ПОСЛЕ ПЯТОГО АВГУСТА.
Но подходит время, когда даже если и ружьё, висящее на стенке, не выстрелило, спектакль всё равно надо заканчивать. Иначе он непременно превращается в сериал на тему: «У попа была собака…» Возможно и наш шахтёрский Пикет на Горбатом мосту был не более чем «спектаклем», кульминацией которого было лишь то, что на «пустой гвоздь в стенке всё-таки было повешено ружьё». Да, ружьё не выстрелило, как когда-то оно выстрелило в спектакле Чехова. Но от этого спектакль не стал менее драматичным. И мне пора тоже заканчивать своё повествование.
Как вы уже знаете, с пятого августа 1998-го года, после того, как к нам на смену так никто и не приехал, я отказался подчиняться Старшему нашей группы в своё личное время. Конечно, Старший группы тут же назначил меня на целую неделю в ночное время на дежурство по охране Пикета. Впрочем это было его право, и я, много не расстраиваясь, полностью отдежурил всю неделю, а отоспавшись в первой половине дня, во второй половине «работал» как и положено с пикетчиками на Мосту касками, не забывая ко всему выставлять утром и убирать вечером флаги. Я уже ясно понимал, что никогда и ничего Координационный Совет не решит. Что прибудет к нам следующая смена, или не прибудет, совершенно не играет никакой роли, а провокаций, которыми пугали шахтёров Старшие у групп, следует ожидать прежде всего от самих этих Старших.
Если бы нас решили «зачищать» ОМОНовцы, им достаточно было оцепить около ста метров улицы со стороны Американского Посольства и закрыть на замок ворота прилегающего к Пикету, с противоположной стороны, парка, да ещё (примерно двадцать метров) перегородить выход на Дружниковскую улицу.
Если учесть, что к середине августа, многие группы пикетчиков сменились, но на смену к ним прибывали группы в гораздо меньшем количестве, а когда и вовсе не прибывали, то в отдельные дни собственно шахтёров-пикетчиков находилось на Горбатом мосту от семидесяти до ста человек. «Зачистить» нас ОМОНовцам, особенно в ночное время, конечно же было проще «пареной репы». Поэтому приблизительно до двадцати пикетчиков ежедневно дежурили по охране Пикета, а часть из них «отсыпались» после ночного дежурства. Из-за этого в отдельные дни на «работу» на Горбатый мост стало выходить уже только от пятидесяти до шестидесяти человек. Когда я прибыл в Москву 11-го июля, в Пикете находилось не менее двухсот пятидесяти шахтёров, и не менее ста восьмидесяти из них (кто не был занят по охране Пикета, по кухонной работе, а также не уезжал на другие митинги) участвовали в «работе» на Горбатом мосту. В целом, как я заметил, количество пикетирующих шахтёров незаметно, постоянно, но неуклонно снижалось. Наглядно это видно и на примере пикетирующих шахтёров из нашего Челябинского региона. Если первая группа пикетчиков с Южного Урала была 25 человек, то во второй группе (в которой был я) было 16 пикетчиков. Причём с 29-го июля одиннадцать человек уехали домой, а 30-го июля с утра уехало ещё два человека. То есть с 30-го июля по 22-е августа, на Пикете от Челябинского региона было только три человека. Третья же группа (и последняя) прибыла к нам на смену днём 22-го августа в количестве 11 человек, и «проработала» на Горбатом мосту до сентября месяца , то есть десять дней.
Личного времени у меня оставалось не так и много, но как бы то ни было, несмотря на все проказы нашего старшего по группе (из остающихся у него двух человек) это было всё равно моё личное время.
Два раза я смог заехать в редакцию «Советской России» на Ленинградском проспекте, и в рядом (в соседнем здании) находящиеся редакции других, тоже «левых» оппозиционных газет. Передал им две своих статьи о Пикете, подборки своих стихо-творений, а от них получил тоже много разных оппозиционных власти газет и даже брошюр, которые распространял на Пикете, а также привёз домой на Урал и распространил среди рабочих.
Когда второй раз по договорённости я собирался ехать в редакцию, у меня с рубашки в нашей полиэтиленовой палатке совершенно неожиданно пропала моя визитка пикетчика. Которую я уже больше так и не увидел, и при всех последующих поездках мне приходилось одалживать визитку у других моих товарищей по Горбатому мосту. Почему мне нужна была визитка пикетчика? Надо сказать, или вернее повториться, что большинство москвичей дружелюбно относились к нам, к пикетчикам. Негласно, но работниками метро было принято, чтобы шахтёры-пикетчики пользовались метрополитеном бесплатно, и на большинстве станций пикетчиков в метро пропускали бесплатно. Только на редких станциях, особенно рьяные служащие делали вид, что ничего не слышали ни о каком Шахтёрском Пикете у Дома Правительства и требовали жетон на проезд. Но это было, когда всё-таки с пикетчика требовали оплату за проезд, ещё раз повторяюсь, довольно редко. Со своей визиткой пикетчика, кроме бесплатного проезда на метро, я два раза проехал на городском автобусе, и оба раза кондуктора, даже когда я подавал им деньги, платы за проезд брать не стали. Шесть раз от станции метро Пражская, также на автобусе, провожая Антонину Ли, я ездил в Южное Бутово, и здесь, тоже кондуктора, видя, что я пикетчик, ни разу не брали платы за проезд. Даже на частном маршрутном такси, и опять же до Бутова, водитель не стал брать с меня деньги за проезд. Два раза мне пришлось выезжать из Москвы на электричке, но и здесь контролёры, только увидев на груди визитку пикетчика, даже не спрашивали билета. Рабочие и служащие города Москвы и это было видно во всём, очень надеялись на наш шахтёрский Пикет. Они на нас надеялись и они в нас верили, как на скорое улучшение собственной жизни, и поэтому как могли, пусть и в малом, но нам помогали. Практически у каждой шахтёрской группы на Пикете были свои постоянные добровольные помощники и помощницы, доставляющие для группы и горячую пищу, и сухую одежду, и постельное бельё. Лето в Москве выдалось довольно пасмурным и часто по целым неделям пикетчикам почти не удавалось ни просушить свою одежду, ни постельное бельё: матрацы, одеяла и импровизированные из одежды подушки. Поэтому сухая одежда и постельное бельё, которые нам приносили, конечно же очень помогали. В Бутове для нашей Уральской группы было собрано три больших (как их прозывают «китайских») сумки одежды и постельного белья.
Примерно раз в неделю из Подмосковья и от «Трудовой России» для Пикета доставлялись продукты. В основном, макаронные изделия: лапша, вермишель, и различные консервы: мясные, рыбные, сгущённое молоко, а также табачные изделия: сигареты. Хуже было со свежими фруктами, здесь в основном помогали москвичи и один раз из Подмосковья привезли машину огурцов, кабачков и, кажется свёклы. Но сковородок на Пикете было раз-два и обчёлся, и поэтому, что делать с кабачками и со свёклой, многие просто не знали. Раза три от моих московских знакомых я приносил для нашей группы дыни. Помогающий нашей Уральской группе молодой парень – «кореец», как мы его прозвали (хотя он имел китайский паспорт с Тайваня), тоже раза два или три приносил нам, сколько мог принести, арбузы. Этот «кореец» был студентом какого-то Московского института, а своей дипломной работой он выбрал: «Развитие профсоюзного и рабочего Движения в России, после 1991-го года». Наша Уральская группа, как могла (в основном жестами и при помощи словаря) помогала ему в его дипломной работе. У "корейца" уже в то время была и зеркальная фотокамера, и карманный миниатюрный планшетник с кучей разных функций, включая и переводчик с различных языков. Часто во время разговоров, мы плохо понимали друг друга, или совсем неправильно. Это вызывало смешные ситуации, когда до нас доходило, что мы неправильно поняли его или он неправильно понял нас, а нам приходилось опять жестами и со словарём исправлять свои разговорные ошибки. Так, однажды, после казалось бы простого разговора, когда мы объяснили ему, что все мы приехали с Урала, который разделяет Европу и Азию, что все мы с разных шахт и каждый работает на своей шахте, что в городе, мы тоже живём в разных местах, каждый в своём рабочем посёлке, но для того, чтобы ему позвонить кому либо из нас, (а «кореец» хотел для продолжения нашей дружбы, иметь номера наших домашних телефонов) ему лучше звонить на рабочий – служебный телефон на шахту, так как многие из нас своих домашних телефонов не имеют. Так вот, наш «кореец» долго не мог понять: почему надо звонить на шахту и почему мы не имеем у себя домашнего телефона? Мы долго мучились, стараясь объяснить ему, почему у нас нет домашних телефонов, и от души расхохотались, когда поняли, почему он нас не понимает про эти домашние телефоны. Первый догадавшийся, что «кореец» совершенно неправильно нас понимал, чуть не умирал от смеха. Оказалось, что «кореец» понял нас в полном смысле буквально. «Кореец» понял нас так, будто каждый из нас имеет Свою Собственную Шахту являясь её владельцем, что каждый из нас имеет Свой Собственный Посёлок со Своими Рабочими – рабочей силой, и поэтому, ему и было совершенно непонятно, как мы, каждый имея Собственную шахту, да ещё и с собственным рабочим посёлком, не можем позволить себе иметь ещё и собственный телефон, а для телефонных разговоров ходим звонить на собственную шахту, что крайне неудобно. Ведь как он нас понял, мы не живём прямо на шахте, но каждый живёт в своём собственном посёлке, и часто не рядом с шахтой. Со смехом в голосе, мы объясняли «корейцу», что он нас неправильно понял, перечёркивали всё что он успел законспектировать в свой блокнот, и начинали объяснять всё заново. Этот китайский студент до того сдружился с нашей Уральской группой, что когда узнал о том, что Уральские шахтёры «перекрыли» рельсы Транссиба», умудрился съездить на Урал в Копейск, чтобы побывать и в Пикете Копейских шахтёров, стоящем на рельсах.
Вернувшись в Москву с Урала, он зашёл к нам обратно на Пикет, чтобы передать нам приветы от наших копейских товарищей, и рассказал что побывал в Копейске не только на Шахтёрском Пикете стоящем на рельсах, но в течение двенадцати часов в «самой тюрьме» (как он показал на пальцах, сложив их решёточкой, и по словарю) города Копейска. «Кореец» долго цокал языком и качал головой, объясняя нам все «прелести и ужасы своего тюремного содержания», но и с изрядной долей шутки. Мы хохотали над его рассказом и тоже шутили. Изображали из пальцев у виска пистолет, щёлкая языком под звук выстрела и, давясь хохотом объясняли, что он ещё хорошо отделался «просто тюрьмой», а не «расстрелом». «Кореец» делал испуганное лицо, слушая наши объяснения, но видя что мы хохочем, начинал понимать что мы шутим и тоже хохотал вместе с нами.
Мне остаётся надеяться, что этот Тайваньский китаец – «кореец» свою дипломную работу защитил на «Отлично».
Многие, как я уже упоминал, помогали деньгами, бросая их в установленные на парапетах ящики. Кое-кто из Москвичей хотели отдать деньги лично в руки для нашей группы, но мы неизменно указывали им на стоящий ящик, объясняя, что деньги рас-пределяются поровну, и лично мы ничем не лучше других пикетчиков. Два молодых парня – представители, как они назвались от казачества, бросили в ящик стодолларовую купюру (один доллар был примерно равен шести рублям, события до дефолта 17-го августа). Женщине из Челябинска проездом оказавшейся в Москве и разыскавшей нашу Уральскую группу, хотевшей передать деньги своим землякам, тоже пришлось бросить сто рублей в общий ящик. Один из москвичей – пенсионер передал шесть тысяч своих рублей пикетчице из г. Воркуты. Эти деньги тоже были переданы для всего Пикета, а пенсионеру из-за столь щедрого, большого денежного вклада была выписана квитанция о приёме денег. Эти деньги, присутствующие рядом (при приёме) шахтёры предложили использовать для выпуска газеты.
В один из погожих дней августа москвичка Антонина Ли привезла на Горбатый мост мастера-специалиста по изготовлению «воздушных змеев» и на Пикете ими был устроен импровизированный Фестиваль по полётам «воздушных змеев». От пяти до десяти разноцветных китайских «воздушных змеев» взмыли в небо над шахтёрским Пикетом в центре Москвы и в течение всего дня плавали-парили в небе Москвы медленно шевеля своими хвостами, то над нашим Пикетом, то над гостиницей «Мир», то над строящимся новым зданием Американского Посольства. Змеи плавали высоко в небе, величественно и спокойно, казалось совершенно не обращая внимания ни на шахтёров, съехавшихся сюда со всех концов России из-за своих бед, которыми их «благодетельствовала» всенародно избранная Власть во главе с Президентом, ни на многочисленные «наряды» милиции, которые окружали, следили и охраняли этих шахтёров от каких-либо, и с их же стороны, противоправных действий. Запуск «воздушных змеев», хотя и явился проступком, явно не санкционированным с Властями, но всё-таки не являлся проступком противоправным. Китайские приметы говорят, что в своём полёте воздушные змеи разгоняют над собой небесные тучи и благоприятствуют установлению хорошей погоды. Так это или не так, но в этот день на Пикете действительно всё было спокойно не только для шахтёров-пикетчиков, но и для окружающей нас милиции. Позже Антонина Ли подарила мне с десяток этих воздушных змеев, и они ещё целых два года летали-плавали уже в Уральском небе над городом Копейском, «удивляясь», то разбросанным и заброшенным по городу ржавым-рыжим терриконикам, то «удивляясь» удивительному, угрюмому и чумазому, поднимающемуся из полуразрушенных шахт, народу. Только копейские детишки неподдельно бежали вслед и радовались этому, вдруг появившемуся в небе и ещё неизвестному им тогда Чуду.