В зале суда - битком.
Сегодня суд над цветком.
Цветок неизвестного вида,
Без званий, почестей,
Погибнуть решил в расцвете своих сил,
В полном одиночестве.
Семян не оставил, вид свой прервав преступно,
Судья: «Сторона обвинения!»,
Молоток стукнул,
И понеслось...
Адвокат обвинения вещал очень долго,
О том, что, дескать, подсудимый перестал пить воду,
А её ему поставляли очищенную, профильтрованную,
Серебром заряженную, обеззараженную, здоровую,
Задействуя связи большие,
Большие суммы,
А он – ну хоть тресни, ни капли в себя не дует,
Какой-то протест выражает,
Чегой-то пыжится
И скоро окочурится, не отдышится...
Затем судья крикнул: «Довольно! Теперь защита!»
И вышел на свет то ли пастор, то ли учитель.
Он лекцию о милосердии долго баял,
О том, что рассудка несчастного Бог избавил,
И чтоб не позволить цветку пасть в огонь Геенны,
Нужно насильно подкожно и внутривенно
Вводить эликсир, отметая вагон правил,
Законы поправ, руководствуясь механизмом
Гуманизма. «Не допустим самоубийства!»,
В конце выпалил
Так громко, что у очков стёкла выпали.
Пока адвокат ползком подбирал осколки,
Вызвали подсудимого. Все заойкали,
И застыло от ужаса всё сборище,
Увидав пред собою калеку, цветок-чудовище.
«Сожалею, что я не как все, мне так жаль, что я порчу всё,
Но природа моя такова, я, увы, бессилен,
Это чёртово онтологическое одиночество,
Я не буду как вы, хоть и очень и очень хочется.
Я бы рад бочку выпить, чтоб только вы не грустили,
Чтобы листья мне отрастили,"- сказал цветок,
Потирая колючий бок. А потом добавил:
«Признаю, я не знаю правил
Бытия.
Но есть чувство, что я – не я,
Я – не тот, кем меня вы видите, ненавидите,
Не чета вам, не ровня и не родня, не пара».
Тут судья не стерпел, молотком дубанул рьяно:
Тук-тудук! Тук-тук-тук!
«Голосуем, присяжные. Казнь? Лес рук!
Принимаем единогласно. Конвой! Охрана!»
Повели...
Очевидцы твердят, уходя, в угаре,
Подсудимый лицом выражал испуг,
Он шептал и шептал
Лишь одно только слово с жаром.
СахАра...
СахАра...