Служба в ВДВ

Владимир Швецов 42
    
Служба в ВДВ               
(1961 – 1964 годы)

14 ноября 1961 года я был призван на службу в Советскую Армию. К этому времени мне было полных 19 лет. В Орджоникидзевском райвоенкомате г. Свердловска(район Уралмашзавода), где я состоял на воинском учёте, меня спросили - в каких войсках,  я хотел бы служить. Ответ был предсказуем – в воздушно - десантных. Учитывая моё пожелание и то обстоятельство, что я уже имел 8 прыжков с парашютом, меня определили в воздушно-десантные войска. Воздушно-десантные войска это та же самая пехота, но «крылатая» и служба в ней более тяжелая в связи с более интенсивной  боевой подготовкой. Командующим ВДВ в то время был  Маргелов В.Ф., министром обороны  Малиновский Р.Я.
Великая Отечественная война 1941-1945г.г. повлекла недостаток призывников в  1961г.  -1964 годах. Наступила  так называемая  демографическая яма, поэтому на службу в ВДВ призывали родившихся во время войны  ребят, с пониженными требованиями по росту. Рост мой был – 165см, т.е. чуть ниже среднего, вес 70 кг. Сегодня в ВДВ (десантно-штурмовые войска)  призывают ребят ростом не ниже 175 сантиметров.
Из г. Свердловска до места службы ехали  трое суток в пассажирских плацкартных вагонах  через Ленинград, а  ранее призывников к месту службы возили в теплушках.   Уже в вагоне все были поставлены на  воинское довольствие, уже в вагоне будущие курсанты познали вкус солдатского борща, каши, макарон по-флотски. Конечно, делясь с «однополчанами» доедали  домашнюю еду, переданную проводившими нас  родственниками.  Ленинград проезжали ночью, высадили где-то в поле и пешком шли до места дислокации  части.
Первый год служил в воинской части, располагавшейся в поселке Черёха под городом Псков. Это была сержантская школа ВДВ – где учили на сержантов, которых  после 10 месяцев обучения направляли в регулярные войска в качестве командиров отделений.
Военная служба, как правило, не обходится без каких-либо веселых казусов, в каждой роте всегда найдётся какой-нибудь балагур, свой Василий Тёркин. С улыбкой вспоминаю, как однажды, в самом начале службы рота строем в колонну  возвращалась из  г. Пскова в расположение части в п. Черёха. При следовании роты мимо одного из жилых домов из окна третьего этажа послышался девичий крик:  «Солдатики, заходите в гости!» Курсанты, как по команде повернули головы в сторону выглядывающих из окна девчонок.

Из рядов роты послышался грозный  «отцовский» окрик:

       "А ну-ка, на горшок и спать!"
Вся рота  грохнула гомерическим хохотом.
        «Курсант Вяткин, за разговоры в строю два наряда вне очереди» - громко
        объявил ст. сержант, командовавший  ротой.
        А Вяткин не унимается:
        «Куда товарищ ст. сержант, на кухню?!»
        «Курсант Вяткин, три наряда вне очереди драить туалеты!
        Рота, бегом марш!»

До самой Черехи бежали бегом, изредка переходя на строевой шаг по команде ст. сержанта, но на курсанта Вяткина никто не обиделся. Преподанный урок воинской строевой дисциплины всеми был извлечен,  курсанты также уяснили принцип: «Один за всех, все за одного».
С призывом на службу в Армию произошёл коренной перелом в моей личной жизни, как и у каждого призывника.  Не будет преувеличением сказать, что личной жизни у военнослужащего срочной службы практически нет вообще, жизнь перестаёт быть личной,  становится публичной: живёшь целые сутки на виду у командиров и сослуживцев,  живёшь  по установленному распорядку дня, одежда государственная  по единой форме  для всех, питание одинаковое для всех в строго определенные часы. Фактически находишься в полном распоряжении государства, не принадлежишь ни самому себе, ни родителям. Вместо личной жизни было лишь личное время после ужина и до отбоя.  Питание нельзя было назвать  роскошным, но было полнорационным и сбалансированным, т.е.  вполне достаточным для  интенсивных  физических нагрузок, для формирования физически полноценного бойца,  способного на выполнение боевого задания. Жизнь солдата-срочника проходила фактически по командам командиров: Спать ложились по команде «Отбой», утром поднимались по команде «Подъём». После команды «Отбой» нужно было раздеться в течение 45 секунд. Сержанты иногда позволяли не предусмотренное уставом – пока горит спичка, должны все полностью одеться. Кто не успевал, того сержант заставлял раздеваться и  снова одеваться, пока курсант не уложится в 45 секунд. Основные команды: «Отделение, строиться», «Разойдись». «Курсант Иванов, выйти из строя», «Курсант Петров, встать в строй», «В одну шеренгу, становись», «В колонну по двое, становись»,   «Смирно! Равнение на средину!», «Вольно» и т.д.  На каждую команду, адресованную одному курсанту,  отвечаешь «Есть». В столовую водили  строем в строго определенное время по команде «На обед строиться». Это  была  любимая, ласкающая  слух  команда, которую военнослужащие выполняли безупречно и весьма охотно, наряду с командой «Отбой»!
Утром обязательной была физзарядка, которая независимо от погоды проводилась всегда на улице. После команды «Подъем» сержант  сообщает форму одежды в зависимости от погоды и  взвод  бегом из казармы на оправку,  затем бегом на территорию  спортгородка, где сооружены  спортснаряды - перекладины (турники), брусья и т.п. После физзарядки завтрак. После завтрака политинформация, а затем по расписанию учеба.
Первые три месяца службы – курс молодого бойца. В период курса молодого бойца курсанты изучали  устройство автомата Калашникова (в то время АК-47), пулемета РПД, гранатомета,  уставы,    устройство парашюта и правила совершения прыжков и т.д. После окончания курса молодого бойца принимали присягу,  начинались будни напряженной воинской службы. После окончания курса молодого бойца сержанты неофициально шутливо «посвящали» курсантов в воины – в бане легонько, символически шлепали  тазиком по пятой точке.  В этом не было и намека на неуставные отношения, это была лишь шутливая, абсолютно безболезненная  акция, выполняемая в рамках традиции самими сержантами. Среди курсантов же не было ни «старичков», ни «молодых», все были  одного года  призыва, поэтому для неуставных отношений не было почвы, не было  среды.
Неотъемлемой обязанностью  курсантов была караульная служба. Караульная служба — это наряд, формируемый для охраны и обороны объектов повышенного значения. К таковым относят боевые знамена, склады с боеприпасами и вооружением, военную технику. Охране подлежат и иные военные или государственные объекты, а также военнослужащие, находящиеся на гауптвахте и в дисциплинарной воинской части (Дисбат).
Для охраны объекта часовому  выдавали автомат  и боевые патроны. Автомат всегда   находился в руках у часового на предохранителе, со вставленным магазином.  При необходимости достаточно было снять с предохранителя, чтобы открыть огонь на поражение по нарушителю. Через два часа происходила смена часового в порядке,  установленном Уставом караульной службы.
Охрана военного объекта, например, склада с боеприпасами – очень важная и ответственная задача. Даже в мирное время  в отношении военных объектов могут совершаться диверсии. Поэтому часовой, находясь на посту, должен внимательно следить за обстановкой на охраняемом объекте и вокруг него.  Когда я находился на посту по охране военного склада, я осознавал, что выполняю важное государственное дело, я  помнил, что,  не смотря на мирное время, может быть совершено нападение на охраняемый военный объект, поэтому я зорко, не ослабляя бдительности, охранял вверенный мне объект. Я всегда помнил о моих родственниках, которые после моей демобилизации обязательно будут расспрашивать о том, как мне служилось. Я не мог осрамить моих родственников, моих родителей. Да и жить хотелось, глупо умереть позорной смертью  от  пули или от метко брошенного ножа  диверсанта и получить статус «снятого часового». Находясь на посту по охране военных объектов, у меня всегда обострялось чувство воинского долга, всегда вспоминались строки из присяги. Смена караула происходила по команде «разводящего» после обмена соответствующими паролями.
     В сержантской школе в нашем взводе был случай, когда курсант заснул на посту, охраняя склад с оружием и боеприпасами. Сменял его как раз я. По этому случаю, я, как комсорг взвода, выпустил боевой листок (вид стенной печати в воинских подразделениях), в котором  заснувший на боевом посту этот курсант был подвергнут легкой, критике. Он не обиделся на меня, т.к. в боевом листке  была только достоверная информация.
Зимой часовому выдавались валенки  и  тулуп, который висел под «грибком» (столбик с крышей). Среди солдат ходил  шутливый стишок:

   «Часовой есть живой труп,
           Завёрнутый в тулуп,
   Навалясь на стенку,
   Ожидает сменку».

  Еду в армейских столовых готовили повара - солдаты срочной службы, прошедшие соответствующую кратковременную подготовку. Один повар не сможет приготовить большие объёмы еды, поэтому в столовой  всегда работал наряд из солдат срочной службы. В наряд на кухню солдаты шли весьма охотно, так как не нужно было, как в карауле мерзнуть на холоде, при этом,  можно было вдоволь поесть, удовлетворить зверский, солдатский аппетит. В наряде на кухню солдаты чистили картофель, мыли  посуду, столы, пол.
Для приёма пищи солдаты ходили в столовую строем под командованием сержанта.
      За длинным деревянным столом солдаты рассаживались строго по порядку – для каждого отделения свой отдельный стол, более того, каждый солдат имел своё конкретное место. Солдаты, находившиеся в наряде на кухне, заранее расставляли на столы еду в кастрюлях, тарелки, ложки, хлеб, кружки, чайник.
      Один из солдат отделения, прибывшего в столовую для приема пищи,   разливал первое в миску каждому солдату черпаком, шутливо именовавшимся «разводящий». Меню было простое, но относительно разнообразное, чтобы обеспечить полнорационность  и сбалансированность питания.  Привередливых не было!!!  Одним из любимых блюд были:  «макароны по-флотски», «гречневая каша» на свином сале.  Есть нужно было быстро т.к. для приёма пищи отводилось строго определённое время. После приёма пищи солдаты возвращались в расположение (казарму) также строем и с песней. 
        В некоторых воинских частях для производства мяса  свинины выращивали свиней, этим занимались также солдаты срочной службы.
Верхняя одежда в период моей службы была следующей: Летом:  гимнастерка, галифе, головной убор пилотка, парадный китель, парадная форменная фуражка с козырьком. Осенью дополнительно бушлат, зимой шапка-ушанка, шинель. На ворот гимнастёрки солдаты и сержанты сами пришивали  белые воротнички, которые  изготавливали также сами из ткани, выдававшейся каждому курсанту. Каждый солдат и сержант обязаны были всегда иметь с собой две иголки: одну с белой ниткой, другую с черной. Иголки втыкались в безопасное место пилотки или шапки-ушанки.
Обувь на все случаи была одна – кирзовые сапоги, которые чистили ваксой. Вместо носков – портянки. Кроме кирзовых сапог другой обуви не было.
Спали на матрасах, набитых соломой. Соломой набивали матрасы сами. Матрас, только что набитый соломой, был похож на круглый длинный мешок, который лишь через неделю обретал форму матраса. Очень строгие требования были к заправке кроватей – матрасы  должны были заправляться ровно,  рёбра, как у прямоугольника,  с очень ровным краем (рубчиком). 
Полы в казарме были деревянные, тряпками их не мыли, натирали мастикой  с помощью колодки с ремешком, в который вставляли  носок сапога.
        Ночью нас нередко поднимали по тревоге. Это происходит следующим образом: посреди ночи, в самый разгар сна, когда солдаты видят во сне родные деревни и села,   косы и очи  подружек веселых, на всю казарму раздаётся громкая команда  командира взвода: «Взвод, тревога!» Взвод моментально просыпается, солдаты в считанные секунды одеваются и строятся в коридоре казармы. Командир объявляет «Марш бросок  10 километров».  Марш-бросок – это  стремительное организованное перемещение войск или отдельного подразделения. И все десять километров бегом с небольшими перерывами. Иногда марш-бросок выполняется в полной боевой выкладке – с ранцем, автоматом и другой амуницией. Во время марш-броска по команде сержанта «Газы!» надевали противогазы и бежали в них,  обливаясь потом. Отрабатывались методы защиты от ядерного взрыва – по команде сержанта «Вспышка слева»  бросались вправо на землю животом вниз, ногами в сторону «ядерного взрыва», закрывая голову руками. Такие тренировочные марш-броски для десантников являются обязательными, так как при выполнении боевого задания подразделению после десантирования  в тылу врага необходимо в короткие заданные сроки преодолевать большие расстояния для выдвижения к объекту, подлежащему уничтожению.
Регулярно проводились учения. Учения это мероприятия боевой учёбы, представляющие собой решение войсками задач на местности в условиях, наиболее приближённых к боевым.  На учениях нагрузка была максимальной: подъем по тревоге, выдвижение на аэродром в полной боевой экипировке, десантирование на не подготовленную местность в «тылу врага», уничтожение «стратегического вражеского объекта» – штаба командования противника, военных складов, аэродромов, ракетных установок, военных баз и т.д. Учения были самой тяжелой частью военной службы, но, как учил А.В. Суворов – «Тяжело в учении, легко в бою». Особенно тяжело было на учениях зимой. На зимних учениях приходилось спать на снегу, но спасала специальная теплая, зимняя одежда десантников (см. фото). Спали, конечно, не на снегу, готовили подстилку из   еловых и сосновых ветвей, которые отпиливали десантными ножами.  После десантирования  подразделения  в полном боевом снаряжении сразу  совершали  марш-бросок к «вражескому объекту». В реальных боевых условиях высадка десанта означала фактически дорогу в один конец, так как, обнаружив десант,   противник принимал меры к его уничтожению. У десантников, после выполнения боевой задачи не было реальной возможности возвратиться на территорию своей Родины. Это осознавали все - от высшего командования до рядового солдата. Без лишнего  пафоса можно утверждать, что выполнение десантниками боевой задачи  было реальным, осознанным самопожертвованием во исполнение присяги и воинского долга перед своей Родиной. У десантников после выполнения боевой задачи пути назад не было – они в тылу врага, кругом противник. После приземления в тылу врага десантники обязаны быстро  найти своего командира, собраться в одном месте и в режиме марш-броска, скрытно, без лишнего шума выдвинуться на заранее обусловленные позиции для уничтожения вражеского объекта. Мужество и отвага  десантника заключались не только в прыжке с парашютом, но и в готовности отдать жизни за свою Родину. Ведь пути назад практически не было!
На одном из зимних учений после приземления я долго не мог погасить купол парашюта из-за сильного ветра, который поволок меня по земле с раскрытым  и наполненным воздухом куполом, лицо залепило снегом, дышать было невозможно, я начал задыхаться, промелькнула мысль: «Это конец». Но, благодаря кустарнику, оказавшемуся на пути купола парашюта,  удалось погасить парашют и всё обошлось благополучно.
Физическая подготовка была стандартной: легкие физические упражнения на утренней физзарядке, днем занятия в спортгородке на спортивных снарядах, кроссы, лыжные гонки и т.д.
Значительное место в службе занимала строевая подготовка, которая проводилась на плацу военного городка. На занятиях по строевой подготовке  сержант лично показывал, как нужно исполнять тот или иной элемент и командовал «Делай, как я».  По команде сержанта нужно было как можно выше поднимать прямую ногу, «тянуть носок» и держать её в таком положении. Отрабатывались повороты направо, налево, кругом, выйти из строя, встать в строй, в одну шеренгу становись, в колонну по двое становись, равняйсь, смирно, равнение на средину, вольно  и т.п. Это была настоящая муштра, но она была обязательной, так как,  являясь составной частью боевой подготовки, она закаляла волю воинов, способствовала соблюдению воинского порядка и укреплению дисциплины, совершенствовала умение владеть своим телом, развивала внимательность, наблюдательность и исполнительность. При передвижении колонной все должны идти в ногу. Сержант командовал – раз, два, три. Раз – шаг левой ногой, два – шаг правой, три – снова левой. Ррраз, рраз, рраз два три.  Отделение, бегом марш! 
При переходе   моста сержант командовал: «Идти свободно, не в ногу».  Ещё из уроков физики в школе помню, что при ходьбе воинской колонны  в ногу по мосту может возникнуть резонанс – совпадение  строевого шага с колебаниями моста, в результате чего мост может обрушиться.
Важнейшей частью боевой подготовки в ВДВ были парашютные прыжки.
Парашютная подготовка включала: изучение материальной части, т.е. устройство парашюта, правила совершения прыжков, тренировка на специальных  комплексах, сооруженных в парашютных «городках». Прыжок с парашютом включал в себя три основных элемента:  отделение от самолёта, планирование и  управление парашютом в воздухе при снижении, приземление. Все элементы были важными, но самым «страшным» было отделение от самолёта и это понятно  - психологически очень нелегко шагнуть из двери самолёта в  бездну и некоторое время находиться в свободном падении. Планирование (снижение) было также  важным элементом, т.к.   неумение управлять парашютом могло привести к приземлению на линию электропередач, на дерево и на другие опасные объекты.
Конструкция парашюта такова, что он обязательно раскроется, если он  во время укладки был сухой и укладка произведена правильно. В Армии укладка парашюта проводилась коллективно, на плацу воинской части, чтобы  контролирующий офицер мог наблюдать процесс укладки парашютов. Контроль за укладкой парашютов осуществлялся  офицером парашютно-десантной службы. Укладка проводилась поэтапно, после каждого этапа офицер  обходил ряды  парашютов, растянутых на парашютных столах и внимательно осматривал каждый парашют. Переход к следующему этапу укладки осуществлялся по команде контролирующего офицера.  Тот факт, что каждый десантник лично сам укладывал свой парашют и под строгим контролем офицера вселял уверенность в том, что парашют обязательно раскроется. За всё время  моей службы был известен один случай гибели десантника из-за нераскрывшегося парашюта. Официально причины  нераскрытия парашюта  не сообщались, но, вероятнее всего была допущена ошибка при его укладке.
В период моей службы (1961г.-1964г.) прыжки осуществлялись с трёх типов самолётов – АН-2, ЛИ-2, АН-12.  Военно-транспортный самолёт  ЛИ-2 производился в СССР по лицензии США и представлял собой  почти точную копию американского самолёта «Дуглас». Мне довелось  прыгать с самолётов каждого вышеуказанного типа.   
Самолёт АН-2 вмещал всего  около одиннадцати десантников, (отделение) поэтому обязанность выпускающего возлагалась на командира отделения. В сержантской школе нас курсантов учили быть выпускающими при прыжках с самолётов типа АН-2. Мне также пришлось один раз по поручению старшего сержанта  быть выпускающим. Именно в этот раз,  упоминавшийся мною заснувший на посту курсант, допустил задержку при  покидании борта самолёта. Он упёрся  руками в борта двери, не прыгал сам и препятствовал другим десантникам, стоявшим за ним. А самолёт летел, отдаляясь от зоны приземления. Я несколько  раз  ободряюще хлопнул его рукой по плечу, выругавшись  трехэтажным  русским  матом. Наконец, переборов страх, он с моей помощью  шагнул в бездну.
         Естественно он снова попал под огонь критики. Я, как, комсорг взвода, был обязан этот факт опубликовать в стенгазете «Боевой листок».   Задержка при отделении десантника от самолета опасна тем, что  нарушается «кучность» приземления, в результате увеличивается время для сбора десантировавшегося  воинского подразделения, а зазевавшиеся десантники могут приземлиться за пределами площадки приземления и не найти своё подразделение, а то и во все приземлиться на территорию противника  и  попасть в плен к врагу. Но, впоследствии этот курсант, как и другие,  успешно окончил сержантскую школу  и получил звание младшего сержанта.
        Чувство страха это продукт естественной инстинктивной реакции организма на опасность.  Это чувство   при совершении прыжка было у каждого десантника, отрицать это, значит, кривить душой, бравировать. В момент парашютного прыжка   зыбкая грань между жизнью и смертью становится физически осязаемой - тело будто съёживается, пульс увеличивается  до максимальных показателей, адреналин зашкаливает, наступает «естественное» состояние, близкое к  стрессу, вызванное угрозой жизни. При каждом прыжке десантник,  подавляя инстинкт самосохранения, проявляет самоотверженность -   готовность принести свою жизнь в жертву на благо Родины.  После нескольких прыжков, по моему мнению, наступает незначительная адаптация  к угрозе жизни в момент прыжка. Но,  мужество и отвага заключались не в том, чтобы бравировать и отрицать очевидное, а преодолеть этот страх, подавляя внешние признаки  волнения. Зато после раскрытия парашюта  организм ощущает «взрыв  гормонов радости». Отказники были, фамилии их помню, но, называть их не буду.
        Некоторые отказывались не только от прыжков, но и от службы в ВДВ и просились перевести их в другие войска. Один из курсантов сержантской школы дезертировал, его поймали,  вернули в часть.  В здании полкового клуба Военный Трибунал провел показательный судебный процесс над этим дезертиром. Дали ему условный срок, оставили служить в части,  и он дослужил,  не отказываясь от прыжков. Другой курсант перевелся в Военно-морской флот, мечтая стать водолазом, третий отказывался выезжать на прыжки, были и другие отказники, от которых ВДВ избавлялись в рамках процесса самоочищения и естественного отбора.
Лично мне преодолевать страх помогало осознание таких факторов, как укладка парашюта самим десантником под контролем офицера,  наличие запасного парашюта, принудительное раскрытие купола, наличие прибора КАП-3, который автоматически срабатывал на заданной высоте и выдергивал в  ранце шпильки, раскрывая парашют. Благодаря прибору КАП-3, прикрепляемого к ранцу парашюта, парашют в любом случае раскроется, даже если десантник потеряет сознание.
Во время службы  десантировались, в основном, с самолётов АН-12, который  вмещал 60 десантников, поэтому при прыжках  с самолётов АН-12 выпускающим был офицер, как правило, командир взвода. 
Один из курсантов, как и все, служил исправно, совершал парашютные прыжки, но категорически отказывался от стрельбы из огнестрельного оружия по религиозным мотивам – до призыва в Армию он  состоял в баптистской секте, а баптистские каноны  запрещали стрелять по людям. Помню, однажды на стрельбище лежит он на огневой позиции  с автоматом в руках, ствол автомата направлен в сторону мишени, рядом с ним стоят командир взвода, командир роты и  приказывают   ему открыть огонь и поразить цель. Курсант молчит, не стреляет. Офицеры убеждают его: «Вы же стреляете не по живым людям, а по мишени»!  «Курсант! А как Вы будете защищать  Родину»?!  Курсант молчит, не стреляет. Этому курсанту было 28 лет, не высокого роста, полностью лысый, добродушный по характеру,  по профессии шахтёр  из  Донбасса. Зато пел он отменно! Как сейчас помню,    как он в казарме в часы личного времени душевно пел песни «Давно не бывал я в Донбассе», «Спят курганы тёмные»,   связанные с судьбой молодых шахтеров. Никто не прерывал его в этот момент, даже сержанты.

Давно не бывал я в Донбассе,
Тянуло в родные края,
Туда, где доныне осталась в запасе
Шахтерская юность моя.
   Осталась она неизменной,
   Хотя от меня вдалеке.
   Там девочка Галя живет непременно
   В рабочем своем городке,
   В шахтерском своем городке.
Отчаянно Галя красива,
Заметишь ее за версту.
Бывалые парни глядят боязливо
На гордую ту красоту.
   С тех пор хоть немало я прожил,
   Душа красоте той верна,
   В другую влюбился за то, что похожа
   Глазами на Галю она.
   Глазами на Галю она.


Спят курганы тёмные,
Солнцем опалённые,
И туманы белые
   Ходят чередой.
   Через рощи шумные
   И поля зелёные
   Вышел в степь донецкую
   Парень молодой.
Там на шахте угольной
Паренька приветили,
Руку дружбы подали,
Повели с собой.
   Девушки пригожие
   Тихой песней встретили.
   И в забой отправился
   Парень молодой.


       Песни эти, как и многие другие,  мне очень нравились, трогали за душу, поэтому я привожу их полный текст. Разве можно такого исполнителя-сослуживца забыть!  До призыва в армию он работал шахтером, каждый день, рискуя жизнью,  спускался в шахту на дела ударные  и на службе в армии тоже рисковал жизнью, совершая прыжки с парашютом. Как сложилась его дальнейшая судьба, не знаю.
        Если уж речь зашла о песнях, то нельзя не вспомнить и другого сослуживца по сержантской школе. Он был командиром  отделения первого взвода  роты, в которой я служил. В полковом клубе в праздники, он, как настоящий вокалист, так красиво  исполнял песни «Рiдна мати мое», «Черемшина», «Солдатские сны».
        А курсант Вяткин (тот самый, который отправил девчонок «на горшок, и спать»)  ещё раз напомнил о себе, да ещё как. На одном из праздничных концертов в полковом клубе, он вышел на сцену и с таким задором и  таким огоньком так отплясал какой-то танец, скорее попурри Камаринской, Барыни, Казачка, Кадрили.  Плясал он в полевой форме (галифе, гимнастерка, пилотка, кирзовые сапоги), но так легко и непринужденно, как будто одет был в легкую концертную одежду. Как настоящий артист! То,  вихрем пробежится по сцене, лихо и гордо запрокинув голову, то пустится вприсядку, то с улыбкой пронесется танцевальными приёмами по краю сцены мимо офицерских жён, сидевших в первом ряду. Какие только коленца он не выкидывал - ноги пляшут, руки машут, язык песенки поёт.  От вихря, поднимавшегося от его танца,  легкомысленно загибались вверх широкие поля модных шляпок, красовавшихся на головах офицерских жен, которые, достав театральные бинокли, внимательно  всматривались в плясуна и, возможно, мечтали: «Эх, такого плясуна да в денщики бы моему мужу офицеру»!!!... Публика неистовствовала (прямо как у И. Маменко). Были долгие, несмолкающие аплодисменты, переходящие в овации. После этого курсант Вяткин ещё больше укрепил  репутацию местного  В. Тёркина.
      Не реже одного раза в месяц пешком, строем ходили на полигон (стрельбище) где  проводились учебные стрельбы. На пути к стрельбищу сержант командовал «Запевай»! Запевала запевал одну из строевых песен,  как правило, гимн города Тулы. Строевые песни, написанные композиторами в ритме марша,  поднимали боевой дух солдат, сплачивали их, обостряли чувство патриотизма.
Запомнились четыре строевых песни, бывшие обязательным атрибутом срочной воинской службы, вот первые куплеты из них:

Гимн города Тулы

Тула веками оружье ковала,
Стала похожа сама на ружьё,
Слышится звон боевого, металла,
В древних названиях улиц её:
Припев:
Улица Курковая, улица Штыковая,
И Пороховая, и Патронная,
Дульная, Ствольная, Арсенальная,
Улица любая оборонная.

Десантная

Тверже шаг ребята,
По земле Советской мы идём,
В десанте служим мы крылатом,
Где каждый должен быть орлом.
Припев:
Нам парашютистам,
Привольно на небе чистом,
Легки ребята на подъём,
Задирам мы совет даём,
Шутить не следует с огнём.

Ладога

Сквозь шторм и бури, через все преграды
Ты, песнь о Ладоге, лети!
Дорога здесь пробита сквозь блокаду
Родней дороги не найти!
Припев:
Эх, Ладога, родная Ладога!
Метели, штормы, грозная волна,
Недаром Ладога родная
Дорогой жизни названа.

Солдатская песня

Путь далек у нас с тобою
Путь далек у нас с тобою,
Веселей, солдат, гляди!
Вьется, вьется знамя полковое,
Командиры впереди.
Припев:
Солдаты - в путь, в путь, в путь!
А для тебя, родная,
Есть почта полевая.
Прощай, труба зовет!
Солдаты - в поход!

При следовании на автомашинах на аэродром на очередные прыжки чаще других пели песню:

«Пропеллер громче песню пой,
Неся распластанные крылья,
А может быть, в последний бой,
Летят десантники лихие.

Прощай Маруся дорогая,
Я не забуду твои ласки,
А может быть, в последний раз,
Я вижу голубые глазки».

       В учебке по ранжиру я был последним в отделении, а последний в строю  отделения  наряду с автоматом обязан нести ещё и гранатомёт,  и сумку с учебными гранатами для гранатомёта. То есть,  физическая нагрузка на меня при следовании на стрельбище была больше, чем у других курсантов. Но, я достойно  исполнял и эту обязанность, покорно и дисциплинированно тащил этот груз до самого стрельбища. Штатным стрелковым оружием были автоматы Калашникова (АК-47) с откидным металлическим прикладом (десантный вариант), ручные пулеметы Дегтярёва (РПД), ручные противотанковые  гранатомёты (РПГ-2), заменившие противотанковые ружья, применявшиеся в период ВОВ.
Стрельба из АК-47 и из пулемета РПД для меня не представляла сложности, т.к. основные приёмы и навыки  ведения  огня из стрелкового оружия  были мною усвоены  ещё в школе благодаря урокам Малыгина В.А., преподававшим  военное дело.
      В Армии нередко происходят несчастные случаи в результате неосторожного обращения с огнестрельным оружием. Произошёл такой случай и у нас во взводе.  Однажды на стрельбище  командир второго отделения нашего взвода (я служил в третьем отделении)  сержант Иванов (фамилия вымышлена) собрал свое отделение вокруг себя и стал демонстрировать, как нужно обращаться  с пулеметом РПД, который был заряжен боевыми патронами!!!  Держа в руках заряженный пулемёт, направленный стволом вниз, он, передергивая затвор,     стал  что-то объяснять стоявшим вокруг него курсантам. Вдруг раздалась короткая пулеметная очередь, трассирующие пули  рикошетили и веером  разлетелись во все стороны. Одна из пуль попала одному курсанту  в ступню, прострелив её насквозь. Курсанта срочно направили в медсанбат,  учебные занятия на стрельбище были прекращены. К счастью обошлось без жертв.  После лечения курсант вернулся в строй, успешно окончил обучение в сержантской школе. Сержанта Иванова понизили в звании, он тоже продолжил службу, но стал меньше привязываться к курсантам. Необходимо отметить, что сержант Иванов был единственным из сержантов нашей роты, которого курсанты недолюбливали из-за его заносчивости, показной, неуместной строгости.  В отсутствие командира третьего отделения  он привязывался к курсантам третьего отделения, в котором служил я. У Иванова было 8 классов образования, у меня 10, я был  комсоргом взвода и редактором боевого листка. Видимо, Быковский ощущал разницу в уровне моего и его интеллекта, поэтому особенно «внимателен» был ко мне - нередко привязывался ко мне по пустякам и вот судьба его наказала. А, ведь он должен был быть передан в руки правосудия и военный трибунал  должен  был его  судить по статье УК РФ, предусматривающей уголовную ответственность за неосторожное обращение с оружием, повлекшим причинение потерпевшему  менее тяжкое телесное повреждение.
       Однажды, находясь в расположении роты, незадолго до окончания  сержантской школы я услышал команду дневального: «Курсант Швецов  немедленно прибыть к командиру роты». Командиром нашей роты в то время был капитан Конев. Забегаю в кабинет командира роты, докладываю:

       «Товарищ капитан, курсант Швецов по Вашему  приказанию явился». В ответ:
       «Отставить, являются черти во сне, выйдите и доложите, как положено по
       уставу»! Выхожу, захожу снова строевым шагом, докладываю: «Товарищ
       капитан, курсант Швецов по Вашему приказанию прибыл»!

   Командир роты  предложил мне сесть и в непринужденной,  неуставной форме завёл разговор о моей жизни, о моей семье, откуда родом и т.д. Далее  он лестно отозвался о моей службе, о том, что я имею 10 классов образования, политически подкован, избирался комсоргом взвода, отличник боевой и политической подготовки. Командир роты предложил мне поступить в Рязанское высшее военное училище Воздушно-Десантных Войск, обещая дать отличную характеристику. После короткого разговора я вежливо отказался, т.к. перспектива  быть 25 лет казенным, не принадлежащим себе человеком, не прельщала меня. Заканчивая разговор, он вежливо добавил: «Можете идти, и все-таки подумайте». «Есть»!
      В то время Воздушно-десантные войска действительно испытывали дефицит в офицерских кадрах. Одним из свидетельств этого является то обстоятельство, что командиром первого взвода нашей роты был  старший сержант Пронин, не имевший офицерского звания.
      Физическая подготовка была стандартной: утренняя физзарядка, марш-броски, упражнения на коне, прыжки через козла, упражнения на брусьях, на перекладине и т.д. Практически то же, что и в общеобразовательной школе. Бутылки о голову не разбивали, кирпичи руками не били, слово «карате» было нам вообще неизвестно. Десантник побеждает не кулаками, а умом и оружием. Если нет достаточного интеллекта, то не поможет никакое оружие.
      В нашей роте два военнослужащих были особенно отлично подготовлены: ст. сержант Гизатуллин и старшина Иус. Гизатуллин ростом около 170см, красивая фигура, рельефные мышцы, отлично работал на спортивных снарядах. Старшина Иус ростом около 180см, объёмные мышцы мощно накачаны, работал на снарядах особенно красиво. Ст. сержант Гизатуллин, которого курсанты боготворили за его фигуру, выправку, телосложение, умение работать на снарядах, казался  «слабаком» в сравнении с  образом старшины Иуса. Настолько мощным, красивым  был старшина Иус. Да! Были люди в наше время!
      В период службы в сержантской школе  довелось участвовать в военном параде в г. Пскове связи с каким-то праздником.
После окончания сержантской школы я бы направлен для прохождения дальнейшей службы в Белоруссию в полк ВДВ, дислоцировавшийся   в районе населенного пункта «Боровуха». Служба в регулярных войсках была практически идентична службе в сержантской школе – повседневный тяжёлый труд, тяготы и лишения, свойственные службе в ВДВ, тренировки по стрельбе, физподготовка, прыжки с самолёта АН-12. Романтики не ощущалось. Лишь только сейчас, под влиянием государственной и общественной оценки значимости ВДВ, героизации этого рода войск средствами массовой информации  понимаешь, что во время службы в ВДВ я был сопричастен к чему-то чрезвычайно важному.
       Служба казалось тяжелой, беспросветной. В сознании были мысли - боже мой, когда же это кончится? Нелегко было  жить аскетически -  в казармах, вставать, ложиться, питаться, одеваться по командам командиров,  фактически не принадлежать самому себе.  Романтика пришла позже, после демобилизации, а во время службы были тяжелые солдатские будни. Вся срочная служба в армии в мирное время  была подчинена одной задаче – формирование в лице солдата послушного робота, способного беспрекословно и эффективно выполнять  приказы – и в этом залог успешного выполнения боевой операции.
       Когда служил в  Боровухе (Белоруссия), в нашей роте служил  рядовой Мухтаров. Запомнился он мне тем, что отменно матерился трехэтажным матом и тем, что аккомпанировал боем на семиструнной гитаре под различные песенки. Одну из них помню до сих пор:

Ночка начинается, фонари качаются,
Филин ударил крылом,
Ой, да налейте мне чарку глубокую,
С пенистым, красным вином.
    Ах, слуги вы пойдите, коня мне приведите,
    Да крепче вы держите под уздцы,
    Едут с товарами, тройками парами,
    Муромским лесом купцы.
Но вдруг за поворотом, Гоп стоп, не вертухайся,
        И выскочив три крепких молодца,
        Коней приштопорили, червончики отшили,
        Купцов похоронили навсегда.
    Ах, вот она, вот она, на шейку намотана,
    Шубка на лисьем меху,
    Будешь ходить ты красавица в золоте,
    Спать на лебяжьем пуху.

      В каждом полку, в каждом гарнизоне была гауптвахта. Среди военнослужащих ходила поговорка: «Тот не офицер, кто не мечтает стать генералом, тот не солдат, кто не сидел на гауптвахте».   
      Гауптвахта (в переводе с немецкого «Hauptwache» - главный караул) - место, где военнослужащий отбывает наказание за какой-либо проступок уголовного или административного характера. Довелось и мне побывать на гауптвахте, причём не полковой, а гарнизонной. Однажды, 1 января 1963г. находясь  в увольнении,   я гостил у одной знакомой девушки в квартире её родителей. Вместе с ней и её родителями отметили наступление Нового 1963 года. Я выпил совсем немного. Пошли гулять на улицу  с ней и её родителями. Будучи в «хорошем настроении» я не заметил проходящий  невдалеке военный патруль и не отдал честь. Они (Офицер и два солдата) подошли ко мне и  задали закономерный вопрос «Сержант, почему Вы не отдали честь военному патрулю»? Я ответил: «Извините, не заметил, больше не повторится» и приложил руку к козырьку.  Но, извинения в таких случаях не проходят. Услышав мой ответ,  они  обнаружили  действительную причину моей невнимательности - исходящий от меня запах спиртного. Задержали, отвезли в комендатуру города Витебска и поместили на гарнизонную гауптвахту (На "губу"). При определении на гауптвахту срывают погоны, отнимают ремень, значки и другие вещи, чтоб арестованный в минуты отчаяния не мог их использовать против себя. Гауптвахта, на которую меня отправили,  была построена основательно,  ещё фашистами в  период оккупации  г. Витебска. Ширина около полутора метров, длина около  двух с половиной метров. Стены, пол бетонные. «Кровать» деревянная,  с утра прикрепляется к стене, поэтому прилечь    в течение дня  (отлежаться и отдохнуть) невозможно.  Посредине карцера бетонный столбик вместо табуретки. Команды все выполняются бегом. Еду подавали через маленькое окошечко (амбразуру). Подъём в 6-00,  отбой в 11-00. Было  морально очень тяжело, но человек привыкает ко всему, привык и я, ведь иной альтернативы не было. Лучше смириться с неизбежным, чем переживать и терзаться мыслями о содеянном. На гауптвахте я отбыл 10 суток, урок был извлечен,  выводы на будущее сделаны, служба продолжалась, но в звании был понижен.
Уважаемые читатели, имейте в виду – пребывание на гауптвахте не снижает боеготовность военнослужащего, более того,  после гауптвахты он становится более дисциплинированным.
       Не помню, чтобы были какие-то неуставные отношения между молодыми солдатами и старослужащими, а в отношении меня тем более – я всё-таки был командиром отделения. За три года службы не было ни одного случая притеснения молодых солдат.
     Сам я в самоволки  не ходил, но солдаты третьего года службы  регулярно похаживали, при этом не спрашивали разрешения сержантов, а лишь уведомляли: «Сержант, не теряй нас, сегодня ночью в казарме нас не будет». Об этом знал и замкомвзвода, который  советовал нам молодым сержантам об этом не сообщать старшине или командиру взвода, приходилось молчать. Зато по уровню боевой подготовки к ним претензий не было, они были примером для молодых солдат в боевой подготовке и помогали их обучать.
В последние месяцы службы военнослужащие, которым предстояла демобилизация   (дембеля),  смотрели на висящий, на стене портрет Министра обороны СССР маршала Малиновского Р.Я.  и шутливо говорили – «Родион Яковлевич, не подведите, ждем приказа о демобилизации».
       Подходил к концу славный этап в моей жизни,  к возвращению домой  готовился  человек, надлежаще подготовленный к защите Родины. Без лишнего пафоса, без  патетики могу констатировать: своих отважных бойцов ВОВ - отца Швецова К.В. и  старшего брата Швецова Л.К. я не посрамил, подтвердил принадлежность к генотипу рода  Швецовых.  Был бы жив отец, он бы наверняка сказал: «Молодец,  Вовка! Никто у нас не может вышибить автомат из рук!»
На прощание, перед уходом в запас  споём:

«Прощай комбат дружище, будь здоров!
  За рюмкой водки вспоминай своих орлов,
  А нас ждут девушки, бульвары, города,
  И в Боровуху не вернёмся никогда»!

     Если 2 августа в день ВДВ увидите купающихся в фонтане десантников, отнеситесь к ним снисходительно, добродушно и по-философски – ребят «распирает» от сознания того, что они принадлежат к элите Российской армии – к крылатой пехоте. Помните, что купающиеся в фонтане десантники это подготовленные защитники Родины, которые всегда готовы  выступить на защиту своего народа, обязательно  с честью исполнят свой воинский долг, выполнят любое задание  командования, а  если потребуется, то  готовы и жизнь отдать за Родину, за свой народ,  за нас  с Вами. «Никто, кроме нас»! И, конечно, вспомните шестую роту, погибшую в неравном бою, уничтожив сотни боевиков. И помните тех десантников, которые сегодня на фронте СВО не щадя своей жизни защищают нашу Родину Россию и нас с вами.
      Наступил последний день службы. Оделись  в парадную  форму, надраили сапоги ваксой, почистили асидольной щёткой бляху на ремне и пуговицы  на мундире, нацепили все значки, дембельский чемоданчик в руки и на поезд.
      В военном билете отмечено:  «Отличник-парашютист», «За время службы совершил 25 прыжков с парашютом», присвоен нагрудный знак «Гвардия». 
Мною был взят важнейший рубеж в моей жизни – трёхлетняя служба в Советской Армии, сыгравшая значительную роль в  формировании  моего характера, в становлении меня, как личности.
      Прощай оружие! Да здравствует гражданская жизнь!
      О службе в ВДВ помню всегда, но, особенно, 2 августа в день ВДВ в компании молодых и старых десантников.