Я все искал с ним встречи.
С человеком из соседнего двора,
играющим, когда-то на гитаре и
поющим в группе.
Теперь уж миновало столько лет,
таких уж безутешных в суме,
с одной, стареющею музой и контрактом,
как в театральной труппе.
А может быть он больше не играет?
Я видел как-то и мельком
его подавно возмужавшим,
с семьёй большой и потухшим взглядом,
В руках сто лет гитары не державшим.
Я постеснялся сам спросить о трудностях его
и какой-то драме,
О том играет ли он сам сегодня на гитаре
и нет ли тут на свете этом противоречия во всем?
И нет ли счастья где-то рядом?
Уж да его бы я не стал лечить безбрачьем,
не стал бы портить впечатленья.
Хотелось бы узнать, играет ли он сам сегодня?
А может быть лабает в полной тишине?
иль позволяет это делать всем на постоянстве?
На общий или внутренний процесс взросления,
Под нескрываемый восторг и брызги умиленья?
Я все искал с ним встречи.
Человеком с нотами в башке
и медиатором там в запасном кармане.
А он все ощущал, как зуды в кистях рук,
неподвластную тягу к натянутым струнам,
когда есть настроение и на стакане,
когда в тишине зарождается звук.
Тягу, нащупанную однажды в порыве,
тягу к сумасшествию или Нирване!?
Иду здороваться прямо к нему.
Такого шанса больше не будет!
Я подготовился было заранее.
С вопросом важным только к нему!
– Вы не поете сегодня для публики что-то?
Vous parlez francais? Ca va?
- А вы что хотите, что-то предложить?
- Да! Есть пара тем глубоких, есть Португальский ром и трава!
- Ca va?
- Je dois rentrer chez moi et vous devriez voir un m;decin!