрт возьми.
МИСС ОДЕССА
Вам снится сон, такой прелестный,
но что-то в этом сне не так:
что к вам подходит мисс Одесса (!),
а вы молчите как дурак.
В ушах торжественная месса,
но на устах у вас печать...
От вас отходит мисс Одесса.
Теперь вам хочется кричать,
но это зря и неуместно.
— Какой вы, право, дилетант.—
Подходит мама мисс Одессы...
«У девочки такой талант!
Но это город дик и беден;
ах, если б вы могли помочь!..»
Подходят братья и соседи;
вы ищете глазами дочь —
была же здесь! Ну, где же, где же...
Вдруг слышите как наяву:
— «Да вы, наверное, приезжий!
Езжайте же в свою МАскву-у-у!..»
Вы просыпаетесь в Сибири!
За окнами седой мороз.
Потом вы курите в квартире,
а душу мучает вопрос:
(Досадно, грустно, дым как морок...)
— «В чём дело, что за ерунда?!
Причём тут этот южный город?
Да я там не был никогда!..»
Ворочаетесь на кушетке,
потом приходит новый сон;
и загорелые брюнетки
идут — без вас — на Лонжерон...
PO POLSKU
По-польски «памятник» — zabytek.
С трудом понять я это смог.
И ударения прибиты
в словах на предпоследний слог.
Но, прогулявшись по Варшаве,
язык я всё же наломал:
хоть стал немного шепелявей,
зато — и пан, и не пропал.
До дома ехать далеко мне,
а Польша провожает в путь
и повторяет: — Nie zapomnij,
что означает — «не забудь».
СЕВАСТОПОЛЬСКИЙ РОМАН
Срываешься — мысли и чувства как ветер;
приедешь — внезапно, нежданно.
В весенней ночи севастопольской светят
каштаны, каштаны, каштаны.
И дышишь и чувствуешь словно впервые,
— так мир открываем легко мы —
и спутницы руки такие родные,
хотя мы почти не знакомы.
А море, что помнит все прошлые войны,
особо — последнюю, злую,
всё так же вздохнёт широко и спокойно,
когда я тебя поцелую.
И дышит, и слышит, и памятью бредит;
и тельца молочные чаек,
и пьяную пару, и крейсер на рейде
качает, качает, качает...
ВОЙНА С ЛОЖЬЮ
Какая лживая война —
не подставляй ни глаз, ни бровь!
Ведь Ложь готова пить до дна
взаправду льющуюся кровь.
И горе, если не готов
к ударам в сердце и под дых
её гороховых шутов,
её шакалов боевых.
Отбросим ряженую рать —
Ложь станет лить змеиный мёд:
то перемирье предлагать,
то полуправду подошлёт.
Но белый флаг изменит цвет,
он станет вдруг кроваво-ал —
и иссечён бронежилет
осколками кривых зеркал.
И горе, если не найдёшь
своих в отравленном дыму.
Она такая сука — Ложь,
и всех берёт по-одному.
То втихаря метнёт ножи,
то прёт нахраписто как танк.
Но ты позиции держи,
и к ней вернётся бумеранг.
ЛЮБИТЬ УКРАИНУ
"Любіть Україну у сні й наяву,
вишневу свою Україну,
красу її, вічно живу і нову,
і мову її солов'їну.
Володимир Сосюра, «Любіть Україну»
Любить Украину – рискованный труд,
и я тут сомнений не мину.
Когда говорят, что дела-то не «гут»,
что этой земле и позор и капут –
попробуй любить Украину
i мову її солов’їну!
Нетрудно любить за порядок и хлеб,
ведь здорово – хлебное поле.
Но есть лишь один государственный герб,
где слово написано ВОЛЯ.
А воля – она не разгул в кабаке,
не прихоть разнузданных братий,
а сила удерживать знамя в руке
под градом и пуль и проклятий.
И мне говорит кой-какое чутьё,
что стоит любить Украину.
И стойкость её, и свободу её,
и славу её, и героев её,
i мову її солов’їну.
* * *
Мой друг не вернулся с войны.
Мы пьём с ним вторую бутылку.
И руки его сведены
к привычному к каске затылку.
Он в зоне видал фронтовой
те госпиталя полевые,
где запах – понятно, какой,
и крики – понятно, какие.
Рассказам скончания нет:
я слушаю раз уже пятый,
как спас его бронежилет
и как хоронили комбата.
И я ненавижу войну.
И невыносимо – Бог видит –
глядеть на его мне жену:
она-то уж как ненавидит…
Мой друг не расстался с войной,
хоть вырвался чудом из боя.
Война ведь не разовый бой,
а долгое горе большое.
Он влип до конца своих дней,
при всей своей воинской чести.
Ведь с ношей такой тяжелей,
чем с грузами «триста» и «двести»…
Мой друг не дурак и не трус!
Он точно такой же, как все мы.
Он носит в себе этот груз
и лезет ночами на стены.
Война ведь не разовый бой,
где ночь продержаться и день бы.
Война остаётся с тобой,
пока не устроишь ей дембель.
…Я верю, что взорванный мост
когда-нибудь будет отстроен;
отпустит и нервы и мозг,
и станет строителем воин;
что дни у войны сочтены!
Но, вспышками адского круга,
мне снится, что я не вернулся с войны
и снова воюю
за друга.
О СВОБОДЕ
Свободу надо жаждать, а не ждать,
когда откроют карцер.
…На галеры
ведь лучше, чем рудник? Хотя бы солнце
и ветерок. А может, будет цирк:
иллюзия победы раз в неделю,
– все ставят на тебя, – убить соседа
по камере,
четвёртого уже;
мечтать, когда же вольную подпишут...
Подписывают.
Даже говорят:
– Ты долго ждал, седой уже, ну на же,
мы обещали...
Если ты свободен,
возьми из рук, но не благодари.
* * *
На Севастополь падал снег,
на корабли и на дома.
У снега был короткий век –
ведь это южная зима.
А он не слышал про прогноз:
накрыл бульвара парапет
и пристань Графскую занёс
до адмиральских эполет.
Неузнаваемый почти,
как будто белый флаг ничей,
военный флот белел в ночи
белей, чем яхты богачей.
На Севастополь падал снег,
и этот мир казался сном,
в котором только белый брег
и море Чёрное кругом.
Огней не видно, звуков нет:
во тьме лишь плески о причал.
А снег ложился словно свет
и Севастополь освещал.
Какое чудо – раз на век;
какой циклон сошёл с ума?
На Севастополь падал снег,
на корабли и на дома…
* * *
Кого здесь больше, – львов или ангелов, –
туристов считать подбивает гид:
и к их беспечной толпе раззявленной
карманник приклеиться норовит.
Пестрят рекламные указатели
вдоль старых каменных мостовых,
политых кровью завоевателей
и потом местных мастеровых.
В кофейнях с ценами невозможными,
сквозь винный гам и кальянный дым,
официантки бегут с пирожными
по узким лестницам винтовым.
Повсюду крепкая кава с мовою
встречаются с мовами всей земли.
А Rzeczpospolita и Московия
тут постарались... Но не смогли.
Повеет Азией ли, Европой ли,
сотрут на четверть или на треть, –
но муза беременная над Оперой
всё так же зовёт танцевать и петь!
Пляши! Пиши эту пьесу набело,
туристов грабь, не жалей веков,
покуда в трубы не дунут ангелы,
с любовью взирающие на Львов.
ВЕСНА В УКРАИНЕ
«Знаете ли вы украинскую ночь?»
Николай Гоголь
И вот – весенний день! С утра
в сияньи солнечного света
вся степь до облаков прогрета
по оба берега Днепра.
Качает ветер – вешний, вышний –
сады черешен там и тут,
и с ними – вишни, вишни, вишни…
И все они цветут, цветут!
И пахнут! Тёплый аромат
плывёт как облако живое.
Уже и аисты летят…
И это всё:
тепло земное,
прилёт, цветы –
одной волною
от Запорожья до Карпат
или от Крыма до Волыни.
Как светит купол синевы
любой пучине и вершине,
и шёлку молодой травы!
Как чуден – знаете ли вы? –
средь этой зелени и сини
весенний вечер в Украине!
А ночь!..
Да знаете ли вы?