Над вечерней гладью моря
полыхал огнём закат.
Солнце, с сумерками споря,
стало ярче во сто крат.
Даже чуточку нескромно
разрумянилось Оно.
Стало выпукло-огромным,
как в мистическом кино.
Опускалось ниже... ниже...,
не предчувствуя беды,
и настойчиво-бесстыже
целовало гладь воды.
Над пучиною безбрежной
лишь зависнув на чуть-чуть,
обречённо, неизбежно
стало медленно тонуть.
И выплёскивало в небо,
как в агонии лучи,
словно был То или не был
крик о помощи в ночи.
За конвульсиями света
наблюдая свысока,
безотрадным фиолетом
тлели в небе облака.