Ночь ушла на войну,
взвесь молчаний прогоркла,
полощу тишину
пережатого горла.
Невозвратный урон
захлестнул, сколь ни сетуй,
лишь осколочный звон
среди тресков кассетных.
Звёзды сняты с креста,
и сочится из щёлок,
пустоты кислота,
едкий темени щёлок.
Стык глухого угла
и заржавленной крепи,
ожиданий зола,
зряшных чаяний пепел.
Дней напасть, волчья сыть,
сути ноль абсолютный,
перед тем, как остыть,
смерть играет на лютне.
Землю носом разрыв,
западают звучанья,
осмыслений разрыв,
ступор по умолчанью.
Не слагаются все
звенья в цепь, сколь ни бейся,
лишний бантик ляссе
в антологии бедствий.
В альманахе потерь
правит горе-корректор
слово трудное – верь –
в нём любовь – весь огрех-то…
Новостной хук под дых –
не покажется мало.
ни концовок крутых,
ни мажорных финалов.
В горле чёртов зажим,
ком вибраций нескладных:
шаг в щадящий режим
из застенков нещадных.
Жала игл болевых,
изуверово иго,
Спас сорвался на крик,
не добравшись в Чернигов.