он любить не умел совершенно,
бросался словами на вылет,
вздирал подбородок надменно
и носил за поясом стилет.
его грусть проползала по венам,
по холодным подмосткам домов,
где когда-то он по ступеням
уходил, как отвергнутый Бог.
он не видел света в туннелях,
черный тон и сырой капюшон,
ночевал часто в грязных отелях,
потерял давно свой телефон.
хромота и усталость во взгляде,
пальцы сбиты, засохшая кровь,
только тень на измятом плакате
с чередой непрощенных грехов.
холод ночи со скрипом зубами,
вновь изъезженный старый мотив,
затерялся в разбитом канале,
превратив свою боль в нарратив.
сон приходит уставший и пьяный,
расставляя шаги невпопад,
парой сотен в грудь попаданий,
отправляя в собственный ад.
и на утро - жар от подушки,
с сигаретой вновь на балкон,
с ощущением жизни в психушке,
где чужим стал родной лексикон.
захолустье, ненужные встречи,
пачка соли одна на подъезд,
бьющий в ребра замученный вечер,
и последний беззвучный протест.