Тико хорошо говорит по-русски. Но видно, что язык для него не родной. Временами он задумывается, подбирая слова, или использует стандартные формы там, где требуются лексические нюансы. Для меня в этом лишь ещё большая магия. Я чувствую, как внутри себя он не перестаёт говорить на ненецком, слышу, как дышит в его груди бескрайняя, вечно беременная ещё не прожитой жизнью тундра.
«Тико, ты — шаман»? — этот вопрос я сдерживала, сколько могла. Он улыбнулся и как-то странно посмотрел на меня: «А ты?» Мы молчали какое-то время. И тундра замолчала — ни ветра, ни москитов. Потом Тико запел. Звук летел от гортани до плотно к его приходу смыкаемых губ и протяжно возвращался обратно, И, казалось, так ни разу и не вышел наружу. Словно и не песня это, а языки пламени, пляшущие в печи с приоткрытой заслонкой.
«Ненцы говорят: счастлив человек, когда его дети, родственники и олени здоровы» — сообщает Тико, — «у вас так же, только без оленей, да?» — он спокойно наблюдает за мной.
«Ну да», — киваю, — «без оленей».
«А вместо оленей что?» — не унимается мой собеседник.
«Работа есть, хобби есть, и разное там ещё...»
«Это всё не то. Надо своих «оленей» найти. Надо понять, как они выглядят в твоей жизни. Вспомни песню через озеро» — Тико смотрит внимательно и серьёзно.
От неожиданности у меня начинается внутренняя паника. Этот мой сон знают очень мало людей. И Тико среди них нет.
«Ты ведь из-за того сна здесь, Катя?»
Тико молчал. Я рыдала у него на плече. Мне легчало. Потом стало холодно. «Это к вечеру» — Тико осторожно поднял меня, и повёл назад. «Я не шаман в полном смысле. Я шаман, как там говорят, если надо. И ты, Катя. И ты. Найди своих «оленей», Катя. Тогда и поговорим».
с одной стороны день
с другой стороны ночь
внутри игла и напёрсток
по синему снегу локоть лисицы
чтобы тебе ни слышалось
не вставай с нарты
пока не вернусь
не верь никому