Солнце опалило жаром травы,
выбил ветер зерна колосков.
Где-то мокнут рощи и дубравы,
а у нас — холмы и без лесов —
облысели, в каменных плешинах
высохшие лики стариков:
лбы извили белых троп морщины,
из глазниц пещерных — тьма веков
внутрь себя глядит бельмом незряче,
над тяжелым веком — барбарис
свесился колючей щеткой, мрачен,
зацепился веткой и завис…
Суховей сирокко — жаркий ветер —
Юг знаком с повадками давно:
всех он ловко ловит в зноя сети,
одаряя болью головной,
обнимая жаром до ожога,
плавя мозг безумием цикад…
Вдоль холмов пылит дымком дорога,
завиваясь петлями назад,
огибая бывшие карьеры,
штольни, крепость, скальный монастырь…
Инкермана грозные химеры
тайно прячут клад от суеты
новой жизни — древний клад историй:
зарывают глубже бронзу стрел,
кости, ядра — след войны и горя —
много тайн зарыто в скальный мел…
Время не настало для находок,
но настало — облегчи’ть лозу:
под листом шершавым — плод погоды —
винной гроздью просится на зуб.
Не шумят здесь рощи, и лугами
не богат засушливый наш край.
Но его улитку, ветку, камень
я не променяю и на рай.