Сижу в каморке, починяю примус.
Желток окна глядит на уличный изгиб,
Таращится, но не видать ни зги.
А ты всё травишь байки, дядька Римус?
По лестнице дробятся сапоги,
Через облупленный карниз на вынос
В окошко проданный, в глухую ночь беги.
От кожаного скрипа портупеи
Беги скорей, чудак, расстанься с нажитым,
На шмотки лей бензин, беги пустым,
Роняй свечу: последний день Помпеи
По выцветшим обоям стянет дым
Схватить тишком героев эпопеи
Вцепиться в горло хватом едким и густым.
Но в раковине залежи посуды,
Я за столом в "алкоголичке" и босой.
Скажи вот ты, щербатый и косой,
Кто вас привёл? Фамилия Иуды?
Не топайте, внизу старик с шизой.
Плотней закройте двери от простуды,
Что ж, раз пришли, вот чай и гренки с колбасой.
Они вошли, шурша сукном казённым,
В моей души жилплощадь влезли не спросясь,
Куря и с каблуков роняя грязь,
Под потолком от родов не белёным,
Крича, что им никто не бог, не князь,
Что я в узде, что пахнет мне палёным,
Грубили мне, над моей душенькой смеясь.
Душа моя - каморка в бренном теле,
В ней день и ночь не засыпающей совой
Внесён в реестр книги домовой
Дышать мне позволяя еле-еле,
Моих грехов безжалостный конвой
Под стражей держит дни, года, недели,
Меня и сломанный мой примус дармовой.
А за окном распятым был Сын Божий
И за три дня воскрес, клянусь тебе, не вру!
И эти заходили по ковру,
Ведь Он от них спасти мне душу может.
В глаза стеклянной крошкой по утру,
Сверкнёт божественного света обжиг,
И даст мне жизнь, но почему ж я не беру?
Невмоготу с грехами жить в каморке,
Но я и ты живём, раз так заведено,
Обида- хлеб, а ненависть вино.
Вино - всё уксус, хлеб - сухие корки,
А в небе ангелов полным-полно
И крест, за нас поднятый на пригорке,
Ты тоже видишь сквозь души своей окно.