Мосты развели – это плюс.
Плюс ещё три часа до того, как вернуться
на улицы, охваченные шёпотом и туманом.
Вернуться туда, где проходит моя молодость,
твоя молодость,
чьё-то детство, зрелость и старость.
И спросить: почему они выглядят так?
Для этого я взрослела и ты взрослел,
неужели для них мы растили крылья,
которые лишь вчера узнали – могу летать,
учились кружево ткать из мысли,
не брать вещей тяжелее ручки,
выводящей стихи на полях тетради,
чтобы увидеть:
по полю – пустому полю –
поедут танки,
как со страниц учебника,
будто из фильма о том, как дикие люди смогли допустить это,
и узнать со всей ясностью – мы такие же?
Мосты развели.
Два острова по воде плывут,
будто мать моего знакомого, отрёкшаяся от сына,
и дочь, объявившая папе, что не отец он,
что он ослеп,
и в слепоте, доставая руками до всех, до кого дотянется –
готов сворачивать шеи им,
но, папа, во имя чего?
Я говорю своему приятелю (как казалось):
– Мне страшно, мне страшно, они кричат, а я что-то дурное чувствую, вовсе не то, что чувствовать всем приказано, страшно,
мне страшно, мне стра...
А он отвечает:
– Боишься? Так бойся. Правильно.
И называет меня врагом.
И тысячи незнакомцев теперь называют меня врагом.
А бывает – изгоем или предателем.
И неважно, совсем неважно,
что сделал ты или как бездействовал.
Так выглядит твоя молодость.
Так выглядит моя молодость,
где синим пламенем горят все тексты мои,
картинки,
здесь бесполезны мои истории,
все повторяющие по кругу: не убивай.
Где я ни разу не полюбила –
и кто мне вернёт того, кого я могла бы,
но он уже едет в автобусе
в направлении между соседней страной и смертью?
Нет великих идей ни в одном из черновиков,
от великих идей только приступы тошноты,
в чём величие идеи, если
ради неё ползут с распоротым животом?
От идеи до красного месива – подпись главного.
Моя молодость, где я выучилась молчать,
дышать по свистку, подпрыгивать по указке,
оглядываться на репетициях,
фильтровать все слова на предмет опасности
и только ночью – вот здесь, с тобой,
когда развели мосты,
говорю всё, что нужно на цельном выдохе,
я знаю, что не предашь,
чего не знаю про множество остальных,
готовых распять любого, кто думает чуть иначе.
Уши, вырастающие из стен, видны во всем мясе их,
в каждой подробности,
но чего они ждут и откуда – столько?
Мосты развели между всем, что годами строят мои родители,
сыплется крохотный домик бабушки, с детства твердившей мне:
всё поправимо, лишь бы войны не было,
а теперь иногда звонящей и спрашивающей вполголоса:
всякое пережили, это тоже переживём, наверное?
Я киваю, киваю, думая: почему ей переживать, а не жить приходится?
Это их молодость,
их дети,
их родители,
их дома с тщательно выбранными обоями,
теперь – полыхающими обоями,
и лучше – изгоем, чем я скажу: да здравствует что угодно, стоящее на слезе ребёнка.
Это мои друзья,
скитающиеся по миру в поисках мира или его подобия,
бросившие себя,
чтобы не сброситься тихим вечером,
меняющие вокзал на общежитие с тараканами,
и лучше так – чем стекла, трясущиеся от взрыва,
лучше так – чем падать в густое, чёрное,
лучше так, чем бессмысленно верить в лучшее.
Мосты развели – между мной и любыми мечтами, кроме:
только бы это кончилось.
Это жизнь – вот та самая, обещанная,
та, что загадываешь на все праздники,
та, которую тебе рисовали как одарённому-перспективному.
Именно так в итоге и выглядят
наши планы, проекты, выдумки.
Ночь и Питер шумит растерянно,
в нас – ремарковское отчаянье,
нас потом заклеймят – мол потерянное поколение,
а вчера представляли «надеждой» и «цветом нации».
Это жизнь. Вот та самая, которую теряют однажды
и больше не возвращаются.
Это жизнь. Данная каждому одинаково,
почему же они решают, кто заслужил её,
а кто так — кусок грязи какой-нибудь?
Моя молодость.
Я не хочу узнавать её в дневниках 20х, 40х, 50х,
понимать, что все их метафоры – не метафоры,
мосты развели между эпохами до моего рождения,
почему же я перешла их и не споткнулась?
Мосты развели.
Если я выберусь – кто отменит сны, которые являться будут с вышколенной регулярностью,
все мои сны навсегда разбиты да изувечены,
извините – я вижу и слышу, господи –
извините – я слышу и как унять это?
Мосты развели между мной и всеми, кто сам возжелал крушения,
они тоже снятся мне – будто вспышки полотен Дюрера,
выше сил – перестать жалеть даже этих,
каждого и по очереди.
Выше сил – наше общее с ними бессилие.
Умирать нестерпимо, кем бы ты ни был,
и как бы сам ни стремился к смерти.
Никто не воскреснет.
Вообще никто не воскреснет.
Я говорю:
– Уезжаю.
И это слово отныне требует уточнения.
Мосты развели.
Нужно ехать,
только от этого
ехать
некуда.
осень 2022