В Твоих садах, заброшенных давно,
Где ад земной смешался с полусловом,
Играл короткокрылый музыкант
На клавесине треснувшего лета,
И не было ни доброго, ни злого
В мотиве обесцветившимся этом,
И пропадало эхо без ответа,
Играя в прятки в лабиринте скал.
И больше ничего — сады и скалы,
А музыкант, почувствовав покой,
Прозрачно руки с клавиш убирал,
Но музыка по прежнему звучала,
И, разбиваясь вечностью о сон,
У моря глухо безвременье спало.
На крышке клавесина отражаясь,
Из воздуха родившаяся смерть
Заглядывала в прошлое и жало
Её пока ещё не смело сметь,
Не чувствуя таланта полководца.
А в море возникал девятый вал,
Талантом полководца одарён,
и наступал на скалы левым галсом.
Захлёбываясь звоном колокольцев,
Господь, не понимая, вопрошал:
— Как ты вошел в мой сон поводырём?
И, просыпаясь, я над сном смеялся.
А в глубине садов цветущий вечно
Цветок тысячевестник молодой
Ронял увядший лепесток в ладонь,
Предсказывал: голубоглазый вечер,
Далёкий путь по призрачной воде,
Полузабытых колокольцев звоны...
И всадник с головой хамелеона
Не отрываясь на меня глядел,
Вставал пред садом огненной стеной,
И глаз его безжалостные щёлки
Горели опалимой купиной.
Я Бога вопрошал: — Зачем пришёл Ты
В мой сон на дне поверженного моря?
А Он смеялся, и Его слова
Ползли, как искры, по людскому горю,
И рушилась златая голова
У церкви на бескрайнем косогоре.