Я не помню сколько иудиных
Поцелуев обжегших лицо
Получила укусом полуденным.
И ночных, когда неба яйцо,
Лунным твёрдым белым окатышем
Мне бросал в створки окон июль,
Как пращёй, колокольней ратуши
Сквозь чадрою висящий тюль.
Ох, уж эта твоя булимия –
Ненасытность объятий и губ.
Почему ж косоглазой Лией
Я себя ощущала? Не груб,
Но натужно казался любящим,
Вырабатывал трепетный стиль,
Для любимой, для той, настоящей,
Для сестрички – овечки Рахиль.
Потому ль, в иступлённом ознобе
Гладкокожей осиной дрожу?
В раскалённом обидой сугробе
Лией памятью в генах кружу.