В замочную скважину вставила ключ слегка волосатая и жилистая мужская рука. Повернула его на два оборота вправо — и дверь открылась. В прихожую вошёл небольшого роста мужчина, на вид лет около сорока, хотя ему было под пятьдесят. Он разулся и прошёл в спальню. Этот человек осторожно снял серую сумку со своего плеча, поставил её на аккуратно заправленную кровать и медленно расстегнул на ней молнию. Среди мультифор с документами и свёрнутого в рулет старого белого халата лежала поллитровая бутылка армянского коньяка, который за пределами нашей страны и её осколков почему-то называют бренди.
«Коньяк — он и в Африке коньяк, — спокойно подумал мужчина. — А не только у французов».
Он осторожно вытащил бутылку и понёс её в туалет. Перед этим зашёл на кухню и взял короткий ножик.
«Да простит меня Вера Игоревна! — произнёс человек и вылил содержимое бутылки в унитаз. — Яд это. Передаривать не буду. Не хочу травить других. Не поминай лихом меня, коньячок, плыви, плыви. Глядишь, и доплывёшь до родного когда-то Арарата»
Спустя пару часов после этого, которое показалось бы кощунственным некоторым людям, события зазвонил сотовый.
«Витя Иванович», — высветилось на экране под музыку сороковой симфонии Моцарта.
— Слушаю! — произнёс мужчина, слегка улыбнувшись и обрадовавшись звонку.
— Здравствуй, Олег! — проговорили на том конце невещественного, волнового соединения.
— Здравствуй, Витя! — ответил хозяин этой квартиры.
— Опять нас с тобою фотоны соединяют, — пошутил Виктор.
— Опять ты про свою физику, — притворно серьезным голосом сказал Олег.
— Да в этом мире кроме физики да её законов ничего и не существует, — проговорил собеседник.
— А как же совесть? — спросил Олег, и морщины на его загоревшем лбу стали похожи на волны ручейка.
— Это просто очень полезная для выживания программа, записанная у человека в мозгу, — парировал Виктор.
— Если это программа, то она кем-то написана, — спокойно ответил собеседник.
— Да ну эти толстые и тонкие материи... Айда к нам. Ко мне Лёшка заехал. Давно все мы не виделись. Посидим, чаю нашего любимого зелёного попьём, со смородиновым вареньем. Ты же говорил, что это полезно для глаз, — сказали на другом конце сотовой связи.
— Сейчас выезжаю! — обрадовался Олег.
Мужчина снова переоделся и через несколько минут был во дворе. Громкие и наглые парни, сидевшие на лавочке у молодого дуба, уже куда-то ушли. На их месте были весёлые и добрые старушки, которые опять обсуждали всех жителей дома да любовались насаженными цветами, тем самым избавляя себя от скуки. Олег поздоровался с женщинами и подошёл к своей красной «Гранте». Через пятнадцать минут он подъехал к дому Виктора.
— Здравствуй ещё раз, Витя!
— Здравствуй, Олежик! — похлопал по плечу друга Виктор.
Они обнялись и вскоре из-за угла вышел высокий, габаритный мужчина.
— Привет, Лёша! — сказал Олег.
Большой мужчина подошёл и обнял своего старого друга:
— Привет, Олег!
— Смотри не раздави! — закряхтел обнимаемый. — Силища-то вон какая! Как у Геракла или Аполлона!
И тут Виктор с Алексеем быстро переглянулись и засмеялись.
— Я что-то не то сказал? — удивился Олег, и его глаза округлились.
Ещё улыбаясь, Виктор ответил:
— Сегодня рассказал Лёшке тот самый анекдот про «аполлонов» и бабочек в раю, который Мишка нам год назад рассказывал.
— Помню, помню, — с улыбкой отозвался Олег.
— Так вот. У него от этого анекдота прозрение наступило, интеллектуальная метаморфоза. Так сказать, мысль родил, — двое встречавших мужчин снова быстро переглянулись и засмеялись.
— Не понял? — ещё раз удивился Олег.
— Да про аналогию между толстыми и тонкими материями. «Что наверху — то и внизу, что внизу — то и наверху», — процитировал Виктор одного якобы существовавшего древнего философа. — А если поподробнее: помнишь, я диван отремонтировал? Так вот. Вещь изменилась? Изменилась. Даже стала лучше прежнего! Вот так и с тонкими материями. Та же твоя пресловутая совесть, настроение, понимание. Так называемая душа, наконец. Всё можно починить, подправить, только для этого труд большой нужен и вложение капитала. Помнишь, во сколько мне ремонт обошёлся? Только с тонкоматериальными объектами и капитал должен быть тонкоматериальный. Например, сделал доброе дело — тебе тыщу тонкоматериальных рублей в твой тонкоматериальный кошелёк положат. И накопится таким образом капитал для будущего ремонта, так сказать, души. А сколько здесь накопим — такими там и станем. До этого мы с Лёшкой после анекдота додумались.
— Так ты же не веришь в рай и т. п.? — спросил Олег.
— Да я говорю про переход из «толстого» мира в «тонкий». Он аналогичен родам, — Виктор и Алексей опять переглянулись и улыбнулись, через несколько секунд Виктор продолжил: — Только надо сначала «забеременеть» тонкоматериальным капиталом. Ну а дальше сам понимаешь. Плод труда, так сказать. Вот ты, например, сколько добрых дел сегодня сделал?
— Не обращаю на это внимания, — ответил Олег, — всё идёт на автомате. Главное, соблюдать правило любого врача: «Не навреди». Ведь плохие дела отравляют душу. Будь то ненависть, злоба или зависть. Гневливый вредит другим, а завидующий сам себя сажает в клетку, так как постоянно желает чужое. Поэтому нужно не только заботиться о приобретении, как ты выразился, «тонкоматериального» капитала. Но и не принимать яд, который привязан к вещам этого мира.
— Про яд мы не подумали, — вступил в разговор третий голос.
— Яд — это то самое, на что в первую очередь тратится ваш пресловутый капитал, — продолжил Олег. Поэтому Сократ и выбрал себе такую казнь цикутой. Чтобы показать, что людские дела злобы и зависти отравили его. Это была метафора. Последнее, что он смог отдать людям. Да, кстати, сегодня один из ядов смыл в унитаз, только никому про это не говорите.
— Про какой ещё яд ты говоришь? — хором спросили два его друга.
— Про коньяк... Подарили...
— Ты что рехнулся? Лучше бы мне его отдал, — округлил глаза хозяин квартиры.
— Нет, не рехнулся. Я же офтальмолог, а не психиатр, — спокойно и с улыбкой ответил Олег. — Просто не хочу участвовать в процессе травления моего друга. А пить или не пить — тебе решать, это твой законный выбор. Помнишь, что с Мишкой стало? Вот!
— Да я же только по праздникам и дням рождения! И то по чуть-чуть... Да что мы всё у двери стоим? Айда на кухню чай пить. Без цикуты, но с вареньем, — позвал гостей Виктор.
Друзья последовали за ним по новому паркету. Алексей снова разглядывал новое обмундирование квартиры, Олег же к нему уже привык. Из кухни пулей вылетел большой серый кот, быстро огибая препятствия. Китайский напиток ждал гостей в фарфоровом заварном чайнике на небольшом столике возле окна. Банка со смородиновым вареньем и три чашки с ложечками на блюдцах стояли рядом. Виктор и Олег сели по бокам стола на коричневые лакированные табуретки, Алексей сел посередине и тихо сказал:
— Только сейчас начал понимать слова: «удаление от зла есть разум».
— Опять родил? — пошутил Виктор.
— Да. Новое понимание родилось, — ответил, но уже без смеха и улыбки, его друг. — Вот так, частями мы и переходим в этот мир чистого разума.
— Это ты правильно подметил: чистого, — вмешался в разговор Олег. — Именно чистого, без грязи и яда. Ум и останется там, где он есть и должен быть, без этих всех вещей. Мы в конце концов не вечны здесь.
Когда начали надвигаться сумерки на готовящийся ко сну город, три друга уже были во дворе дома Виктора. Красная «Гранта» стояла рядом с серебристым «Ниссаном» Алексея. Мужчины заметили неподалёку полицейскую машину и трёх парней в шортах и футболках. Они были в наручниках. Как потом выяснилось, между ними призошла драка. Олег пристально посмотрел в сторону одного из парней. Он его узнал. Это был один из тех, кто сидел на лавочке перед его подъездом, когда мужчина заходил к себе домой. Их взгляды встретились. Но молодого человека вскоре усадили в машину. Теперь он будет вдали от окружающего мира. И ему придётся увидеть нематериальное. Остаться один на один со своим разумом. Ибо разум есть удаление от зла.
Если бы двое уезжающих мужчин смотрели не на свои ключи зажигания, а высоко в небо, то они увидели бы молодую улыбающуюся луну, которая кого-то бы им напомнила. Того, кто имеет лишь одну голову, которую нельзя отрубить. «Пойду домой, — тихо проговорил проважающий, глядя на луну. — А то меня Чех заждался. Да и Нинка скоро от дочурки вернётся». Фотонов оставалось в окружающем пространстве всё меньше и меньше. Они уступали место тому, что нельзя увидеть глазами, но можно понять только умом. Умом, удалённым от вещей.