В лесу суета: состязания ждут Аполлона и Пана.
У всяких живущих есть сильная тяга к азарту.
Все звери собрались, все нимфы, сатиры, путаны,
разбойники, воры, оставили и шулера свои карты.
Вот флейту взял Пан, и по лесу чудесные звуки
вспорхнули, как бабочки воздуха крыльями нежно касаясь.
Лес замер, не слышно ни шороха даже, ни стука,
и каждый сидел, словно он – затаившийся заяц.
Затем Аполлон "Стратокастер" достал из футляра
(тогда уже фирма добилась больших результатов),
и вот зазвучал инструмент под названьем кифара.
Опять замер лес, весь торжественным звуком объятый.
И даже большой крокодил под окном голубого вагона
закрыл свою пасть и безмолвно сидел на гармони.
Один лишь Мидас, нахлобучив поглубже корону,
вальяжно расселся, как средь "мужиков" "вор в законе".
Закончил игру Аполлон торжествующим громким аккордом:
сорвались все с мест, непрерывно вопя от восторга.
Светились все лица, а также звериные морды,
молчал лишь Мидас, как будто покойник из морга.
Потом он промолвил: "А нежные звуки у флейты
гораздо изысканней, чем громыханье кифары.
За Пана здоровье мне чашу большую налейте." –
Глазами обвёл всех, мол, с кем бы тут выпить на пару.
Да кто бы посмел?!.. Аполлон – обитатель Олимпа!
Оно ж всё равно, что при всех оскорбить Ким Чен Ына
(ведь он – божество, пусть земное, и нет над ним нимба),
тут льстить только можно, сгибая угодливо спину.
Все ждали: к чему приведёт вызывающий выпад Мидаса.
Они дождались, их предчувствие не обмануло.
Ведь боги – такие, хоть ратуют громко за гласность,
а если кто скажет не так – то ли смыло его, то ли сдуло.
Ослиные уши тотчас отросли у Мидаса.
Да хоть не оленьи рога, было б хуже гораздо!
Мидас про себя обозвал божество грязной фразой,
и все разошлись понемногу в безделии праздном.