ПЕТР ВЕЛИКИЙ /глава 1/ Мустафа Ганижев
М. С-Х. Ганижев
П Ё Т Р
ВЕЛИКИЙ
ПРЕДИСЛОВИЕ
/ к роману ПЕТР ВЕЛИКИЙ /
Я к русской истории относился сухо, немевший к ней никакой интерес,
и скажу, не тая в душе как есть: я был носителем в себе неприязнь к рус-
ской действительности, считая зло идущее от нее главной причиной тра-
гедией вайнахов. И на этой почве не возникала потребность увлекаться
русской стариной.
Время идет, меняемся и мы. С этим багажом проносился до старости
знамя безымянного оппонента. Только не быть нам адептами насилия.
Лишь трансцендентальная сторона понимания мира дает право иметь в
душе борьбу с переживаниями, значит, просит Всевышнего с мольбой за
справедливость. Потому нужно ненавидеть бессмысленные войны по при-
хотям необузданных людей в мире, как их осуждал А. Сент-Экзюпери.
А мое безвыходное оппоненства властям, избегание контакт с власт-
ями, власть ставила нас в невыгодных условиях, как бы избегал я общест-
во в целом. Жить с потусторонними мыслями, тяжелая ноша без свидете-
ля при Боге. Ведь Богу не нужны эти усердия ради него, поскольку все, что
призходит это его воле. Получалось, я жил не по-божески, ущербно был к
себе. Ведь Всевышний не велит мне быть неполноценным, вредить свое-
му уделу; оказывается, я думал ошибочно, ущербно. Ведь любая власть да
властелин от Бога, что держатся своим отведенным сроком. Единствен -но, что мы должны делать, это не любить ее в глубине.
Я жил с такими понятиями для себя худо-бедно варясь в своем соку.
Однажды мне попался под рукой повесть «Семья государя» Льва Анисова. Мне пришлось два раза прочесть эту повесть подряд, а третий раз стал
помечать места карандашом, которые выявляли мой интерес к прошлому.
Из головы не вылетали картинки тех петровских событии.Так, я стал читать
и искать книг тех времен. Это оказался мой интерес, эта была для меня же
находка, копаться в душе обиженного и оскорблённого человека. Из памя-
ти моей не выходил царевич Алексей Петрович, ведь он напоминал отча-
сти Алешу Карамазова, который желал угодить всем со своей миссией.Точ-
но в этих условиях преподносил Л. Анисимов царевича. В тесненных усло-
виях мог жить царевич, когда видел разлад в семье, меж Петром и Евдо-
кией. Для ребенка ужасное, это когда противостоят родители друг друга.
Ведь Евдокия Федоровна, как эталон русской православии, требовала за
себя и за весь народ лучшей доли, без чужеродного. А Петр Алексеевич
с буйным сердцем мыслил о быстром реванше в создании могуществен- ного государства во благо всему русскому народу. Выходит из всего по -
нять всех, кто шел с Петром, и кто противился ему…
1
Тут царю советы не дают, а болеть за него можно, потому что Петр
Алексеевич не был Калигулой, который утопился в сладострастии и в праз-
дненстве, в кутежах тратя всю казну. Ведь царь Петр не жалел своего жи-вота, бегал ради могущества России, как пчелка. Когда ему мешали со сто-
роны или из своих людей он впадал в бешенство. Это реакция устремлен-
ного человека, желавший он достичь что-то особое для своей славы, а это
значит для своей родины. Тут не хватало царю терпение и любовь, как ми-
лость Бога. С милостью Бога Петр сохранил бы семью и сына и судьба ре-
шился бы так же. При этом никто не хворал за царя и за Россию, каждый
из его окружения мыслил о своем богатстве и благополучии. К примеру, возьмем Александр Меньшиков, сколько он всего достиг при дворе: богат-
ства и славы, но дай ему возможность, как он мог полезть в казну…
Эти думы о Петре сами приходят, когда думаешь сам понять то прош-
лое. Ведь этим прошлым жили наши предки, скажу, что не лучше, потому
когда читаешь невольно, то мысли бывают свои особые. Не обязательно
читать найти последний вывод из истории о прошлом. А когда пишешь на
эту тему, то невольно возникают вопросы, что хочется по своему понять прошлое, хотя бы не изменить, но подкрасить, где то по частному – эту ра-
боту показывает язык пишущего человека.
Продолжим о Петре, стоит, вспомнит то время, когда царю изменила
Анхен Монс, здесь парадокс из всего, если и царю могла, изменят салон-
ная девка плебейской крови, то какой разговор могло быть о дамах знат-
ной крови. Тут можно обидится царю на Монс. Чего ей не хватало? В таких
случаях Петр не давал себя в обиду. Вспомним, когда он подслушивал сол-
дат во время осады шведской крепости, где балагурили о полоненной де-
вушке /М. Скавронская/. Эта неприятная сцена взималась от спокойствия и ума Петра, зрелого человека годами. Но находиться могли люди, кото –
рые осмеливались при случае обмануть царя и потянуться к казне, ведь
все крали из окружения его. Лишь один царь был гарантом закона, поряд-
ка.
Наряду со славой и успехами на троне царя, Петра сопутствовала зло-
ключение по жизни, как его личная драма, не говоря о трагедии всей его
семьи. Но это для Петра все вместе был дань обстоятельств и удел судьбы,
с чем нужно смириться, считая, что великие дела свершаются не по сами
по себя, а по воле Бога. Главное, знать прошлое таким, каким она есть, и
благодарить Бога за нынешнюю жизнь. Это для нас, для потомков.
Для могущества своей страны Петр Алексеевич великие деяние, что для
понятия он стал Великим, подобно: Цезарю, Македонскому, Аттиле, Чин-
гисхану, Наполеону. При этом плоды Петра Великого плодоносны сегодня,
а плоды Цезарей время размыло.
Для Петра грозили заговором, что он не мог узнать и добраться до сре-
доточия мнимого подкопа, потому что заговора не было с достаточным
основанием нигде, он бывал, куда ему захочется, но из головы он не вы –
брасывал со счетов такой поворот судьбы. А где заговора поймать? Это
2
был для него вопрос, потому что он распоряжался со своими родными, зная, что вором становится лишь владеющий информацией, а таковыми
бывают только «близкие люди». На воспитание Петра отразился атмосфе-
ра противостояния Милославских и Нарышкиных – эта была тайная война,
где молодая Наталия Кирилловна с детьми защищалась от Милославских.
Семейная драма оказался виной всему, подобное сотряслось и с царе-
вичем Алексеем, где у родителей не ладилось. Ведь обидчивая Наталия
Кирилловна могла доносить до ушей Петра все обиды, так же и Евдокия
Федоровна могла шушукать в ушко Алексея. История повторяется обычно,
будто привычки с болячками повторялись, пересчитав все родительские
гены.
Понимая Петра, забудешь о неприязни к русской политике, тут забыв
болячки истории вникнешь в прошлое, будто свидетель явный, потому я и
привык к русской истории, видя все реально, во все свои способности. Тут
есть случай до начала моей работы над романом в стихах о Петре Велик –
ом, у меня была большая работа гения А. С. Пушкина, то есть перевел его
роман «Евгений Онегин» на свой ингушский язык. Эта была большая под-
гатовка увлечься русской действительностью, ведь это не ущербно моим
национальным понятиям, а наоборот расширял свой кругозор. Достается
мне особая картина, что полюбив А. Пушкина, я стал касаться непредвзято
русской истории. Теперь, понимая все как есть, как не считаться с Л. Толст-
ым, Н. Буниным, М. Булгаковым, С. Лихачевым, А. Солженицыным, М. Гор-
бачевым, С. Степашиным, А. Лебедем, ведь не пересчитаешь и связь ними
эта наша история.
Я не понимаю человека, который не верит в Бога, философия одно де-
ло, там нужно доказывать языком и понятием науки, где метафизика и фи-
зика сами по себе, но обусловлены. Значит, будучи верующим в своей же
оболочке, оправдываясь, я могу создавать себе свой мир. Потому быть на
праведном пути, величайшая радость для меня.
Вера заставляет человек не сомневаться по жизни, для примера чело-
век, чьи гении живей в интеллектуальном мире, представив А. С. Пушкина,
который жаждал духовности, не считая свой духовный мир пристанище к
совершенству, будучи первым поэтом при дворе. У поэта и гения музы мо-
гли приходить с повидками через рефлексии, из-за отсутствия гармонии
души принадлежа к тому миру, где он жил, составляя русскую. Эти памят-ные картины, как общественные болячки крепостного строя; с прошлым,
настоящим и будущим, не только за себя и за все человечество, проходил
как дар божий.
Пушкин мог думать постоянно, видя слабые духовные места русской
действительности, не забывая своих современников в лице декабристов и
передовой интеллигенции с размахом Петра Великого. Такое состояние души давал Пушкину силу мечтать одиночкой, чтобы стать на праведном
пути последнего пророка, как некогда подобный компромисс случится с
Л. Н. Толстым…
3
Понятие об этом идее миру не новость, этой идеей люди были зара-
жены ещё со времен крестовых походов на святую землю, в своих диало –
гах, в лице тамплиеров и египетского правителя в создании всемирной ве-
ры или правительства для народов Писания. Именно масоны подталкива-
ли эту идею во всем мире. Сам Петр Великий, ставший масоном, не отка-
зался бы создать всемирно сакральной страной на базе новой русской
духовности при интеграции народов и религии Писания.
Кто хочет дойти до истины через согласия между людьми, тот находит верный путь, соизмеряя себя с реальными корнями, чтоб плоды получать
отменные; потому что у человека сердечные памятки дороже могли быть
с возникающей чередой. Устроенность одного или тысяч граждан не озна-
чает благосостояние всего государства. Ведь Россия – это не один узкий
мир и не одна личность, это целое существование; на ее территории мож-
но расселить весь христяно-мусульманский мир, как народы Писания. Это
говорит о значимости России, как свет к разуму наравне с остальным мир-
ом при Едином Боге…
Мир, в котором живет человек, ему мал, хотя он большой, главное не
в том, главное надобно беречь его, как каждый бережёт свое место, где он живет: свой дом, свою семью, свою работу, свои деньги. В книгах пиш-
ут, как трудно становилось России при Петре, и царю было трудно, когда
видел, как противится русский народ новшеству, русские болезненно в тя-
гость забыть прошлое. Было бы второй приход Иисуса на землю, то само ж
разрешился бы, где люди вняли бы разуму, становясь на праведный путь…
Настал бы время справедливости на Земле, где все люди братья и рабы
Единого Бога.
Мыслящие люди в России, последних 400 лет после Крестовых похо-
дов думали о всемирной гармонии для народов Писания. К ним относил-ись: Петр Алексеевич, Николай Карамзин, Александр Пушкин, Михаил Ку –
тузов, Л. Толстой, Иван Бунин и многие другие. А беспокойные мысли ос-тавались безымянными и без программными в своих духовных исканиях,
реформы блекло отражали картину России тех времен при сохранении крепостничества. Поэтому думы революционеров красили страну, но не давали благо и уверенность в будущем. Пушкин мог душу в душу делить-
ся своими мыслями с Николаем Гоголем. Пушкин и его соратники знали:
Кто в России с правдой – тот не только смешной, но и опасный.
Когда начинал писать о русском царе, я думал писать, только то, что
Подносят русские историки и писатели, то есть думал замечать все боляч-
ки и все улыбочки Петру. Когда начел писать восьмую главу, то подумал:
хватит быть глупым для себя, если из-за царевича Алексея буду Петра ру -
гать постоянно, то читатель меня не поймет и назовет меня русофобом...
И не мой долг любит Россию больше чем ее любят сами русские, объявляя
кому-то войну за отсутствие патриотизма…
Сказанное А. С. Пушкиным о пророке напоминает аналогию к деятель-
ности Петра Алексеевича. Ведь труды царя сквозь немыслимых усилии, бо-
4
рясь с близкими и далекими. Веря в свою правоту, царь добивался своей главной цели – укрепления могущества России. Приходит мысль, когда Петр проявлял жестокость к своим близким или к стрельцам, то к людям из другой нации: шведам, туркам, украинским казакам /мазеповцам/ он
проявлял мягкость, амнистируя или, давая совет плененным или когда ма-
родерствовали в Ромнах, то царь велел вешать солдат каждого треьего из
десяти, также было при взятии Нарвы, он наказывал за бесчинства. Чтобы
о русских знали не как о варварах, чтобы русских полюбили за их душу и
простоту характера. Это говорит, что по морали он относился к своим стро-
же, чем к тем кто его меньше знал или меньше слышал, потому что за сво-
их он старался для них. Это было в характере Петра, как требовала его ду-
ша, она могла быть примером о необходимости сплочения русского наро-да вокруг своей имени. На деле царь мало сделал русскому народу на пу-
ти благ, если этих благ не лишал он, в этих противоречиях жила петров-ская Россия. Мягкость царя к инородцам, была видимо, как добрый жест
к взаимопониманию.
Петра Алексеевича есть о чем жалеть, потому что ради своей мечты
о могуществе России он противопоставил не только против внешних вра-гов, но и против людей из своей крови, это его драма, где он терял много
усилии. Самое страшное, это то, когда свои люди не понимают, когда, чу - жим нечего от всего сказать. Отношение между отцом и сыном, это про-должение, место для разбора семейные отношении при помощи окружен
цев Петра. История написания этой книги, это все из книг русских авторов,
я тут ничего не придумал, ведь о Петре многие пишут больше с любовью и
болью, а немногие ради ненужной правды укоряют царя, забыв как могла
история открыть свои страницы. Если я приведу всякие описания не так,
как написано в книгах, то это нечестно, пусть не я ругаю царя, а уже мно-
гие сказали свое слово, мне лишь подкрасит свободные места своими кра-
сками. История – это судьба с пройденным этапом. На судьбу не следует
жаловаться, а с судьбой мирятся. Когда есть чем восхищаться, то будет о
чем вспоминать.
Обратим внимание на поведение Петра, где находим его по природе
грубый и жестокий, но в то, же время он мог, проявит как дите мягкость и
кротость, когда видел полезное дело возрождения России. Кажется, он ви-
дел Россию, как больная и огромная детина, которую необходимо лечит,
когда она не поддавалась лечению, царь реагировал до болезни, а когда
болезнь отступала, он радовался, всем своим существом. Видимо в этих
крайностях Петр Алексеевич любил и ненавидел Россию. Он полностью
отдал себя служению родине, как телом, так и душой, не щадя себя и род-
ных. После всего, кто не желал его понять, можно было понять человека
с умыслом против Петра и могущества страны.
Да, Петр не пренебрегал тем, что ему достался от предков, потому что
слишком ветхий, азиатский был вид страны, кругом одни лапти, длинные
бороды и доморощенный дух, напоминавшие, азиатское захолустье, да и
5
духовенству было угодно, чтобы народ так жил и страна так существовала в неглиже, когда карманные страны захватывали огромные территории, объявляли своими колониями. Тут для России дано право стать главной си-
лой на огромной территории. Для такого удела необходимо было иметь
крепким телом и сильной душой, для России следовало укрепить тело и душу. Идеи Петра могли быть при нем, но по его поведению, можно ду-
мать, что русский царь мечтал о Всемирной стране, где бы жилось челове-
честву.
При желании можно понять Петра Алексеевича, как самобытно умного
монарха, его деятельность в общей обусловленности видно, если человек
желает его понять. Кроме всего он был как смертный грешен, за них он сам
ответит Богу, лишь цель его существования оправдывает его на земле, сде-
лав Россию не подстилкой Карла Х11.Заслуги Петра Великого существенные,
как никогда. И сегодня, что Россия могущественная, это дань его усилии. Но
нельзя забывать без предначертания Бога не был бы – ни Петр, ни Россия и
ни нас…
С самого начала думал написать поэму в стихах под названием «Царь
Петр и царевич Алексей», но вдохновение заставило меня не упустить все
темы, связанные с Петром Великим. Пусть, меня простят меня люди мои и
за мои старания, ведь многие напутствовали меня словами: зачем тебе он
нужен? Что больше делать нечего, что ли? Все, что написано у меня, это из
литературы информация, перечитанная и изложенная в стихах. Правда,
пришлось немного философствовать, чтобы, где то подкрасить или под- сластить.
30 мая 2012 году исполнился 340 лет со дня рождения Петра Велико-
го, Российского императора, хотелось к этой дате выпустить свою книгу, но не получился. Хотелось, чтобы больше меня поняли в моем кропотливом труде, но, а если даже не поймут, то невелика беда, что мое желание не
сбылся. Пусть, желание на праведном пути, желание сбудется!
Мустафа Султан-Хамидович ГАНИЖЕВ
6
ГЛАВА 1
О, дитя земли, благословленным будь!
Бог создал тебя, творит, лишь добро.
Твои дни сочтутся как-нибудь, –
Только радей, не будь Богу «хворо»!
Ты, сотворенный был земным рабом, –
Будь господином живым и мертвым!
Ответишь за себя, за все потом,
Спросят за дела не спросом простым.
О, человек, сотворенный с умом, –
Ты жжешься весь, между добром и злом,
Лишь не сотвори злобу с идолом!
Так рождался дитя земли всегда –
Жить, и творит истории потомству.
Начнем свой стих, как длинная ода,
О Петре Великом, как по родству.
Настал тот день, сорвавший тишину,
Удары колокол в граде сонном.
Разнеслись благовестом в вышину,
Утром, тем московским перезвоном.
Становилось всем свободно вздохнуть
И весенним днем счастливо ахнуть.
Веселым звоном, большим задором,
Для мира всего с веселым взором.
В тот день * всех звали по большой Москве
К торжественным молебнам на весь день.
Так по праву отмечалось слов в букве,
Как надбавка к семье царю очень.
Четырнадцатый раз, праздник настал,
Мировой радостью, государской –
Царь Алексей Михайлович всех звал:
Бояр, чинов, дворян, род соборский,
Купцы и гости в Успенском собрались –
В главном соборе страны награждались.
В тот день*- 30 мая 1672, традиционный день торжества, рождение Петра 1
7
Знатью столичной собор был полон;
Григорий Дмитриевич Строганов –
Юноша, именитым быть приволен,
Погнать в Сибирь с Ермаком баранов.
А родню Натальи Кирилловны:
Отца и дядю и воспитателя
Наградили окольничий саны,
Это был обычай хранителя.
Там с младенца снимали мерка,
Где у Петра найдись десять вершка.
Царю Алексею удался улов,
С надеждой в своего наследника.
Это не из калеченых даров,
Даруемых богом за ратника.
Ведь сын царя будет принят судьбой,
Переданный огню рампы – царь Петр.
Отличиться он, во славе прямой,
Для благ отечества в шляпе в три фетр.
Он показывал миру русский пыл,
Прорубая Европе окно с тыл.
Ровно месяц прошел, что праздничный,
И в Гран овитой палате превознес,
Где накрылся родильный стол, чудный:
Обилием блюд, сласть деликатес,
К морю улыбок смехом на устах,
При разлитии там всех дорогих вин…
Свой стольный речь произнес патриарх:
«Да благословит малютка, царя сын!..»
Весь стольный зал взвывал, приложив дух,
Где трепетно вещали: «Аминь!» вслух.
На широкой коврижке живописали
Сладкие гербы из двух орлов,
Трех пудовых статуй отливали,
За птиц блаженных, посреди стволов.
Тащили, отливкой птиц сладости,
За ним вынесли и Кремль сахарный –
С башнями, пушками с духом чести,
За ним воин шел «весь ударный».
А подарки несли гости к зыбке:
Чарки, кресты, перстни к золотой рыбке.
8
Петр рос здоровый, как царь ангельский,
Под надзором мамки-кормилицы,
При многих женщин он – крест вселенский,
Рос до шести лет в среде помольцы.
Малыш поднялся к году весь на ноги,
Что взрослых смешил щебетом.
Он старших звал в свои дела с пороги,
Чудом обличал в пухе одетом.
И ангелом Петр был особливый,
Требовал он за всех, был пытливый.
В развитии малыша выбирали,
Из жен чинов лучшие из всех тех,
Чтобы в добре и красе узнавали,
Прививать малышу безоблачный смех.
При здоровой красавице в дарах,
«Доброго темперамента направьем»,
«Токмо» не была прилежная в делах
Мамка малыша, пышущая здоровьем,
Родила она, большого царя,
Иметь к полету все чудо перья.
Первые детские годы Петра
Протекали ровно и весело,
Воспитываясь тем, он диве ветра,
По дедовским меркам быть белесо.
Петра не отнимали от груди
Два с половиной года, что с рода.
Из двух кормилиц кормили в сути,
Чтобы рос богатырем - порода.
К царевичу приставили артель,
Женщин к уходу за белье и пастель.
Петр вырастал крепышом средь детей,
Он любил, шалить все время на озноб,
Как заметно рос, съедая кутьей
Одежку, что усложнялся гардероб:
Детские шубы, шапки, зипуны,
Все новые детские кафтаны,
Игрушки, лошадки и уздечки,
Луки стрелы, цимбалы и смычки.
К играм Петра кружили дети бояр,
Тешили его, карлице на пар.
9
К трехлетию, царь имел карету -
Свой, под золотой цвет с лошадками.
Народ смотрел, диву нет запрету,
Что к празднику вершись порядками.
Там сопровождали Петра карлы,
Пешие и конные – смех и гром.
Детские годы Петра, как годы
Всякого царевича к смыслу в том:
Те же мамки, игрушки и ножки,
Те же выезды за город в точки…
В четыре года Петр потерял отца,
Круто изменилась жизнь матери.
Царем стал брат Федр по жизни с конца,
Что он скорбел в ножках по исстари.
Так родня по матерь при всех адептов –
Милославские взяли власть в руки,
Они стали партией без запретов,
Нарышкины ушли в тень по связки.
И царь Федр ушёл без следа больной,
Правил шесть лет, всеми он забытый.
Наталья Кирилловна окажись
Заперта она меж четырех стен с детьми,
Продолжала жить в Кремле, да божись
В изоляции с редкими выездами.
И все забылись с ее почета,
Голосу не внимали вельможи;
Забыла царица почетное место
Из-за ее забвенья наружи.
Какое несчастье терять должность,
И твое место пихать в ненужность.
Маленький Петр вряд ли заметил
Каких-то перемен в своей жизни,
Для малыша жизнь разом пометил
По торному пути, без болезни.
Стоило достичь семи лет Петру,
Как он переходил к мужской среде.
Теперь новый запрос к его дару,
Образовательный долг в награде.
Петру были приставлены «дядьки»:
Боярин Стрешнев и стольник Юшков.
10
Первый учитель Петра неведом,
Туманен время к грамоте начин*,
Кажется, Петром не брались в первом,
Будто на него дел не потрачен.
Пришло время сечь в спины батоги,
Что (в 1682 г.) восстали стрельцы против чинов,
Забирая силой свои деньги,
Удержанные с солдат и стрельцов.
Юный Петр был задет восставшими
Став расправой над людьми близкими.
И от этих сцен битья батоги,
Петр им воздаст кровью же в сто крат.
Тяжкий след его души с хромой ноги
Станет палом жестокости примат.
Никогда же стрельцов Петр не поймет
В их же требовании к верности,
Будет вне веры, им мстит, как займет,
Вошедший грех в его сердце к мести.
И эта неприязнь Петр пронесет
Всю жизнь за не успех, что настает.
.. начин* – «Когда Петра начали, обучать историки не располагают – пишет
Н. Павленко. То ли 1675, то ли 1677 или с конца 1679 год… Известность в качестве учителя приобрел Никита Зотов, по документам к обязанностям
мог приступить лишь 1683 г. В апреле 1682 г. умер двадцатилетний царь
Федор Алексеевич. По старшинству право на престол принадлежал Ивану,
Однако по состоянию здоровья он уступал Петру Алексеевичу. При скопле-
нии людей перед Передней палатой по случаю смерти Федора. К толпе то
обратились М. Богословский и Л. Черепнин, как Земский собор, но этот факт мнителен, потому что Земский собор не мог заседать с толпой, ско-
рее события тех дней находились во власти стихии. Дело дошло кто силь-
нее перекричит – Иван или Петр. Сторонников Петра оказались больше,
видимо, и кричали они больше и громче. Лишь слово патриарха Иоакима,
Являвшийся вторым человеком после царя, оказался на стороне Петра.
Пишет Павленко из документов слова Бориса Куракина: «… стало быть
несогласие, как боярах, так и в площадных: одни – одного, а другие дру –
гого… и по многом несогласии того же дня избрали царем царевича Пе –
тра Алексеевича».
11
В свободной стране, царь, стань свободный,
Занося меч Марса на темень льва!
Так, при Петре будет слух далекий,
Чтобы восславить же его слова…
Будут стрелы громовые
Слетать в гневе его до вод ручей,
Большое сердце, большой России,
Кровь в венах погонит до всех морей.
Россия нуждалась в сильной руке,
Такой, что дух превозмог в шоке.
Он – рыцарь, он великий человек,
За родину прожив, протомится,
Полюбят ли царя Петра навек,
Чтобы ангел мог к нему явиться.
Порою не жить, а быть любимым,
Нужно стоять в роду гарантом,
Когда родной брат не будет родным,
Что с чужих следов с утраченным видом.
Потому жизнь всем горькая участь,
Что каждый находить, лишь себя счесть.
Петр отыщется в деле всегда то,
Неблизкий мир слуху, как не признать,
Ему быть гремучим, нутром просто,
Узнав добро в пути предпринимать.
В меру придет горе тяжелее,
Не презрев врага примернее,
С «Немчиной» быть же веселее,
Чтоб веселиться надменнее.
Главное достичь бы царю цели,
Чтобы о сильной Руси робели.
Царь поймет суть, какова химера,
Кому, что дать и кого в гости звать.
Прибыль иноземцу будет мера,
Он разрешит всегда, звать писать.
Нет страху ровнее приговора,
Как нет греха тяжелее страстей,
От зноя льют же воду у двора,
Чтобы дышалось всем без мерзостей.
Это усвоится Петром при царстве,
Кликнет «друзей» к ответу на месте.
12
Петру, как брать пример по блаженству,
Когда все могло бы не нравиться,
Зная свою страну, в меру по родству,
В голове все могло помериться.
Стихия Петра – сил в приумножении,
Как в обилии раздачи долгов,
Похвальные дела знали в приложении,
Не было б, лишь кругом дурных толков.
Чтобы в народе мог породниться,
Все скажется при Петре родиться.
Смешно да страшно за веру и жизнь,
Ведь не голос от истин быть в слуху,
И лишь самость породил в себе болезнь,
Лживый облик дьявола на духу.
Совесть позвал к измеренным шагам,
Но царю не быть далеким свету,
Не кто-то, а он за всех по годам,
Где каждый мечен Богом по мету.
Ужасно страшно и крайне больно –
Все из судьбы брать, что отравлено.
А закону из всего что есть:
Правда? Сила? Или что-то другое?
Закону нужно сила, а потом честь,
Порядок во все концы, как благое.
Под благое живет же одно зло,
Коль все нужно силе вне закона,
Чтобы правду согнать с места нагло,
Власть делает все – благо для фона.
Ведь не мог выметать все царь, один,
В стране грязью торговал для годин.
Закон Петра будет всем ужасный,
Повиснуть все фибры дьявола,
Будет и сила – ум безучастный,
К булаве сила бы прирастала.
Поклоны делать, что честь достается,
С грязными думами, законом пригреть.
Любая «нечисть» к царю присосется,
Найдутся то, кому дифирамбы петь.
В этих бедах в стране с бедой родиться,
Страна то в большой грязи помериться.
13
Когда умных много люд без ума,
Единством силен народ, как среда,
Где умники знают рвать куш да сума,
Волками делить добычу всегда.
А царь Петр, как вожак у племени,
Он решит судьбу своих и чужих страстей,
Ему опустится столь времени,
Что судьба свершится - закон верней.
Две партии власти так и сойдутся,
Как всегда же две силы поборются.
Как же царю страной не управлять –
И долго ли жить в той «умной» среде?
Водой, сущей, воздухом страну рвать,
Предвидят ли будущее в параде.
Какой должен быть русский царь взамен,
Вождем народа мог быть желаннее,
Ведь век многолик, дик до перемен,
Когда утра вечера мудренее.
Петр останется же всегда сильнее.
Царь будет, творит духу мощнее.
Петру не скажут вдруг, не забудь слуг,
Когда беда всем, семь страх наводит.
Злодей приводит козни же в досуг,
Свой мир «бандюге» в подарок дарит.
Не зря Алексашка изподлаточный
Приставили же к ступеням трона,
У временщиков удел сроком сменный:
Менезий, Гульст, Лефорт от Гордона.
Ради их выслуг помутится страна,
С их пристройкой к царю, где без сна.
От их козни рушится семья царя,
Горечь и обида для народа.
Народ пусть глуп, зато он сила,
Грешно пускать кровь своего рода.
А терпение к умению час
Приходит в равные доли к делам,
Потеряв тайну, потеряв запас
Не найти доверие по нравам.
Найдутся «братья» Петру сажать лоз,
Чтоб царь погнал к себе заморских коз.
14 /проверено/
Неприязнь возбуждает раздоры,
А любовь покрывает все грехи,
Как величавы, снимать уборы,
Пропадут потайные штрихи.
Бывало редко при царях мило,
Чтобы вся жизнь текла в идиллии.
При Петре, не кажись Троян сила,
Старине дух-воздух, как не прикрыли.
Как бы не раздвоилась Россия вся,
Чтоб белые, черные сошлись зря.
Народ не вышел бы в три колоны,
От безделья лясы точить, что мог,
Кругом не радуют чьи-то стоны,
Прямо под сурдинку мог, блеет рог.
Всегда природа да картинки,
Место воришки метнет ярыга,
Даме дарить цветы и ветки,
Деве гадать с зеркального круга
Ну как, не знать на жизнь отражалась,
Когда немощный народ прижалось….
Для России были те времена –
Суматохой голики шли порчей,
Они лезли к ней, зная, где, как она
Встречает «находников» вече всей.
Зная с Рюрика, как их встречали,
Один из них был «искало» счастья,
Донат, увязший он, грязно в мели,
Остаться ему без чина на месте –
Смешался он в грязи Российской, полной,
Чтобы варился себе в соку горькой.
А Донат не то лях и не то чех,
Совсем непонятный образ да смесь,
Приехал «болеть, помочь», себе смех,
За Русь, пока лазил он внизу весь,
Ведь не всем быть Лефортами, не всем,
Коль места возле царя заняты,
Так рыскали «рыцари» при всем,
В навозе глубинки, став пригреты.
Поговорим о Донате тут как раз,
Узнать убожество в народе час.
15
Так жизнь текла - картинки и краски
Они себя покрывали всегда,
Не случайно можно видать блики,
О жизни черни гадать иногда.
Учился смерд веселить барина,
Как князь-кесарь веселил царя.
Не полюбит чернец господина,
Забыв он об обете данный зря,
Как не мог обдуманно ус лизать,
И придумано, лишь всех презирать.
Шуту друг был Донат – Пимен монах,
Нашли себе потаённое место,
Там в церковной башне, гоняя страх,
Носили водку распивать часто.
Они пели «Машка-пташка» за покой,
Глаза слипали в темноте порой, –
Поминали давность – дрог и ушкуй,
Как всякий разбой по дороге той;
Лишь к утру уходили к себе,
Как два друга не прощаясь в апломбе.
Так монах познакомит Даната,
С вдовой Боровихой в круг лобзанья.
Сводник Пимин ждал пока суббота,
У врат священных, слыша стенанья.
Июньскими бессонными ночами,
Перебравшись разом через забор.
Донат пришел к крале со свечами,
К вдове богатея, любить не позор.
Тайными ходками среду сберечь,
И людские глаза к себе не привлечь.
Кому же нужны такие же игры,
Чтобы свободным духом пригореть,
Порядком, принизывая фибры,
Тут монаху было в чем подумать.
С ласковым взором вдову ту пленить,
Чтоб она зрела в любви умильно,
Не влюбиться страстно, тихо простить,
За мечту особую, так сильно.
Чтобы не потерять облик прилюдно,
В поступях монаха, шагая свободно.
16
Жертва и успех духу сродни,
Не всем можно любить и не любить,
Убегать могли от себя одни,
Житья нет у других, все проносить.
А вдова не та и Донат не тот,
Много званных и мало избранных.
Судьба предъявит свой особый счет,
Чтобы находит спутниц примерных.
При новом царе всем жить в этой стране,
Жить, шлендя птахами по далекой родине.
Друзья и господа новой зари,
Вы проголодались, вы с дороги,
Так потяните жребии, за пари,
Тело двинется вольно с пороги;
Там на месте не гадать вещах равных,
Кто может, мог, познать предательство,
От женщин и крал своих неверных,
Царь будет карать посягательство,
По-царски прямо на господскую честь,
Это будет по праву свести месть.
Для человека все в одну гущу,
Сдвинуть, как может тяжкий груз в толщу:
Судьбой, душой, телом одна память.
Ведь мир души в многообразии,
Одно через другое несется.
Лишь подумать о безобразии,
Одно в другое цепью тянется.
Причина греха тут в незнании,
Суть дел в разумении мог статься.
Всю эту пышность духу на разбор,
Становится нравом вид на забор.
В известном мере всем и более,
Стыдиться нужно самого себя.
Тут совесть говорит все далее,
Чтобы не пасть низко да не любя;
Тем причинят муки всем завистникам,
Чтобы быть в хорошем настроении,
Молва наведывала по праздникам,
Одна мораль есть в пристрастии –
Сказать подчас народу, как жилось,
Жилось хуже всегда, в круге жалось.
17
Удачливый царь любим своим родом,
Если счастье нет, не любим никем,
Блажен тот, кому повезло с народом,
Бог знает, кого любит, видит с кем.
А все же царь жил по себе веселей,
Что не был преград пожить и злобить.
Другое дело царевич Алексей,
В картине Н. Ге перед отцом стоить.
Живому всегда дорога сниться,
Создать свое ремесло гордиться.
Каков взгляд искусника на сюжет,
Какова была его задача?
Кажись-ка, Ге взглянул, как поможет,
Глазом Петра на сына, пороча.
Хоть может, был взгляд прошлого кстати,
Много ли он справедлив для бога?
Художника не подкупить в чести:
Ни ореолы, ни слова дока.
Любили ли царя с душою всегда,
В народе, в те времена награда?
Советуясь, Петр с кем-то о том деле,
Не обратил ли он свое внимание,
На то, как кто устраивает боле,
Головных дел, как обозрение?
Да, Петр в былом деле гениален,
Люди не сомневаются в этом,
Но это резон ли еще полон,
Убивать сына, показать притом.
Взгляд на будущее он потерял,
Из-за гордости разуму не унял.
Есть ли оправдание у Петра,
Велеть, задушить дитя – зачем?
После пыток подушкою с метра.
Какой ужас, какой приказ дан тем!
Вопросов совести не один к царю:
Почему столь дико он обошёлся
С сыном и женой, забыв всю меру?
Должник семьи в защите замешался.
Забыв долг прямой – отца и мужа,
Не найдя мягче суда – о боже!
18
Весь пыл болезни царя был тогда,
Уродится ли свой пророк, гений,
Где родня немецкая слобода,
Что с ними жертвы, в разорении.
Чего хотел царь от сына впору?
Желал, чтоб сын опорой стал своей,
Вторым Петром – наследником в гору,
Сам страждущий кричал, сам бил прутом.
Но вся меря отца к разным целям,
По понятиям отца и сына в целом.
Алексей жил противным духом с конца,
Отвечал по великим делам отца:
«Да я не хочу! Оставьте меня,
Жить по-своему, вдали от всего,
Войны до власти, жаркого дня!
Дайте же Афросинюшку мою!»
Но царь ничего не желал слушать,
Подстрекаем Петр, Екатериной
И Меньшиковым – стал сына теснить,
Что вылись трагедией дородной.
О да, Петр был великий человек
И Россия ему тем обязана,
Но все, же Петру сына не забыть век,
Ноя за страну никем не сказано…
Царь жил со своим нравом, ему все сразу,
Что и тешился негодованием,
Со своими мыслями тотчас к показу,
Где глаза выкати в лоб стенанием.
Что нравом резвился по всем делам,
Таков был характер царя к правам.
Хотел бы знать хулитель всех бед,
Порой правду сказать не уместно,
Ведь Петр Великий не стал гнать бред,
Он просился за разум стать честно.
Какая настающая пора,
Лишь язык зверей люди признали,
Что делать? Не смогли жить до утра,
Где б взяться за руки, не к делу ли?
Где мудрость обоюдная, для всех –
Беречь людской род без помех.
19
Так страна очутись в перипетии
Между подъемом страны и распадом.
Бог, людям игры с риском запрети!
Но Петру дело стоило всем родом.
Но, нет – вперед друзья, мои голики!
Судьба дала России шанс, быть первой
Или вовсе не быть, что вид безликий,
Этот принцип кому в споре своей.
Царь увлекся целью создать державу,
Что, не считаясь ни с чем, что по праву.
С его мыслей стать моментным делом,
От чего нрав крутой до совершенства.
Он, царь особый, он могуч на том,
Учился он, никак до совершенства.
Петр рос гулкий и озорной во всем,
Пытливый к идеям, сжигался он снова.
Картина Н. Ге, не кажись с характером,
Далека вся к натуре царя – подстава.
Так можно выдумать к смеху рожки,
Кому дело до юмора и божки…
Суд над царевичем Алексеем,
Имел особое последствие
В русской истории, что узнаем.
Какое у реки течение.
Умеренность умножал всем радость,
Жизнь, удовольствие удлиняя.
Все не значит, у рыбаря нет снасть,
Удить рыбу радость, доставляя.
Ведь не всем же быть и в шкуре царя,
При особой цели духу веря.
Как писал историю Погодин,
Суд над царевичем стал граница –
Между двух Россией – узнать причин:
Древняя и новая – грешница.
Смерть Алексея мог напоминать:
Что-то случилось возмутимое,
Что историки могли намекать –
Об ужасе дня, дело зримое.
Чем заболел той страшной памятью
О своих грехах со всей же страстью…
20
Историки вносили норм писатель:
Палев, Брикнер, Валишев, Кастомар.
Они писали: Петр – преобразователь,
Алексей – косный, убогий товар,
Что нужно было убрать с дороги.
Почему… ? Ведь, он не претендовал
На престол. Он уступил дорогу
Своему сводному брату … умерял.
Ведь кто кого убрал прямо с дороги?
Так разве дите едят, хоть убогий.
Кажись, все препятствия сметены,
Можно отправить его в монастырь.
Ведь закона нет, в защите стены,
Обвели вокруг ям и прочих дыр.
И чего-то боялись Петра еще.
Чего? Да и чего казалось бы,
Для чего же убивать Алешу?
Казалось дело сделано, жить бы.
Но, нет здесь окружение царя,
Стали дети арапа все меря.
Не поняв, дела, явись понятным,
Когда вдруг приходит мысль одна:
Таким ли слабым, убогим, косным
Был этот сын Петра? Знать не трудно!
От дара подлых рук добра не жди,
Мертвят чаще сильных соперников.
В уверенности так в корень смотри,
Коль царь Петр стал из ненавистников.
Не правда ли, грехами разнесено,
От сферы царя все примерено.
Ведь царевич мог бы притвориться,
Служить отцу и в доверие войти,
Сыновей участью примириться,
До поры, до времени пожить, и…
Алексей пожив по воле отца,
Пождав дня, кончины родителя.
Доживает ли тот отец до старца,
А после брать бразды правления.
Так делали многие сыновья,
Как дите господ до век здоровья.
21
Но нет же, не хотел же, Алексей,
Выходит, что не хотел же хитрить?
Он жил, не правя никак своих мыслей,
Не притворялся праведным пожить.
Выходит, царевич правдивым жил?
И тут слова Пушкина уместны:
«Царевич народом любим и мил,
Который видел в нем свет известный».
Как блеск спасительной звезды в небе,
Который не сохранил свет в себе.
Кто видел в нем оплот православии
И восстановителя старины,
Даже князь Долгорукий восславии,
Радел, против протестанта скверны.
«Ведь Бог разум тебе не лишил», –
Писал царь Петр сыну Алексею.
Учитель царевича отвечал
В своем отчете все государю.
Царевич был мил при музах мыслей,
Любил читать и мыслить веселей.
Алексей был далеко разумен,
Выше возраста своего, по чести.
В кругу людей он – благотворен,
Веет от него разум совести.
Так посланник в России Витворт
Писал: «что А. Меньшиков выехал
На почтовых Сань в Смоленск – цель вот!
Где же царевича я увидел.
Он знал латынь еще три языка,
Что был любителем книг,
Любил теологи особого знака,
Любил наук перечислял на сдвиг.
Алексей высок, стройный красавиц,
В годах то, лет шестнадцать юноша,
Наследник был народный любимец,
Для народа надежда и душа».
Таким был царевич для народа
И по существу природы личность,
Но не для лакеев, где нет, правда,
Чтобы условиться близким людям.
22
Онемечившись, Петр стал ли протестантом?
Он окружил себе ловцов счастья,
А в душе обуял он, лозунг с мандатом, –
«За Россию против русских чувства».
В чем Петр испытывал все влияние
Идеологов прусской монархии,
Рекомендуя сыну в признание
Пуффендорфа - книга по истории.
Как нужный для пользы тот учебник,
Для учебы царевича – вестник.
Чтоб сын стал гражданином новой страны,
Забыв медвежья и мужицкая Русь,
За гражданина мира стал он равный –
Мужиком стать, побрив бороду-ус.
Все это твердил о склонности Петра
К «Немчине», ухаясь по симметрии,
Алексею это, как из театра.
Сцена гибели мира и поветрии.
Именно то, что он противился,
За что он отца в душе лишился.
А умом мир души не предвкушать,
Полученный мир с матерью молоком.
И Петр тыкал в другой среде дышать
Жене и сыну, став вряд с дьяволом.
Кому-то надо было выставить
Царевича совсем идиотом,
Чьи-то действия, чтобы оправдать,
Отписав преступление на нем.
Такие миры в злобе жнут плоды,
Они с людьми вершат свои суды.
Тут-то привыкать к русской истории,
Это непервой, не последний раз.
Все государи скисались в мистерии,
Обуяв дурость через дурной глаз.
Тут и повесть о князьях и царях,
Начатый сказ с Рюрика о былом,
Как показ тайны о нижних белях,
Окажись-ка Петр в алькове с Монсом.
Место ангела с дьяволом в измоте,
Будто ребенок отставал в росте.
23
Это, только пример из грязных страниц,
Рассказы от рабичей и господ,
Где князья и цари показу верениц,
Чтобы история чтила весь род.
Остается понять Карамзина,
В «Записке о стар… и новой России»,
Где всему связь найти свое звено,
Да подумать в корень русской миссии.
В том секрет русской души на годы,
Что миссия Петра слить народы.
Царевич был красив по природе,
Девичья шевелюра из волос,
Высокий лоб для ума награда,
Орлиный, мирный у нег был нос.
Умные глаза и лицо братца,
Орошенные к доле не сладкое.
Да с полными губами молодца,
И подбородок в яйцо круглое.
Теплый и пронизывающий взгляд
Звал к себе он для дружеских наград.
Алексей был в голове без ветра,
Видать с породы царского рода,
Коль не подобострастники Петра,
Сотворившие с него «урода».
Но судьба решила все по-своему,
Участь ангела без панибратства,
Находились ловцы счастья ко всему,
Ускорить трагедию от родства.
Чтобы богине о нем печалиться,
Слезами матери по ним молиться.
«Ходят такие слухи, - писал П. Гордон, –
Что предсказывать их страшно».
В своем дневнике им же написанном,
Что пыл и страсть от страха навечно,
Слухи множились же с каждым днем,
Казалось, они разразятся вот.
Между Софией и Петром причем,
Нависли тучи да водоворот.
Только Бог могучий решал судьбу,
Кому же быть первым в царском роду.
24
Участь Петрова была решена, –
Пишет М. Погодин, – но как грозен сон,
Как милостив Бог, как-никак нужный,
Что все разрешиться за один стон:
Со стороны Софьи замахнулись,
Со стороны Петра ударили».
Что небо очиститься, как снилось.
Тут, правда, а там нет. Не гадали?
Просто судьба свершался – приговор,
Таков России стал удел, задор.
Темное дело от всех прошедших дней,
Что просится всем своя догадка,
Петр был человек дело – в цель скорей!
С напастью до сумасбродства – сладко.
Кто направил брат на сестру первой?
Не провокация ли для случая?
Кому-то выгодно ли сбить с настрой,
Чтоб не трогались дела величия?
Так рождались разные идеи,
Где сливки собирали прохиндеи.
Устроить к тому все, что «надобно» –
Иезуитская панихида,
Заменив обычный опыт стадный,
Под пряностями ехидства вида.
Кому-то не мнилось Петра, всем тем
Быть всевластным правителем вострым,
И придворных интриг хватало всем
По бегству Петра от власти сестры.
Это было начало в становлении,
Как школа жизни в приравнении.
Так приведут Петра к веяниям,
Неприязнь вся сгущалась в воздухе.
Софья говорила своим стрельцам:
« Долго ль нам терпеть житья на кирхе,
От покровителей Петра остро,
Как они царя сума споили,
Брата Ивана ставит ни во что –
Комнату его дров закидали,
А меня девкою называют,
Как бы я не дочь царя Алексея,
25
Не они ль дьяволы – призывают,
Голицына отсечь голову-то всю,
А он, Василь Васильевич много
Сделал добра: польский мир учинил,
С Дона выдач – беглых никаких,
Выдают с Дона весь их промысел,
Радела я о всячине также,
А они из рук тащат вся быль.
Можно ли на вас надеяться все же?
Надобныль мы вам за крест и пыль?
А буде не надобны, мы пойдем
Себя с братом, где кельи искать».
В стане стрельцов брожение найдем,
Буйные речи слышались прыскать.
Ясно пела, что Софья хотела,
Кровь с носа – и удержать власть в руки,
А Петр с той же решимостью дела
Хотел вырвать власть из ее круга…
Так судьба страны была меж двух зол,
Решалась судьба Петра от крамол.
Царевна Софья писала стрельцам, –
«Ныне вам худо, а буде хуже,
Впредь еще хуже. Идите к немцам
На Москву. Что вы стали пуще?»
Но стрельцы откликнулись на призыв:
«В Москву, в Москву! Перебьем бояр,
Разорим, Кукуй, перережем немцев!»
Немчина осталась цела, как дар.
Кукуй, презренный уцелел в неге,
Стойкость Гордона, пушки де Граге.
Кукуй городок, несший все страсти,
Спасли немцев от народной мести.
А Петр спешил в Москву с намерением
Повырвать семью Милославского,
Гасить огонь мятежа сожжением,
Свалить с ног старье. Из дедовского.
Ни то, ни другой стороне снилось,
Долго не хотелось начать спора.
Петрова стан стрельцов опасалась,
Софьина сторона также сера.
26
Царевна готовилась в Кремль пешком,
На богомолье при многих стрельцов,
На седьмое августа, что при всем
В Донском монастыре просит мольцов.
Но скоро все узнают о письме
С известием, дьяволом подмято,
Что Петр прибудет в Кремль сонмом
Перенять власть в свои руки. И то…
Сделать свое дело совсем концом,
Сказать свое слова царским лицом.
Убивать Софью, сестер и брата,
Подняв знамя «дьявола» над страной.
Какая гадость и честь утрата,
Когда семейная ссора, «морная»,
Место разумного согласия,
Лечить бы болезнь семьи скверной,
Где честь и благо, людям попросив –
Во имя в благоденствии верное.
Извлечь из грязи светлые дела,
Жить в мире всем, что душа попела.
А ночью стрельцы зашли было в Кремль,
Но не своих туда не запускали,
Это встревожит стан Петра – кто смел?
Петровцы в Преображенское спешили.
Кто подбросил подметное письмо?
Кто направил с подкупом стрельцов к Петру?
О том нет ответа обозримо.
Кто стал-то Петру поближе до метра?
Будут, царя поит своим зельем,
Чтобы его не любил свой народ.
Проистекших событий в силу всего;
Петру под руку стал, один из близких,
Объявился П. Гордон, как без того –
Иезуит в крови – один из мерзких.
П. Гордон: «… положило делу конец,
Что все говорили в пользу Петра».
Разные люди несли в Троицу венец:
Зов сердце, корысть, расчет и мера.
Благо, ослепляющий свет под конец,
Петр будет, будит страну, как отец…
27
Мысли людей будят ко времени,
Немногие из стрельцов явились.
До 25-ого августа сажать семени,
За что по причине и молились.
К тому же Ф. Лефорт, как «знаменитость»,
Будучи, друг Петра был первым
В Троице. В дружбе началась верность,
При сходстве нравов и вкусов во всем.
Так нижним бельем рождались друзья,
По зову сердце царя, как гроздья.
К ним купцы приезжали в Россию,
А кого-то из них Петр мог видеть,
В доме П. Гордона пожать грацию,
Для родства духа и силы копить.
Кроме Гордона друзьями Петру
Становятся Лефорт и Менезий,
Одними из приближенных впору,
Охотники удач до всех версий.
Искусные были ловцы счастья.
Что Петру с ними было под сластью.
Этот кружок влиял так здорово,
На все мысли молодого царя.
Именно Лефорт ходил все браво,
Чтоб Петр съездил в Европу по морю.
В 1697-ом Петр 1 вместе с «Великим посольством»
Выезжает за границу, в Европу,
Возглавит эту капеллу вместе
Головин и Возницын вязать снопу.
Царь любил наущение Лефорта,
От него, сказ явись Вакханка вся та.
Самый, любознательный был Ф. Лефорт,
О его чуткости слыл свидетельство –
Факт из книги Г. Вернадского в комфорт
При Екатерине 11-й рус масонство.
Где в той рукописи читается,
Рассказ из Публичных библиотек,
Что Петр был принят, чтоб состоятся
В шотландскую степень «св. Андрея».
Это говорит ли о сатанистах,
В путях господства в земных радостях?
28
Так причем Петр дал обязательство,
Что восстановит в России всего,
Как он исполнил в доказательство –
Орден св. Андрея Первозванного.
Должно быть ко всему, епанча зелена,
Но лента зеленая, как всегда.
Он сделал ее голубую. В 1698-м введена,
Российская регалия тогда.
Для особой российской знати,
Стань она, путь к масонской части!
Письменное обязательство Петра
Находился в прошлом веке в ложе
Той же, где Петр был принят вчера,
Многие всего читали тоже.
По плану ввел ее в ложу Лефорт,
Любознательный дружок Петра с грязью,
Среди рукописей есть документ,
Обрывок серой бумаги с записью.
На обрывке записано там же в миры:
«Император Петр 1 и Лефорт были
В Голландии. Их приняли в тамплиеры,
Это говорит: «За союз силы!»
Ранний рост русского масонства,
Очень кстати ее и во флоте,
Ведь флот был создан, как достоинство,
Флот, несший знамя чести по квоте.
Был залог братства и могущества,
К тому требовались совершенства.
Флот был по западному образцу,
Не зря Лефорт был адмиралом
Русского флота – братство по венцу,
Для морского апломба забралом.
Лефорт еще даст о себе вспомнить,
У него есть заслуг ради интриги,
Будущую Россию увидеть,
С иезуитским началом для лиги…
Лефорт являлся прытью авантюры,
Закружив он голову царя в миры.
29
И в этой лефортовской западне,
Как мог жить наследник не роднее.
К тому о царевиче Алексее
Можно б говорить без конца о неге –
Тут о нем писано всего и в смысле,
Знавший он всю жизнь без родства во благе.
Царевич родился глубокой ночью,
А имя ему дали – Алексей.
Счастье сыном родится – дочерью ,
Ангелом невинным – цветок с душой…
Это* светлый день и праздничный наряд,
Тогда у государя был свой стол.
В честь продления у царя род,
Петрова наследника – мужской пол.
И многим запомнился этот день –
Ссорою меж собравшимся народом.
Был приглашенный генерал П. Гордон,
К торжественному столу инородом.
Это у царя был новый подъем,
Как зараза «друзей», Европы съем.
И после спора Гордон должен был
Покинуть по запросу-то дворец,
Ненавидевший немцев патриарх в пыл
Он был решительный и честный старец…
Через месяц Иоаким умрет,
С той светлой пути верой своею
Его принципиальность маску сорвет,
Любивший, он по всему Россию.
Так русское общество разделялся:
На старую и новую – ссорился.
Первые годы супружеской жизни,
Царя Петра с Евдокией прошли –
Мерно, любовно в душевной приязни,
Это все, их письма говорили.
Благое дело – ущербное духу?
Зачем оно далось по-ущербному?
Как велики начинания слуху,
Когда можно бы творить по-умному.
Если бы не рушила одна сторона,
Семейные узы Петром мерно.
Это* было 18 февраля 1690 год…
30
Зачем дикие страсти варвара?
Зачем ради бренной жизни к смерти,
Себя фрондировать до упора?
Зачем против корней отцов снести?
Зачем юдоль печаль чудаком почить,
Свое доле с чужим, мешая топить?
Зачем с супругой Евдокией не жить
И любовно наследника не растить?
Зачем своими силами всемерно
Россию не преобразить искусно?
Супруга царя пишет светочу:
«А государю моему радости,
Царю Петру Алексеевичу,
Здравствуй, свет мой для очи милости!
Пожалуй, государь, просим милости,
Буди к нам из Перослав, замешкав нет,
А я жива при матушкин сладости,
Женушка твоя Дунька челом бьет».
По письму видна, что супруга Петра –
Верная, как радеющая сестра.
А письма шли, шли – эта о любви,
Что супругам твердит: «так лягушкой быть,
А по-жизни на много лет в здравии,
Засим женка царя челом бьет, тужить».
В 1693 год, Петр, будучи на Белом море
Вместе с П. Гордоном «со змеем вестимо»,
В бытность царя жена в своей доле,
Продолжала писать нежные письма.
Это говорит, что имея сына,
Что Евдокия – любящая жена,
Да, Евдокия, любящая жена
И мать – идеал русской женщины,
Из России допетровской вся она,
Мольба Евдокии Федоровны.
И эти письма неявно ли? Взвесь
Голос верности супруги Петра!
Какой грех убить тот с верой – дух весь,
От похмелья, Кукуя городка, – зря!
Кукуйское зелье творить чудо,
Оно сделало-то свое дело.
31
25 января 1694 год был – отношения
Петра с женой были идеальные,
Что жили они души не чая,
Имея все качества хваленные.
Прежде смысл был всего стихорассказа –
Судьба царевича Алексея.
Нет нужды, правда, о нем быть показа,
Темная сторона судьбы вся-вся.
Но это мало – будет Петр здесь главный,
В его беде повинны – дружки скверны.
Царевич Алексей начел к грамоте
С шести лет, как и полагается.
Его наставник был Н. Вяземский. Кстати
Был бездарен умом послогатся.
По-разному видели роль царевны
Евдокии русские историки, –
Н. Устрялов считал по зову времени,
Как несчастье царевича взаперти.
Это было непонимание,
И близких людей разобщение.
Здравому смыслу он в деяние
Мог же опираться на мягкий путь,
Без меркантилизма создание
Товаров продать в обороте суть.
Реформ Петру проводить бы с умом,
А небуйной головой с расчетом.
Да, не убивая души в одном,
А в другом, рождая вкривь обухом.
Но все же с другой стороны к чести,
Петр не простой был царь по сущности.
А несчастье царевича плыло,
То, что до девяти лет он прожил
Под опеки матери, что мило,
Касавшей в предрассудках, примножа
Старину, не любя «чужеродное»,
Потому историк считал преграда,
Что связь с родичью есть «отравное»
Для ума отрока, для всего рода.
К всему понятие – кто как поймет –
Душевность и честность не подавит.
32
Восставшие стрельцы при розыске,
Твердили, что он немцев не любит,
А враги Петра смотрели в тоске,
Желая в царевича, поверит.
М. Погодин писал: «Родился царевич,
Когда отцу и матери его было –
До семнадцати лет – им подать бы клич,
Родители сами дети – кровь стыло.
Чудное семейное совершенство,
Которое не всем дано священство.
Едва ли могли питать всю прелесть
Родительских чувств, как мать так отец,
Маленькому царевичу за честь,
Для примера похвалы свой птенец.
Точно так же не могли супруги –
Петр с женой при удобной молодости
Соединиться меж собой в лиги,
Сердечными узами в надобности.
Всю правду подумать, лишь, как волшебство,
Имел бы оно конец благородство.
Если сравнить с бурной деятельностью –
Это была почти случайная встреча.
В военном деле Петра по пристрастью
И военным походам не иначе.
Есть факт, ранний брак Петра как раз,
К разгульной жизни в кругу ребят смел.
Петр сжигался везде не доставал,
Он, как будущий царь славных дел.
Уже Петр имел определённый задел,
Что без этого ремесла он бы страдал.
Все, это говорит об их стези,
Молодых супругов, что между ними –
Не могло возникнуть прочной связи,
Никакая связь да привычек сами.
А отеческое чувство Петра
Не могло пустить сильного корня:
Разъезды с развлечением с утра,
С пылким темпераментом изо дня.
Можно бы жить в мире и согласии,
Можно бы обойтись без трагедии.
33
Был повод царю, разлюбит жену,
Для супруги, законной ревностью.
Странной чопорностью, так крену
Дала рост неприязни по несчастью.
В течение коротких свиданий,
Все эти сцены без всяких замен –
Привели Петра нерадений
Не смотреть на царицу в темень.
Конечно, причин придумывался,
Быть несправедливым кто ссорился.
Одним словом не хватали: гибкость,
Терпимость, особенно от Петра,
А в ответ, он поднял свой длань, как месть,
Против родных, скашивая кед.
Решение о разводе Петра
С Евдокией принято было
Во время пребывания царя
За границей – она с глазу смыла.
Разводясь с Евдокией, царь прямо
Сводился Новым миром ведомо.
Сердце у него не на «покое»,
Жить не под полюбовным добытком,
Ведь царь уже не ангел, как всякое,
С дьяволятами вся перекрутка.
Перед отъездом Петра за границей,
Был открыт заговор Соковина,
Злодеи думали убить царя,
Где вся тяжесть дел мина да тина.
Ведь всего можно бы ожидать
В тех бурных дел, царя наказать.
Розыск, заговорщиков поймали,
Немедля все они казнены –
Отцу и братьям царицы в опале,
Оказались заподозренные в дни.
В темных делах с преступниками их там,
Недавние родственники Петра,
Разосланы их по разным городам,
С заточением провокатора.
Этот случай дал повод царю
Осторожничать, что поверю…
34
С Петром лишь возникал тот новый путь –
Привести Россию в новую суть.
За что царь не уверен в завтрашнем дне,
Поэтому он жесток больше всех.
Петр видал же сны и туманы на дне,
Без довольства на призраки да смех.
Порой он не видит свет сам везде,
Солнце всем глаз мира, светоч божий,
Да, царь – не судьба, он сам в судьбе,
Былой порок будет, как нрав тоже.
Вся доброта, она заменима –
В совокупности есть вся красота,
Скверная не одна, что ранима,
Добро несравнимо со злом места…
А рука сама пишет слов для строк,
Писать о царе и царевича –
В строгом рифме и ритме без порок,
Слова отца, сына для родича…
Их понимание был бы божий мир,
Благодать стране, народу – к столу пир.
Но беда приходит в лихой поступи,
Она самонадеян – О, господи!
Петр требовал уговорить жену,
Будучи заграницей. Постричься,
Стать монахиней – уйти в замену,
Убраться с дороги, не разжечься.
Царица резко воспротивилась,
Протест ее категорический.
Не потому ли зов приискалась
Навет прогонять кругом всяческий.
Но слуги царя достали ее,
Снося волною ее с женин берег.
Царица противилось в это вранье;
Кусали змеи, мертвя ее нег.
Прикрыв протестантскую безбожность
И немецкий рационализм,
Русской вере мерзка вся лживость,
Петербургских подмен в гедонизм.
Какая вера, какая страна
Досталась народу по сути сна.
35
Петр, вернувшись на родину 1698 году
Сломил Евдокию Федоровну –
И противление ее к черту:
Насильно, преступно все поровну.
Решился участь честной царицы,
Тем зло взошел на место корицы.
Нет, оправдание в ратовании
К отправке царицы силой в монастырь,
Сколь можно перенести в страдании:
За семью, за страну, за богоматерь.
Виновны были все временщики,
Русская неустроенность также,
Немецкий педантизм и все грешки,
Которые достались всем же.
Но не Петр виновен во всех грехах,
Обманутый Лефортом мир в делах.
Главное о сыне Алексее,
Он остался забытый без сил и рать,
Восьмилетнего не любить сильнее,
С надеждой на праведность все познать.
Так царица была отправлена
В суздальский Покровский монастырь,
Так она стала пострижена –
За что так наказывать? Вдруг поверь!
Бог, как страшен, бывает людской суд,
Когда судьи их смеются на стыд.
Нет, никаких известий об этом,
Чтобы предастся после долгих лет,
Есть правда размытая, всем потом,
В недоступных ящиках тайных свет…
Правда, истинная, как ненужная,
И, правда, бобы для мух разводить,
Отравленная, «правда» - грязная,
Чтобы душу пошлую не мертвить.
До защиты святой женщины – свет,
Нет дел у разума к месту завет.
Если б Евдокия виновата
Была в чем-нибудь, нет сомнении
Ее вина была бы вспомянута
В том 1718-м, знаменитом осуждении.
36
В то время не оказано пощады:
Ни малейшей, ей, никакому чувству.
Хотя б от ангела истомной вражды,
Царь Петр приписал сам по родству.
Свалил он, обманутый чужим былям,
На пути благ родины, взмах крыльям.
Чтобы жена была удалена
От некоторых ее противностей,
Хотя вину свалит не велено,
Самой судьбой против буйных страстей.
Этот поступок царя скажет
Сам за себя, в душе преступление –
Самодурство. Заточив – покажет
Жену, мать двух сыновей в забвение.
Будто не был способ мягче обойтись
С женою и детьми, на ином гордись.
Разлучить с детьми, безвинную мать,
В угоду всем своим немецким страстям
Было вне морали так все стряпать,
Да, бесчеловечно к своим радостям.
Человеку присуще ошибаться,
Даже святой грехом мог признаться.
Был же выход не разлучать с детьми
Царицу Евдокию в тот странный год,
Хотя бы отослать её с птенцами,
Как отца и братьев женин, в какой град.
Так, это не все – труды и вера,
Можно же в небесах творит,
Но ангелы забыли же Петра,
Потому что он собой забыт…
Ничто не сделано ради веры,
Никто не спасен же во имя Бога –
Хоть все труды Петра, что без меры,
Оставит он дьяволу, в делах торга.
Не зря Петр стал император потом,
Судьбой быть царем мало совсем,
Владыкой мира став он без веры в том,
Грехом подавиться стало зачем?
Правда вырастает на всем былом,
Ныне быть времени свету с крылом.
37
Хоть Петр нашелся – масонству на снос,
Подражая тем возвеличиться,
Скоро он потеряет все в пронос,
Россия, как прежде причешется.
За ним Россия не так и не сяк,
Велика, как Европа и Азия,
Только мужик будет пьяной босяк,
Одним на Руси рай иль оказия.
Все ж, Петр велик, греху хоть не далек,
В его величии нет спору; дух привлек.
Ко всему Некрасов так Русь поминал,,
А Гоголь во всем так померился.
Заметил он у Руси чумной монгол,
А иудам даром всё достался.
Той девке Скавронская и масонам,
За всемирную прыть по иконам.
Это относится и к царевичу,
Он взят от матери в девяти лет,
Без защиты зажечь свою свечу,
Он отдан царевне Наталии тут.
И Н. Устрялов вопросы задает,
О той времени и девяти лет.
Счастливый Алексей дух ли познаёт?
При матери росший он отцом «убит».
А ведь Петр в эти годы не делал
Никаких больших нововведений:
Ходил в походы и суда строил,
Учился у иноземцев в гений.
Хоть царь не был святой, но как великий,
Страну ставивший он на дыбы – беги!
Жена царя была молодая мать,
Едва ли могла предпочитать старину.
Перед новизною, что-то понимать
Очень ограниченною ещё. – Ну!
Евдокия могла жаловаться
На частые отлучки супруга,
Могла ревновать и не зазнаться,
А все это не влиял на сына.
Петр не брал ее с собою куда-то,
Как Екатерину потом, в пример это.
38
Он воспитывался по обычаю,
Так доносил учитель царевича
Петру об отроке и по случаю.
Сын учился с семи лет, давеча.
Царь к тому времени к родне жены
Вниманием мог располагаться.
В 1697-ом в числе молодых вельмож юных,
Петр послал брата жены учиться.
Ввести своего родича к трону,
Чтобы он имел поддержку с фону.
Как и тридцать девять в числе стольником,
Шурин был отправлен в Италию,
Изучать морское дело, учеником,
Овладевать знаний к плаванию.
Вскоре Петр овладел к своей жене,
И неохотно писал ей письма,
Царица поменяла ему крайне,
Огорчение довлело весьма.
Ведь разлад в семье нес ей один мрак,
Будто резать по живому не так.
Это видно из письма Авдотьи,
Ко всему дорогому государю
Мужу Петру: «как свету радости,
Батюшке да надмножество лет в раю.
Прошу у тебя милости, свет мой,
Обрадуй меня батюшка поотпиши
Свет мой, о здоровье своем, мне бедной,
В печалях порадоваться, как можешь.
Как ты, свет мой, изволил «пойтить»
И ко мне не пожаловал просто,
Так не описал ни строчки простить,
Только я, несчастная быть в родство.
И не пишишь о здоровье своем,
Не презри, моего прошения.
А сестра твоя при чувстве добром,
Отпиши ко мне, я с сыном жива».
Так по письму видно одно горе,
Верной супруги царя через мольбу,
Как достался ей трудно доле,
Что не примкнула она к нраву мужа,
Невставшая она европейкой,
По запросу царя - бело лапкой.
39
По смерти царицы, матерь Петра,
Как хранительница мир и согласие –
Между сыном и снохой нехитро,
Евдокия не теряла чаяние.
Она надеялась так на чудо,
На божью милость не было худо.
Разрыв последовал с женой царя,
Перед отъездом Петра за границу,
После Соковнина заговора
Решил царь рвать уз с супружней долей.
В марте 1697 году, у того же времени,
Страшная опала поразила –
Отца и дядь царицы, что братии:
Василь и Сергей сослали жить не мила:
Тотьму, Саранск и Вязьму – дожить,
Причина их ссылки не выяснены.
Тогда же решен вопрос – удалить
Царицу, сотворив ее в монахиню.
Будто так будет лучше для всех,
Ведь немыслимо, сальный успех…
Такой приговор Петр решил прислать
Ладаном не сглазит чекмень на миг,
Сей вердикт получили бояре:
Л. Нарышкин, Т. Стрешнев, также духовник
Царицы. Склонить ее по вере
Добровольно заточить на праздник,
Крылья сорвали – полет на одной пере,
Отложили навсегда – вот вестник!
Фею царскую околпачили,
В клетку одну разом посадили.
О семье, говоря грешен, был царь,
Ведь и святые брали город Тверь.
В чем суть феномена царя Петра?
В сложной пологости окажись он,
Что вид с благом вся картина пестра.
От Европы «повидки» стлал Гордон.
Армия и флот сильный стал, расстрой –
Мануфактурой по торговле,
На фоне успешной Европы той,
С его деловым людом по воле.
40
Казалось царю Россия в беды,
Для расцвета культуры и техники,
Пожинающие свои плоды,
Вкладывающие деньги в науку.
В будущем Европа подмяла бы,
Отсталую Россию в годину,
Ведь, видя острее всех было бы
Ранимее Петру за родину.
В таком случае все грехи спали,
Из-за благородной, большой цели.
Многие мужи Европы в прискок,
Подавали тон натиска странства,
Через моря и гор, запад – восток –
Расширить жизненные пространства.
Для предстоящей тяжелой борьбы,
Необходимо было укрепить,
Строить новую страну без пробы,
Отстоять величие Руси впредь.
И объявить свое могущество,
Чтобы мир признал дух – совершенство.
Все, что добыто Западом – благо,
Перенять, как сокровищ так быстро,
Без отлагательств, даже нагло,
Всегда не ждать процессу муз с монстра.
Не ждать, как просвещение шагало,
По самородному началу то, –
Не научил бы страну – отстала,
Добраться до нужных высот просто.
И лишь петровский рывок и воин,
Вздыбив Русь, можно быть достоин.
Петр, увлекшись заразой Европы,
Испытывал две чувства к России:
Он любил и не любил ее столпы,
Замечал Николай Данилевский.
Он был идеолог панславизма,
Его идеи служили верой,
Для российского гегемонизма,
Считавший славянский тип за мерой.
Но чем прикрывался Петр для души?
Для него имелся цель знать вещи…
41
Чтобы противопоставить даже
Такой «славянский тип» всему миру;
Петр решил вскрыть, что Западу ближе,
Для мощи России развив сферу.
Царь любил у Руси силу и мощь,
И их не только почувствовать
Да как же, сознавал в душе помощь,
Как орудие властительствовать.
Эта, как национальная идея,
За него он мог же, умирать, радея.
Петр придумал возвести здание,
По образцу европейского храма,
Из идей своего сознания,
Ненавидя начал русского дома.
Вскоре уродился фактор, что дитя
По имени Русский колониализм, –
Это симбиоз Евро-Азия:
Не то галл , не то монгол – шовинизм.
Это, нормально с победой, по примеру
Самой Европы, просвещения миру.
А ревнители империи всей,
Придумав свое обеление рода,
Под русскую святость души с миссией
Править Евро-Азией – велением Бога.
Все разумно одним же божья благодать,
Кто-то не согласен с божьей волей видать?
Как твердит защитники всей идеи –
«Нет, пядь земли, где нет русский интерес!»
Этим мир не содрогнётся от Вандеи,
Лишь величие духа править в привес.
Но, это только мечта, иудейский бред,
Бог решает по своему по жизни ход.
«чужих можно заставить работать
Для пользы Руси, а свои не хотят», -
Думал Петр о родине погадать,
Как бы отмечая кому-то в ответ.
У царя и все само собою,
За Россию против своих русских,
У него знамя с духом к прибою,
Цель оправдывают – средства высокие.
Боже, как все помешалось тогда,
Твоя воля, ты решаешь всегда!!!
42
Сколько их радетелей косности?
И не где-нибудь, а среди своих,
Петр хотел помочь попу в частности –
Маркела, как на новь патриарха,
Человека на взгляд Петра достойный,
Но не удалось, мать противилась,
Какой удел порой нерадостный,
Длиннобородых, как наслушивались.
Это не все, гордится не к чему,
Посланием духу свободному.
Так, Маракелу в упрек поставили,
Зато, что знал Петр язык «варварский»
И бороду короткую носил,
Петру нужный митрополит, псковский.
Восстали же стрельцы - Софьей приказу,
В том сомнения у царя не было,
Он знал подвох сестры по заказу,
Что радела за старину мило.
Она хваталась, как за травинки,
Чтоб не упустит власть без разминки.
Она играла с потворством стрельцам,
В неприязни к немцам без ропота…
«Вдолбишь ли этим дурьим головам,
Что в Руси нельзя без их опыта».
Цари до Петра поняли о том,
Как нужны же перемены в стране,
И бунтари думали об этом,
Петр испытывал свой гнев и к родне.
Это вещал: явись свой Эхнатон,
Как царь был революционер – он.
Взгляд на Россию того времени
Излагал римский посланник И. Корб,
В своем дневнике, мир, что в темени,
Как труд с фактами, угождая в лоб.
Это был обширный взгляд на Москву,
На царя Петра с его тайнами,
Показ могло б царю не по нраву,
Всеми интимными сторонами.
Но все же живому дано ошибиться,
Пусть за грехи царя мир не посрамиться!
43
Россия сближалась по началу
С Западом и ревностно берег честь.
Она всякое мнение брала,
Так тайно на острый рог и месть.
Эта была ревность за свою снасть,
Чтобы ничком перед всем не впасть.
Князь П. Голицын был из русских первым,
Познакомившись с книгой И. Корб,
Будучи в Вене 1701 году, посланным
На предмет действий против француза.
Книга привела князя так в ужас:
«Такого ругателя не было
На Москву, создавший свой образ,
Настоящего варвара в рыло».
По словам Н. Устрялова: «Корб писал
С глубоким уважением к Петру,
С любовью к истине, коль не так сказал
То, потому, веря слуху, ветру».
Ведь с правдой пожить нелегко никому,
Куда ее денешь просто потому.
Книга Корба под напором русских,
Приостановили продавать в Вене,
Вредящие дела – честь царская,
Перед иностранцами крайне.
Лишь в 1866-ом в России ознакомились
Читатели с ней в русском переводе,
И опасение развеялось,
Издадут еще ее так вроде.
Это, как привыкание к Западу,
Увидеть себя глазами их в роду.
Запись секретаря посла Корба,
С 29 апреля 1698 по дням, да по месяцам.
Картины из жизни в Москве – особо
Освещалось, как были немцам.
Все просто, как бы писались картины,
Одни мысленные пейзажи и сны.
Второй июнь: Барон Бурхередора
Был присланный военный инженер,
При величестве Императора
В честь князя Шеина устроит пир,..
44
Также военный инженер Ревель
Отпраздновал обручение там,
С одной из дочерей Монс – Нинель,
Знатное пиршество подали всем.
9 июнь: «На обеде присутствовал,
Царский врач Г. Цоппот с де Граге чином,
И иными лицами, что роднил,
Скорее своим охранным тоном».
10 июнь: «на праздник Вознесения
У великих Князей Московских есть
Значимый обычай совершения –
Путешествия в Троицу за честь.
При этом тут проявляют набожность,
Что, доезжая до храма притом –
Люди выходят из колымаг в точность
Совершают остальной путь пешком.
В честь почивавшему, мир слагая,
Святому Русскому Церкви Сергию.
Царица с царевичем, желая
Не отступать от веры строгой».
15 июнь: «Господин генерал Гордон
Устроил в честь всех Представителей
Иностранных государей корон,
Чтобы почитать дел Государей…»
21. 22. Июнь … : «на пир у польского посла
Были: Цесарский и Датский - за трон,
Также П. Гордон, вставший из-за стола
Простился со всеми, пойтить так один –
Навстречу стрельцам разрешит дела».
23 июнь: «Слух был, что мятежники как один
Приближаются к столицу днями,
Послан войной Воевода Шеин
И генерал Гордон с армиями…»
25. 27… «Опасность от мятежа вся в лице,
Как бы небо покрывало тучами.
Царевич направился к Троице,
Этот храм, укрепленный стенами,
Что располагался в двадцати милях
От Москвы, – тут было безопасно,
Потому царевич решился в мыслях
Избежать бунта, все безучастно».
28 июнь. Первый министр ушел весьма
В своих поместьях на несколько дней –
Царевич и царевна были лестны,
Что до больших радостей для гостей.
45
29 июнь. Пришло радостное известие,
Что мятежники побеждены там,
Под храмом Святого-Воскресение,
Называемый Иерусалим.
1 Июль. Господин Посол повелел
Перестроить слишком тесную же,
Католическую церковь. Просил
Строить в более обширном виде.
6 Июль. В Москву приехал Преславнооный
Архиепископ Анкиранский Брат
Отец Павел Пальма Благовонный
В царствах Великого Могола хват.
24 Июль. Жена одного дьяка, случайно
Проходя мимо позорных столбов,
Воздвигнутых их, мятежом, как прилично
Перед Кремлем; сжалилась за ангелов –
За участь тех прибитых, что сказала,
Спроста со вздохом: «Ах, кто знает же
Из людей, виновны ли вы мала
Или невинны! Так сложно даже!»
Сказанное ею себе самой
Слова эти, что с умилением –
Тотчас подхватил другой, кто не свой
И передал же Боярам, змеям.
От выражения с сомнением,
Предвещавшее зло беду да стужа
Тотчас привлекли к допросу тем.
Как сказавшую, так и ее мужа.
Супруги были освобождены
От смертной казни, наказание
В ссылку супруги и отправлены,
Во всем каралась простодушие,
Как свобода речи, кто в страхе сник,
Держатся подданному и смиренно.
Полковник Нарбеков, как мятежник
Заключён он в темницу, пытан скверно.
13 Август. Сын генерала Гордона
Прибыл из Шотландии не один
С женой. Католики – он и она,
В духе ли тамплиера господин?
46