Полу-подлец, и нет надежды! 200лет

               


     На фотографии: дом в Николаеве, где жила племянница Жуковского, детская писательница Анна Зонтаг с мужем, капитаном корабля, и где останавливался А.С. Пушкин перед высылкой из Одессы в Михайловское под надзор полиции. Здесь  его друзья-декабристы создали интригу против наместника царя в Малороссии М.С. Воронцова летом 1824 года и, возможно, именно здесь поэт написал свою знаменитую эпиграмму на него. Дом сохранился и существует в настоящее время.





ПОЛУ-ПОДЛЕЦ, И НЕТ НАДЕЖДЫ! 200 ЛЕТ

                1

        Эта трагедия, которую можно было бы назвать «Пушкин и Воронцов», случилась в 1823 году в Одессе, а текст ее  хорошо известен в России и старому, и малому и является одним из самых популярных в нашем народе и образцом постоянства школьных программ  на протяжении 200 лет. Это знаменитая эпиграмма поэта Александра Сергеевича Пушкина на наместника русского царя в Новороссии и Бессарабии, князя Михаила Семеновича Воронцова:

Полу-милорд, полу-купец…

Полу-милорд, полу-купец,
Полу-мудрец, полу-невежда,
Полу-подлец, но есть надежда,
Что будет полным наконец.

     Точно никто не знал и не знает, была ли именно эта злая шалость Пушкина в отношении своего начальника причиной его увольнения со службы из Министерства иностранных дел и высылки в село Михайловское, но то, что  она  навсегда испортила репутацию Воронцова и опозорила его на века перед российским народом – это совершенно точно.
      Только  вот сегодня в российском обществе формируется иное отношение к М.С. Воронцову и его огромным заслугам перед родиной и тем самым народом,  которому в уста великий поэт вложил этот смачный «плевок» в виде маленького  четверостишия. И это настолько непостижимо, что даже и не верится: в самом ли деле необыкновенно умный, высокоинтеллектуальный патриот своей родины, человек прогрессивных взглядов, Пушкин, написал злосчастную эпиграмму?
    Чтобы понять ее истинное значение, необходимо этот текст расшифровать, так же, как и нужно было расшифровать текст анонимного письма Пушкину – «диплом рогоносца», ставший причиной смертельной дуэли поэта и Дантеса. Конечно, о двух этих текстах за двести лет написано очень много, но, как оказывается, за ними кроются  тайны, которые никто из исследователей и не подумал принять во внимание в течение двух веков. Разумеется, не было возможностей – сначала из-за цензуры, из-за недоступности документов,  потом, видимо, по политическим мотивам. Благодаря сегодняшним публикациям множества документов в Сети мне удалось  частично расшифровать анонимное письмо (см. очерк « Проклятый «диплом рогоносца». Где точка отсчета смерти?» на Прозе.ру и Стихи.ру). С этим письмом, как последствием, как мне сегодня кажется,  может быть связана эпиграмма А.С. Пушкина на Воронцова, которая была и остается важным событием для России во многих смыслах: историческом, политическом, экономическом.
      Значение ее настолько велико, что эпиграмму можно поставить в один ряд с такими политическими спектаклями, оставившими неизгладимый след в истории России, как волчью головы и метлы у опричников при Иване Грозном, казнь стрельцов, и боярина-цареубийцы Федора Пушкина при Петре Первом, арест боярыни Морозовой при Алексее Тишайшем, свадьба князя Голицына с шутихой в Ледяном доме при Анне Иоанновне, гражданская казнь Салтычихи при Екатерине Великой.
          Очень важно иметь в виду, чем кончились эти страшные спектакли для их «авторов» и исполнителей, среди которых были ведущие представители власти, архитекторы, поэты, художники, актеры… Автоном Иванов, сподвижник Петра Первого, глава нескольких приказов, дед помещицы Дарьи Салтыковой, «кровавой барыни», в 1796 году сдал царю заговорщика, сторонника царевны Софьи, боярина Щекловитого.  И был вознагражден отобранным у бунтовщика подмосковным поместьем Троицкое. Раскрытый в то же время заговор Циклера, бояр Соковнина и Федора Пушкина закончился их страшной показательной казнью. На суде, под пытками, Циклер объяснил, что побудила его к преступному замыслу  старая дружба с Милославским, четвероюродным племянником тестя Алексея Тишайского, отца Петра Первого, и при этом оговорил царевну Софью, вследствие чего она была пострижена в Новодевичьем монастыре, а вырытый труп Милославского, умершего ещё в 1685 году, был доставлен в санях, запряженных свиньями, и подставлен под плаху при казни заговорщиков, в него стекала их кровь. Голова казнённого 4 марта 1697 года Циклера (как и головы его сообщников) была воткнута на «железный рожок» и выставлена на несколько дней на Красной площади.
       Через 72 года там же, прикованная цепями, в исподнем, привезенная сюда на телеге, стояла  перед народом внучка Автонома Иванова, целый час на морозе ожидая заточения навеки в тюрьме Ивановского монастыря. Имение Щекловитого-Иванова-Салтыковой, Троицкое, вскоре перешло Николаю Андреевичу Тютчеву, землемеру, успешно разыгравшему страшный спектакль в  богатейших московских угодьях «кровавой барыни» во время розыска  по делу заговорщиков за передачу  русской короны Ивану Шестому Антоновичу (Милославскому-Салтыкову, четвероюродному брату сыновьям Салтыковой) во время коронации Екатерины Второй в Москве.
      За отступление от православной веры и обращение в католичество в связи с женитьбой на католичке Анна Иоанновна развела князя  М. А. Голицына с его с любимой женой, прогнала ее с ребенком из России, а самого Голицына, внука Василия Голицына, фаворита царевны Софьи, воспитавшего его в ссылке, сделала придворным шутом и обвенчала с шутихой Бужениновой, сыграв их свадьбу в Ледяном дворце, специально построенном для этого случая в Петербурге. Эта забава была придумана камергером и поэтом А. Д. Татищевым в 1740 году. Строительством руководила «маскарадная комиссия», во главе которой стоял кабинет-министр А. П. Волынский. Архитекторами дома были П. М. Еропкин и академик Г. В. Крафт. Для развлечения по сценарию Татищева были привезены около 300 человек различных народов, одетых в национальные костюмы и игравших на музыкальных инструментах. «Свадьба» состоялась 6 (17) февраля 1740 года.
        На ней поэт Тредиаковский читал матерные стихи, посвященные молодым, в которых ругал их последними словами. Тредиаковский до этого сочинял возвышенные оды  Анне Иоанновне, был заметным человеком при дворе и не желал предстать перед народом в виде самого последнего грязного скомороха. Но его силой заставил написать и прочитать матерные стихи кабинет-министр А.П. Волынский, два дня избивавший  поэта и едва не забивший его до смерти в покоях Бирона. Дом растаял в апреле 1740 года. А в июне того же года Волынский был казнен по подозрению в измене (следствие  было начато после жалобы Тредиаковского императрице).

                2

          Все эти важные политические спектакли заранее режиссировались по  тщательно проработанным сценариям, к которым привлекались самые талантливые и проявившие себя люди. Так у историков есть мнение, что события во время дворцового переворота и действия Екатерины режиссировал актер и драматург  Федор Волков, которого в свое время приметила и приблизила к себе Елизавета Петровна. При Екатерине Второй Волков входил в ее кабинет без доклада, настолько был велик его авторитет при дворе. Во время убийства императора Петра Третьего в Ропше Федор Волков был в его охране, и кое-кто из специалистов считает, что он не только написал сценарий убийства, но и сам участвовал в нем. Во время празднований коронации Екатерины Второй в Москве Федор Волков срежиссировал и весной 1763 года поставил  большой маскарад с фейерверком, на котором простудился и вскоре умер.
         Заметим: Тредиаковского били смертным боем, чтобы он написал гадость, а Пушкина никто не бил, он сам сподобился написать грязненький текст о Михаиле Воронцове, настоящем герое войны с Наполеоном, ставшем комендантом оккупированного русскими войсками Парижа в 1813 году. А ведь совсем юный Пушкин, от роду всего-то шестнадцати лет, начал свою  блистательную поэтическую карьеру с того, что по просьбе императрицы, матери Александра Первого, Марии Федоровны, написал оду на пребывание в Петербурге  герцога Оранского, женившегося на сестре Александра Анне Павловне. И вызвал такой восторг у царской семьи, что был вознагражден часами  от самой императрицы. Но, как и для Волынского ода Тредиаковского, она стала началом страшного конца Пушкина, который, спустя 22 года, напрямую был связан со скандалом, затеянном герцогом Оранским против императора Николая Первого из-за болтливости  нидерландского посла Луи Геккерена, разгласившего какую-то семейную тайну Романовых-Оранских. Матерного текста Тредиаковского на «ледяной свадьбе» Голицына хватило, чтобы Бирон мог раскрутить дело о государственной измене против камергера Волынского и отрубить ему голову. Дуэль Пушкина и Дантеса была спровоцирована и послужила поводом для позорного изгнания посла Нидерландов Геккерена из России навсегда, как того хотел принц Оранский. Увы, скорее всего, двор показал на тот момент, что ценность Пушкина  заключалась перед ним именно как автора оды на приезд в Петербург и свадьбу Оранского в 1815 году, то есть, как придворного поэта, на жизнь которого покусились Геккерен и француз Дантес. Головы за смерть Пушкина им, разумеется, не отрубили, а просто выгнали с позором из страны.
        Два русских поэта – две царские жертвы в угоду большой политики. Но в 1823 году до гибели Пушкина было еще далеко, и в это время он и сам избрал себе жертву – Михаила Семеновича Воронцова, наместника Александра Первого в Новороссии и Бесарабии. Из его уст вылетело вот это историческое четверостишие:
Полу-милорд, полу-купец,
Полу-мудрец, полу-невежда,
Полу-подлец, но есть надежда,
Что будет полным наконец.
      И нигде ни разу не было обозначено, что автор пожалел о своем ужасном поступке. За него об этом сказал  его покровитель  Василий Жуковский в то время, когда он уже отбывал наказание в ссылке в Михайловском. Еще в 1818 году юный Пушкин написал, обращаясь к портрету Жуковского:
Его стихов пленительная сладость
Пройдет веков завистливую даль;
И внемля им, вздохнет о славе младость,
Утешится безмолвная печаль
И резвая задумается радость.

      Александр Сергеевич  не прислушался к увещеваниям Жуковского , наделал в южной командировке-ссылке много непозволительного, и наставник испугался за судьбу своего подопечного. Вот что он ему писал: «На все, что с тобою случилось, что ты сам на себя навлек, у меня один ответ: ПОЭЗИЯ. Ты имеешь не дарование, а гений... Ты рожден быть великим поэтом; будь же этого достоин. В этой фразе вся твоя мораль, все твое возможное счастие и все вознаграждения. Обстоятельства жизни, счастливые или несчастливые, шелуха. Ты скажешь, что я проповедую с спокойного берега утопающему. Нет! я стою на пустом берегу, вижу в волнах силача и знаю, что он не утонет, если употребит свою силу, и не только показываю ему лучший берег, к которому он непременно доплывёт, если захочет сам. А я обнимаю тебя. Плыви, силач... По данному мне полномочию предлагаю тебе первое место на русском Парнасе».

     «Что могу тебе сказать насчет твоего желания покинуть деревню? В теперешних обстоятельствах нет никакой возможности ничего сделать в твою пользу. Всего благоразумнее для тебя, остаться спокойно в деревне, не напоминать о себе и писать, но писать для славы. Дай пройти несчастному этому времени...
Ты ни в чем не замешан — это правда. Но в бумагах каждого из действовавших находятся стихи твои. Это худой способ подружиться с правительством. Ты знаешь, как я люблю твою музу и как дорожу твоей благоприобретенною славою ибо умею уважать Поэзию и знаю, что ты рожден быть великим поэтом и мог бы быть честью и драгоценностию России.
Но я ненавижу все, что ты написал возмутительного для порядка и нравственности. Наши отроки (то есть все зреющее поколение), при плохом воспитании, которое не дает им никакой подпоры для жизни, познакомились с твоими буйными, одетыми прелестью поэзии мыслями; ты уже многим нанес вред неисцелимый. Это должно заставить тебя трепетать. Талант ничто. Главное, величие нравственное.
— Извини эти строки из катехизиса. Я люблю и тебя и твою музу, и желаю, чтобы Россия вас любила. Кончу началом: не просись в Петербург. Еще не время. Пиши Годунова и подобное: они отворят дверь свободы».
      «Каков бы ни был мой образ мыслей, политический и религиозный, я храню его про самого себя, и не намерен безумно противоречить общепринятому порядку и необходимости».



                3

       «Ты уже многим нанес вред неисцелимый»,- эти слова из письма стали исторической оценкой и эпиграммы Пушкина на Воронцова, потому что от несправедливости этой, облеченной в поэтическую форму, страдал не только он и его близкие (его отец, его супруга, его друзья и товарищи по службе в армии), но пострадала историческая истина, накрытая тяжелой неправдой, и осталась такой на века, послужив одним из ярких знамен антиромановской пропаганды в советское время. Изучить текст заново и пересмотреть его особенно важно сегодня, когда именно в тех местах, где отбывал свое первое наказание Пушкин, сегодня идут кровопролитные  бои, в том числе, и за правду о России и ее народе. Это территория Малороссии, которой управлял М.С. Воронцов и которую прославил своими высокими достижениями, как прославился  и сам на войне против Наполеона.
      Только есть одна важная деталь: эта эпиграмма  пригодилась не только для пропаганды в СССР, она очень была нужна некоторым людям и в начале 19 века, прежде всего – декабристам, да и самому императору Александру Первому.  Рассматривая события, которые предшествовали отправке Пушкина в Малороссию, даже начинаешь подозревать иных людей в заговоре против и поэта, и Воронцова. Оба они прибыли в этот опасный край как раз в то время, когда ездить туда вообще не стоило, потому что там все вокруг кипело  подготовкой  великого бунта. А зачинщиком нестабильности был сам император, который позволил на юге страны созреть тайным обществам, будоражившим слабые умы. Теперь здесь гнездилась идея цареубийства и либеральных перемен. Поэтому очень странно, что именно сюда был направлен «нелояльный» Пушкин для исправления. А для управления территорией – граф Михаил Воронцов, которого Александр Первый очень и очень не любил, небезосновательно опасаясь его популярности в армии.
      Но мысль о том, что у самого императора было намерение столкнуть злоязычного поэта и  героя войны с Наполеоном, вероятно, не состоятельна. Потому что Пушкин прибыл в Бессарабию в 1820 году, а Воронцов – в 1823-м. Почти три года Александр Сергеевич, уже «опаленный» славой за  поэму «Руслан и Людмила», здесь тяжело болел, томился  злейшим безденежьем, бессчетно ухаживал за женщинами, писал свой великолепный «Бахчисарайский фонтан»,  уже создал незабвенного Евгения Онегина и вступил в масонскую ложу «Овидий» и «наплодил» кучу нелояльных стихов, которые «разбежались» по потайным карманам сюртуков будущих декабристов, где их нашли во время следствия в 1825-1826 годах. Среди следователей был и Михаил Воронцов,  затем  назначенный в судьи. Но судить он никого не стал, а уехал  с важным заданием – на очередную войну. И не вошел в русскую историю как один из палачей над повешенными и отправленными на каторгу декабристами. Однако даже это не зачли ему в СССР и навсегда оставили «полу-подлецом».
      А за что же Александр Первый не любил героя? «Государь не любит графа Михаила и, как я полагаю, никогда не полюбит. Человек, выдающийся из общего уровня, никогда не был у него в милости, а особенно если этот человек твердыми началами, неуязвимый никакими оскорблениями, любимец солдат и в уважении у общества.
Можно подумать, право, что Государь начинает завидовать своему подданному, как только видит его достоинства...» (Письмо Н.М.Лонгинова, российского государственного деятеля, статс-секретаря, сенатора, члена Государственного Совета, действительного тайного советника отцу М.С. Воронцова в 1820 году).
         По словам историков, звёздный час Михаила Воронцова наступил в 1812 году. Он был назначен командиром 2-й сводной гренадёрской дивизии. С первых дней Отечественной войны Воронцов участвовал во всех основных оборонительных сражениях, включая Смоленское, но особенно проявил себя в Бородинской битве. При Бородине Воронцов продемонстрировал чудеса храбрости. Его дивизия стояла на направлении основного удара французской армии и, отразив целый ряд атак врага, держалась, даже когда из 4 тыс. человек в строю остались всего 300. Она нанесла огромный урон врагу. Сам Воронцов находился в первых рядах дивизии и получил тяжёлое штыковое ранение в ближнем бою. Когда Воронцов отправился на лечение в своё имение, он приказал использовать личный обоз для эвакуации сотен раненых солдат и офицеров вместо перевозки имущества из московского дома. Их лечение, по словам историков, Воронцов также обеспечил за свой счёт. Едва оправившись от раны, вернулся в действующую армию. Он участвовал в крупнейших сражениях заграничного похода, а в 1814 году командовал отрядом, который первым вступил в Париж. Завоевав особое доверие императора Александра I, Воронцов был назначен командиром российского оккупационного корпуса во Франции. Он обеспечил отсутствие на вверенной ему территории грабежей и мародёрства, а перед возвращением в Россию из личных средств оплатил все долги, сделанные во Франции офицерами его корпуса. Вернувшись из Франции, Воронцов продолжил военную службу, командуя дивизией, а затем — корпусом. Параллельно он участвовал в попытках создания дворянского общества для постепенного освобождения крестьянства и даже подал Александру I записку о целесообразности отмены крепостного права.
              Из-за блистательной военной карьеры у Михаила Воронцова появились недоброжелатели.  Деятельность графа в армии, без преувеличения, была передовой. Он ограничил применение телесных наказаний для солдат и организовал для них ланкастерские школы. Кроме того, Воронцов отладил систему пересылки в корпус корреспонденции из России. Слухи об этих переменах вынудили императора Александра I встретиться с Михаилом Воронцовым, чтобы провести инспекцию Русского оккупационного корпуса. Это произошло 9 октября 1818 года. Государь, по словам русского общественного и государственного деятеля Михаила Сперанского, был сущий прельститель, и, разумеется, в частной беседе он сумел расположить к себе графа Михаила Семеновича. Воронцов после разговора с государем вышел растроганным. А на следующий день состоялся смотр Русского корпуса. Когда войска проходили церемониальным маршем, царь сказал Воронцову, что на его вкус шаг проходящих колонн недостаточно быстр. На что Михаил Семенович ответил: «Да, ваше величество, но этим шагом мы пришли в Париж». Это, конечно, было очень смелое, но опрометчивое высказывание. Император не простил его Воронцову, и за отличие в управлении русским оккупационным корпусом во Франции он был награжден лишь Орденом святого Владимира 1-ой степени, что  была явно недостаточно.
    В конце 1818 года русский оккупационный корпус должен был отправиться домой. И здесь граф снова совершает поступок, который обсуждает вся столица. Перед выводом корпуса Воронцов собрал сведения о долгах офицеров и солдат местным жителям и заплатил их из собственных средств. Сумма долга составляла около 1,5 млн рублей. Чтобы расплатиться c французскими кредиторами он был вынужден продать имение Круглое, полученное по наследству от родной тетки — княгини Екатерины Дашковой.

                4

        Важнейший момент в деятельности Воронцова – обучение грамоте солдат с одновременным изучением Закона Божьего. Для нижних чинов он учредил в оккупационном корпусе школы для обучения солдат грамоте по ланкастерской системе. Непосредственными организаторами школ стали С. И. Тургенев и Н. А. Старынкевич. В них учились не только солдаты, но и офицеры, не имевшие достаточного образования. В корпусной типографии для этих школ были напечатаны «Краткая метода взаимного обучения для первоначальной школы Русских солдат, приспособленная равно и для детей» и «Собрание стихотворений для чтения в солдатских школах отдельного Российского корпуса во Франции». «Собрание стихотворений» начиналось одой Державина «Бог». Далее шли отрывки из стихотворений Ломоносова, Княжнина, Карамзина и Крылова.
            Благодаря увеличению числа грамотных в корпусе все более возрастал поток писем на родину. За годы пребывания корпуса во Франции их было отправлено более 20 тысяч. По распоряжению Воронцова пересылка солдатских писем осуществлялась на средства корпуса. Кроме того, существовал строгий контроль за тем, чтобы в канцеляриях дивизий и полков не терялись письма, которые приходили солдатам от их родных из России.
          В начале 1817 года генерал А. П. Ермолов узнал из газет, что М. С. Воронцов стал членом Библейского общества и теперь распространяет слово Божие в подчиненном ему оккупационном корпусе. В связи с этим в письме к А. А. Закревскому Алексей Петрович заметил, что Воронцов не пройдет мимо чего-либо, «из чего можно извлечь пользу». На тот момент за свою пока еще короткую историю Библейское общество успело получить в России широкую известность. 11 января 1813 года состоялось первое заседание Санкт-Петербургского Библейского общества. С 1814 года общество стало называться Российским. Целью его было распространение в стране книг Священного Писания. М. С. Воронцов как человек глубоко верующий заботился о поддержании в корпусе православных традиций. Для народа он сделал то, чего никогда не делали правящие Романовы – они веками держали треть населения России – крепостных крестьян (а именно оттуда рекрутировались солдаты в армию) не только без гражданских прав, но и без грамотного православия, ибо  священники  на церковнославянском языке не могли  донести слово Божие до народа в нужном объеме. А у крестьян никогда не было Библии, и они не знали грамоту, чтобы ее прочитать. Не удивительно, что в том же 19 веке чиновники, посланные Александром Первым исследовать состояние русского общества в низах, вернувшись, сообщили, что крестьяне никогда не порывали связь с язычеством и в глубине своего быта живут по его законам.
       Естественно, Александр озаботился этой проблемой и хотел ее решить, но Воронцов опередил его по-своему, не спрашивая позволения. И этого государь не мог простить герою. Поэтому тому пришлось уйти в бессрочный отпуск. 15 октября 1818 года М. С. Воронцов отдал приказ по корпусу о возвращении в Россию. Полки корпуса стали покидать Францию. Михаил Семенович получил разрешение императора довести его до Германии, а затем отправиться в отпуск на неопределенный срок. «За одну личную ко мне милость я очень благодарен, а именно, что мне разрешено оставить корпус в Германии, когда почту приличным, и ехать в отпуск, насколько я захочу, к батюшке, — написал он Закревскому. — Потеряв кураж и ревность к службе, буду, по крайней мере, наслаждаться покоем между родными, далеко от зависти, от злобы и от забот». Михаил Семенович был уверен, что полки корпуса и «в России также будут отличаться поведением, дисциплиною и субординациею». Среди военных было распространено мнение, что корпус М. С. Воронцова по возвращении на родину должен быть сохранен и что он может послужить образцом для реформ, которые следует повести во всей российской армии. Ан нет -  многие высокопоставленные лица считали, что полки Воронцова заражены либерализмом, что в них нет должной дисциплины,  поэтому по прибытии на родину корпус был распущен.
        Здесь нужно вспомнить, что после Бородинского сражения в сентябре 1812 года, шесть лет назад до возвращения русской армии из Парижа,   были  также распущены армейские соединения, которыми командовал М.С. Воронцов и в которые он тоже вложил немало сил и средств и считал их своими. На этой почве у него произошел большой конфликт с Сергеем Волконским, о котором тот пишет в  воспоминаниях: «Предварительно должен пояснить, что по моим служебным сношениям с графом Воронцовым возникли от него на меня незаслуженные неудовольствия по поводу расформированных сводных гренадерских батальонов, в его отряде состоящих и которых он считал своей преторианской гвардией. Он эту меру приписывал весьма неосновательно представлению Винценгероде, когда эта мера имела первое свое начало по воле государя, который временно остановил военные действия, достигнув берега Рейна. Император очень справедливо озаботился привести все части армии по численности в общий строевой порядок нормального состава по корпусам и полкам, причислив уже отдельные команды, временем и обстоятельствам составленные, к строю тех войск, при которых отдельно находились. Хотя я, кажется, об этом уже поминал, но здесь опять повторяю, чтоб объяснить причину отклонения моего от почетной должности, которую я занимал. Я еще до первого нашего приступа на Суассон получил от графа на мое имя письмо довольно резкого и обидного содержания, в котором было вложено от графа письмо грубое, несовместное от подчиненного к начальнику, которое, быв незапечатанным, давало мне полное право узнать о его содержании, и как я почел передачу оного, на меня возложенную, могущую породить неприятные последствия между Винценгероде и графом, я при учтивом письме к графу (еще не примкнувшему к корпусу и шедшему для соединения с оным) возвратил ему оное с объяснением, что я не хочу и не должен быть посредником в делах, столь бойких для обвинения, не должен и не хочу быть путем неприятностей и что доставление мне незапечатанного письма графа к Винценгероде давало мне полное право на чтение содержания оного. В моем письме я выставлял весь ход дела в настоящем его виде по расформировке сводных гренадерских батальонов, и письмо мое заключалось тем, что буде графу угодно, чтоб его письмо получено было Винценгероде, может оное переслать мимо меня запечатанным на имя Винценгероде, — желая быть в стороне по этому делу.
Граф Воронцов не возобновил отправления письма, но по мстительному своему характеру начал интригами своими восстановлять многих против корпусного командира столь явно, что я в этом не мог иметь сумнения и поставлен был по долгу службы и преданности лично к Винценгероде некоторым образом предварить его об оных. Но рыцарские его чувства и понятия не допускали его в убеждениях возможности в этом, а я все больше и больше убеждался в злонамеренных действиях графа Воронцова и о группировке около него им выдвинутых недовольных, и, видя, что Винценгероде упирается в невозможности всего этого от сослуживцев, им уважаемых, я почел лучше для себя удалиться от круга этих сплетней и происков и писал к зятю моему князю Петру Михайловичу Волконскому, бывшему тогда начальником штаба всей армии, что я желаю для приобретения большей опытности в военном деле оставить службу штабную и поступить на боевую строевую службу, и просил его вытребовать меня в Главную квартиру и причислить меня в боевые войска с поручением уже отдельной части. Все это я скрыл от Винценгероде, чтоб он не уговорил меня от этого решения отклониться».
            В итоге, вызов из Главной квартиры пришел, но  накануне сражения под Лаоном, поэтому князь Сергей остался при Винценгероде (при этом он признается, что сражение было тяжелым, он был на передовой, и  думал, что зря не поехал сразу после получения вызова: «Но не дурак ли я, вчера мог бы выехать, объявив вызов, мной полученный, а того и смотри, что убьют, а еще хуже, попадешь в калеки на всю жизнь»). Он попрощался с начальником, пояснив причины своего отъезда, упомянул об интригах, указав, что, возможно, многих обижает доверие, оказываемое Волконскому, и даже попросил, чтобы ему в преемники назначили рекомендуемого им человека, чтобы «избегнуть тем, что другими приисками ему выставят лицо на место меня человека шайки Воронцова — ненадежного, скажу даже, враждебного ему, и Винценгероде поверил мне».
         И затем Сергей Волконский очень плохо характеризует Михаила Воронцова уже  во время своего пребывания в Одессе, когда  собирался жениться на дочери генерала Н.Н. Раевского: «Быт одесский в тогдашнее время был самый приятный, общество не было стеснено  ни аристократическими замашками, как впоследствии при графе Михаиле Семеновиче Воронцове, лукавом, одностороннем и корчившим в Новороссийском крае себя ост-индским генерал-губернатором».
           В то же время Н.М. Лонгинов писал Михаилу Воронцову:  «У революционеров везде и всегда одна система: обман, клевета, коварство, кровожадность, грабеж, убийства, попрание всех прав, Божеских и человеческих; они ничем не брезгают, считая все позволительным для себя; это доказано революциями всех времен…»


                5

           Князь П.А. Вяземский тоже не отстал и писал о М.С. Воронцове в 1838 году, пребывая в Англии: «Не знаю почему, но я уверен, что он меня терпеть не может, или знаю, потому что в натуре его есть что-то низкое и подлое, которое чутьем должно пронюхать презрение и отвращение мое к подлецам его разбора, имеющим все нужное, чтобы стать на высокой и чистой степени и вместо того торчащим на грязных запятках.  Подлец поневоле из куска хлеба, из честолюбия делает свое дело и выработывает свою участь потом и вонючими струями выступает на челе его и свидетельствует о немощи природы, и о усилиях его выползти из нее. Бог в помощь, скажу ему, зажму нос, но не плюну на него, проходя мимо. В истории прошения, поданного на имя императора Александра об уничтожении рабства, он обнаружил себя глазам моим. А после он умел так оподлить свое положение рогоносца, столь невинное и столь безвредное по своей природе, что домашний стыд его, отражающийся на светлой государственной степени, им занимаемой, есть решительно оскорбление общественной нравственности общественное мнение, который не мог бы быть тершим там, где было бы. Не оправдываю Раевского, но одного виню, а другим гнушаюсь».
          Этот «друг» Пушкина, который имел на поэта большое влияние с ранней юности, как и Александр Раевский, мог бы в полной степени так охарактеризовать и самого себя и привести в пример массу отвратительных поступков, которые он совершал в отношении поэта за его спиной и даже после его смерти в отношении  его  вдовы Натальи Николаевны Гончаровой, в неприличных и пошлых приставаниях к несчастной женщине, грязных домогательствах, пока  не был удален ею от общения. В грязной характеристике, которую дает в этом письме Вяземский графу Воронцову, очень хорошо видна ненависть первого к тому, что Воронцов сумел устоять в  гадком и безнравственном заговоре против него и его жены, переиграл интриганов и изгнал втянутых в интригу Пушкина и Раевского из Одессы.
        Но в этих отзывах  мы прямо слышим отзвуки  эпиграммы Пушкина, или те посылы Волконского и других недоброжелателей Воронцова, которые стали сюжетом этого позорного четверостишья. Вспомним: поэт был очень привязан к семье Раевских, путешествовал вместе с ними, жил в их доме в Крыму, когда болел. И это было большой ошибкой, потому что и в этой семье, и в других плелись интриги против Воронцова, а затем и против Пушкина. Наместник царя в Новороссии  отказывался поддерживать политику и действия заговорщиков – будущих  участников  мятежа декабристов. Да, он раньше, чем они, провел перемены в армии, подписал записку Александру Первому о положении крестьян в России, но он не был сторонником убийства императора, к чему призывали участники Южного общества декабристов под началом Пестеля. Воронцов, как носитель других идей перемен в России, в этом южном крае, ставшем центром подготовки антиправительственного, антимонархического мятежа, им мешал. Но одновременно многие участники тайной организации и заговора прочили Воронцова  на пост главы государства и считали, что идут именно за ним в движении  будущих декабристов.
        Однако  во главе государства видел себя и сам Пестель после убийства Александра Первого, которое должен был совершить Иван Якушкин, о котором Пушкин написал: «Меланхoлический Якушкин, казалoсь, мoлча oбнажал цареубийственный кинжал». Заговорщикам Воронцов был не нужен, он мог им помешать в осуществлении их замыслов. И не возникла ли у них идея спровоцировать  наместника государя на такой неблаговидный поступок, в результате которого он мог бы потерять свой пост и даже погибнуть? Это могла быть дуэль на почве измены его жены. А дуэль  наказывалась смертной казнью. И зачинщиками скандала в семье Воронцовых были избраны сын генерала Н.Н. Раевского Александр  и любимец женщин и неутомимый ловелас А.С. Пушкин. Кстати, Александр Раевский был правнуком Ломоносова, а Елизавета Ксаверьевна – внучатой племянницей князя Потемкина, что усиливало значение его роли в этом трагическом театре.
         При изучении материалов о пребывании поэта в южной ссылке, можно легко заметить, что на Пушкина идет  сильное давление со стороны его  окружения,  особенно в последние месяцы перед изгнанием из Одессы, ему  везде твердят о заговоре Воронцова против него и подталкивают к ответным действиям, в первую очередь, в отношении к  Елизавете Ксаверьевне Воронцовой. Вокруг  создается флер их тайной связи, вихрятся сплетни, и Воронцов в курсе и внимательно наблюдает за происходящим. Он отлично понимает, что против него готовится заговор, что вот-вот разразится скандал.  И принимает меры –  очень быстро добивается того, что Пушкин не только изгоняется из Одессы, но и лишается службы в министерстве  иностранных дел, и что самое ужасное – поэт отправляется теперь в настоящую ссылку  в Михайловское под надзор полиции.
           На самом деле, все это – дело рук Раевских, Сергея Волконского и их сообщников. Пострадал и Воронцов: в свое время, благодаря искусным интригам,  он лишился двух «своих» армий, теперь его семья навсегда утратила репутацию, он сам на века стал посмешищем среди своих соотечественников, благодаря  ужасной эпиграмме Пушкина, а  будущий гений мировой литературы  лишился свободы.

           Циничный Вяземский пишет:  «А после он умел так оподлить свое положение рогоносца, столь невинное и столь безвредное по своей природе, что домашний стыд его, отражающийся на светлой государственной степени, им занимаемой, есть решительно оскорбление общественной нравственности общественное мнение, который не мог бы быть тершим там, где было бы. Не оправдываю Раевского, но одного виню, а другим гнушаюсь». И это – всего лишь год после смерти А.С. Пушкина, ставшего жертвой точно такой же интриги. Как видим, Вяземский утверждает, что клеветническое звание рогоносца –  всего лишь невинное и безвредное, забава  интриганов, сопротивляться которой так мощно, как это сделал Воронцов против Пушкина и Раевского, безнравственно и недопустимо (оба они были высланы из Одессы по политическому доносу). И поэтому Вяземский «гнушается» Воронцовым. Вспомним: за год до этого своего письма он «отворачивал»  лицо от Пушкина-«рогоносца», которого утопили в клевете и ненависти придворные мерзавцы и против которых поэт выступил с открытым забралом, защищая жену и написав гневное разоблачительное письмо барону Геккерену. Добавим, что сам Вяземский мог питать весьма неприязненные чувства к Пушкину и даже желать ему гибели из-за своей неуемной и преступной похоти в отношении Натали.

                6


            В конце 1824 года Александр I уволил генерала Н.Н. Раевского в "бессрочный отпуск": император подозревал его в тесных связях с членами тайных обществ и счел за благо лишить Раевского должности корпусного командира. Через год на престол взойдет Николай I, а восстание декабристов сыграет роковую роль в жизни генерала и всего его семейства. По делу декабристов будут арестованы оба его сына - Александр и Николай, и оба зятя - генерал-майор Михаил Федорович Орлов и генерал-майор князь Сергей Григорьевич Волконский. В крепости окажутся его сводный брат - отставной полковник Василий Львович Давыдов и арестованный в доме Раевского его адъютант - подполковник Алексей Васильевич Капнист.
         Сыновей вскоре выпустят с "очистительным аттестатом", Орлова освободят благодаря хлопотам брата Алексея, Капнисту вменят арест в наказание и уволят со службы. Давыдов и Волконский будут осуждены и приговорены к каторжной работе в Сибири. Мария, любимая дочь генерала, последует за Волконским в Сибирь. Но тяжелые события в семье Раевских на этом не закончились.  Воронцов уже весною 1824 года, до высылки Пушкина, был сильно раздражен против Александра Раевского. А в начале1826 года он, сообщая Закревскому об аресте А. Раевского в связи с делом 14-го декабря, писал: «Сожалею о нем и еще более об отце его; но не удивляюсь, ибо в последнее время я столько в нем заметил странного и нехорошего, что перестал почти с ним говорить». Отношения обострились, по-видимому, в конце 1826 года.  Прошло, однако, еще более года, прежде чем разрыв принял внешнюю форму. Раздражение Воронцова, по-видимому, росло, и отношения между графиней Браницкой и семьей Раевских все более обострялись. В мае 1828 года Н.Н. Раевский пишет сыну Николаю, что решил окончательно порвать с Браницкой и больше не бывать у нее; дальше он пишет, что сестры (т.;е. дочери его) были в Одессе на несколько дней, хотели не видеться с Воронцовой, но она до этого не допустила и они виделись каждый день». Два месяца спустя все было кончено: разразился скандал, обошедшийся очень дорого самому Воронцову.
      27-го июня Н.Н. Раевский сообщает дочери: «На последней почте получил я письмо от В., в котором весьма умеренно описывает все поступки его (т.;е. Александра Раевского) и последний, по которому он был принужден препоручить обеспечение своего спокойствия полицеймейстеру, который был у него (т.;е. у  Александра Раевского) и объявил ему о сем. Ты можешь судить, каково мне; я отвечал, что поступки сии почесть должно человека в горячке и что он там (т.;е. в Одессе) находится ни по желанию, ни по согласию моему. Может быть, его посадят в сумасшедший дом при первом его сумасшедшем поступке, которого я ожидаю».
        Этот громкий скандал разразился  в июне 1828 года. В это время Воронцовы принимали в Одессе императорскую семью. Гости жили в роскошном дворце Воронцовых на Приморском бульваре. В один из дней Елизавета Ксаверьевна направлялась к императрице Александре Фёдоровне со своей дачи. По пути карету Воронцовой остановил Александр Раевский, держа в руке хлыст, и стал говорить дерзости, а потом крикнул ей: «Заботьтесь хорошенько о наших детях... (или)... о нашей дочери».
        И вот что написал сам Александр Раевский в объяснении полицмейстеру: «Вчерашнего числа вечером,; вы изволили приехать, чтоб прочитать мне просьбу, вам поданную графом Воронцовым, в которой, как частный человек, он требует от вас защиты за мнимые мои дерзости против почтеннейшей его супруги; в случае продолжения оных е. с. угрожает мне прибегнуть к высшей власти. На сие имею честь вам отвечать, что я ничего дерзкого не мог сказать ее сиятельству, и я не понимаю, что могло дать повод такой небылице. Мне весьма прискорбно, что граф Воронцов вмешивает полицию в семейственные свои дела и чрез то дает им столь неприятную гласность. Я покажу более умеренности и чувства приличия, не распространяясь далее о таковом предмете. Что ж касается до донесений холопий его сиятельства, то оные совершенно ложны».
    Но три недели спустя в Одессе получено было Высочайшее повеление о немедленной высылке А. Раевского в Полтаву за разговоры против правительства и военных действий. 
     Заметим: невероятной подлости поступок Александра Раевского в свете не осуждается со всем отвращением, а осуждается высылка негодяя по политическим мотивам, якобы придуманным и использованным Воронцовым. А что на самом деле произошло? Эти события случились в Одессе спустя месяц после начала русско-турецкой войны в июне 1828 года, когда  весь двор во главе с императрицей, ожидая скорой победы, переехал в Одессу.
            Напомним: Ру;сско-туре;цкая война; 1828—1829 годо;в — военный конфликт между Российской и Османской империями, начавшийся в апреле 1828 года вследствие того, что Порта, после Наваринского сражения (октябрь 1827 года), в нарушение Аккерманской конвенции, закрыла пролив Босфор. Эта война стала следствием борьбы за сферы влияния между великими державами, вызванной греческой войной за независимость (1821—1832) от Османской империи. В ходе нее русские войска совершили ряд успешных наступательных операций в Болгарии, Закавказье и на северо-востоке Анатолии, после чего Порта была вынуждена запросить мир. Грекам Пелопоннеса, восставшим против османского господства весной 1821 года, помогали Франция и Англия; Россия при Александре I занимала позицию невмешательства, но была в союзе с первыми по договорённостям Аахенского конгресса.
              С воцарением Николая I, позиция Петербурга по греческому вопросу стала меняться; но между бывшими союзниками произошли распри по поводу раздела владений Османской империи; воспользовавшись этим, Порта объявила себя свободной от договорённостей с Россией и выслала русских подданных из своих владений. Порта приглашала Персию продолжать войну с Россией и запретила русским судам вход в Босфор. Султан Махмуд II старался придать войне религиозный характер; желая стать во главе войска на защиту ислама, он перенёс свою столицу в Адрианополь и приказал укрепить дунайские крепости. Ввиду таких действий Порты, император Николай I 14 (26) апреля 1828 года объявил туркам войну, и приказал своим войскам, стоявшим до тех пор в Бессарабии, вступить в османские владения.


                7

           Уже в ходе тяжелейших сражений Николай Первый признавал, что совершил ошибку, ввязавшись в нее. Действительно, в России думали, что, подобно войне с Персией, война с Турцией будет прогулкой, быстрой и лёгкой, которая восстановит славу и честь державы Российской, откроет Проливы и заодно даст автономию Греции, а, может быть, и Сербии. Но получилось совсем иначе.
            Николай Павлович в мае 1828 года двинул через Дунай войска и сам встал во главе армии. Впервые со времён неудачного Прутского похода Петра I русский Император пересёк границы Османской державы 7 мая 1828 года. Ожидая быстрой и славной победы, в Одессу и выехала Александра Федоровна, супруга Императора, их старшая дочь великая княжна Мария Николаевна, министры, Двор, послы, великий князь Михаил Павлович, огромная свита вплоть до рестораторов и различных маркитантов. Гости жили во дворце Воронцовых.
             В июне была захвачена крепость Анапа (наш современный знаменитый курорт), центр торговли рабами, в том числе, и русскими. Николай Первый  и Воронцов были в армии. Видимо, в это время Александр Раевский и совершил свой хулиганский поступок в отношении его жены, можно сказать, на глазах всего двора. События на фронте между тем  становились все тяжелее. При осаде Варны был ранен генерал Меншиков, и император вызвал вместо него командовать наступлением графа Воронцова. В это время к Варне подошел флот Грейга, сам Николай Первый  находился на борту корабля «Париж». Двору пришлось поменять свое настроение на более сдержанное – дело  в этой войне оборачивалось большой кровью, а император находился на передовой и был, разумеется, в опасности.  А Александр Раевский, будто ничего такого и не происходило,  напал на супругу (на семью) того, кто  в этот момент сражался на войне, на самом горячем ее участке. И Воронцов был вынужден обратиться с жалобой к полицмейстеру Одессы. Да, это было унизительно для такого высокого чина, как он, наместника царя, но необходимо было оставаться неуязвимым и вне сражений. Несмотря на крайне неприятные обстоятельства он все-таки пишет письмо отцу Раевского и просит понять  свой поступок. А тот обвиняет Воронцова в политическом доносе на сына, по которому его высылают в Полтаву.
     Когда читаешь переписку о произошедших в 1828 году событиях в Одессе между Воронцовым и отцом А.Раевского, и им и родственниками, то просто диву даешься. Как эта семья была полна стремлением очернить Воронцова любыми способами. Хотя их обвинения были шиты белыми нитками. Вот письмо Воронцова Н.Н. Раевскому: « «Входя совершенно в чувства, изъясняемые в благосклонном письме вашего превосходительства, полученном мною вчерашнего числа, я бы никогда не коснулся более до материи, которая ни вам, ни мне не может быть иначе, как неприятною, ежели бы последствия поведения Ал. Ник. здесь не принудили меня в собственную мою защиту изъяснить вам то, что, конечно, чрез него иначе на мой счет вам донесено будет; и делая сие, я начинаю покорнейшей просьбой не отвечать мне на письмо сие, которое будет последнее.;—;Александр Николаевич выслан отсель в Полтаву по Высочайшему Повелению, полученному здесь кн. П. М. Волконским; я не только не был ничем причиною сего, но о том, что касается до разговоров его здесь против правительства и насчет военных действий, я сперва не знал и потом, услышав, не верил до самого того времени, пока участь его по другим о том донесениям уже была решена. Правда, что после того я удостоверился в справедливости сих донесений; но никогда не писал и не буду писать в подкрепление оным, ибо в моем с А. Н. положении сие было бы совершенно невозможно».
       Узнав о высылке сына, Н.Н. Раевский пишет дочери: «Я уже писал тебе, мой друг Катенька, что Алексаша, по своей неблагоразумной страсти к гр. В-ой, продолжает делать непростительные дурачества, что сие доставило мне письмо о нем от графа В.; потом, услышав, что Ал. проехал чрез Елизаветград в Полтаву, я счел, что он образумился и проехал к тебе. Как вдруг получаю иезуитское письмо от гр. В., при сем прилагаемое, что он по Высоч. пов. отправлен в Полтаву. Между тем Машенька П. пишет к  Катеньке, сестре ее, о происшествии, в котором уведомляет, что В. не обманул публику, что все говорят, что это;—;его действие, и между тем все ругают его и жену его. Из сего ты видишь, что, сделавши мерзкий поступок, В. и себя и жену осрамил… Воронцову я не отвечаю. Пошлю нарочного в Полтаву узнать о брате и, буде нужно, удержать его от какой-нибудь неосторожности против Воронцова. Извинительно несколько в его лета, будучи жертвою такой мерзкой клеветы, выйти из себя, когда я сам чуть не написал Воронцову все, что он заслуживает».
     Выходит, это Воронцов сам себя и жену осрамил, а не мерзавец, политический авантюрист и будущий нищий альфонс Александр Раевский. Если учесть, что графиня Воронцова была дальней родственницей Раевским, то хороши же были эти родственники, которые совершили такое зло против нее и ее мужа, и их детей. Бесчеловечно и безнравственно. Но и в Москве, и в Петербурге осуждают именно Воронцовых, говорят об их потерянном  семейном счастье. Как известно, мощное давление великосветской «общественности» и в этот раз не сокрушило карьеру М.С. Воронцова, и он еще много лет делал для России важные и полезные дела.
            Да какой донос нужен здесь был, когда  по законам военного времени  Раевского должны были отдать под суд за нападение на  семью участника военных действий, командующего армией. И ничего удивительного, что три недели спустя в Одессе получено было Высочайшее повеление о немедленной высылке А. Раевского в Полтаву за разговоры против правительства и военных действий. И наверняка о таком мягком наказании  просил сам Воронцов, поскольку этот Раевский был родственником его жены и приятелем ее детства. Хотя и бессовестно воспользовался этим своим положением для совершенно очевидных протестных действий  против власти. Ведь наверняка расчет был на дуэль и гибель Воронцова. Но он уехал на войну и  победил турок в сражении под Варной. 17 августа он прибыл к месту назначения, а 28 сентября крепость сдалась. В кампанию 1829 года, благодаря содействию Воронцова, войска, действовавшие в Турции, безостановочно получали необходимые запасы. Чума, занесённая из Порты, не проникла в глубь Российской империи во многом благодаря его энергичным мерам.
           А семья Раевских едва не впала в нищету, если бы не  вмешательство А.С. Пушкина, который, покинув Одессу, хотя и не общался более с Александром Раевским, использовавшим его в своих подлых целях и послужившим причиной его ссылки в деревню, но в 1829 году, после скандала в Одессе и смерти генерала помог его вдове. У покойного имелось богатое родовое имение - 1864 крепостных крестьян мужского пола, но после смерти генерала, никогда не умевшего вести хозяйство, остались огромные долги. Кредиторы наседали. Семейству Раевских грозила неминуемая нищета. Былые подчиненные отвернулись, не желая хлопотать за семейство, столь сильно скомпрометированное восстанием декабристов. И лишь Пушкин имел гражданское мужество написать шефу жандармов графу Бенкендорфу откровенное письмо: "Узами дружбы и благодарности связан я с семейством, которое ныне находится в очень несчастном положении: вдова генерала Раевского обратилась ко мне с просьбой замолвить за нее слово перед теми, кто может донести ее голос до царского престола. То, что выбор ее пал на меня, само по себе уже свидетельствует, до какой степени она лишена друзей, всяких надежд и помощи. Половина семейства находится в изгнании, другая - накануне полного разорения. Доходов едва хватает на уплату процентов по громадному долгу. Г-жа Раевская ходатайствует о назначении ей пенсии в размере полного жалованья покойного мужа, с тем чтобы пенсия эта перешла дочерям в случае ее смерти. Этого будет достаточно, чтобы спасти ее от нищеты. Прибегая к вашему превосходительству, я надеюсь судьбой вдовы героя 1812 года, - великого человека, жизнь которого была столь блестяща, а кончина так печальна, - заинтересовать скорее воина, чем министра, и доброго и отзывчивого человека скорее, чем государственного мужа. Граф Бенкендорф доложил государю, и вдове Раевского была назначена пенсия - 12 000 рублей ассигнациями в год. (После гибели Пушкина на дуэли его вдова станет получать 15 000 рублей).
            С Александром Раевским незадолго перед гибелью Пушкин встретился в Москве и написал жене, что у того ревматизм, видимо, повредил мозг. Вот и вся характеристика того, кем когда-то восхищался юный поэт, с кем проводил романтические ночи, кто вдохновлял его на прекрасные стихи и любовные похождения. В зрелые годы Пушкин понял, что кумир его юных лет просто глуп да еще и психически нездоров. Добавим - как и еще один «друг» - Вяземский, который, впрочем, и сам не скрывал своего психического нездоровья и  подолгу лечился, однако, его поступки и высказывания ученые-биографы до сих пор считают истиной в первой инстанции и строят на них выводы о тех или иных событиях и людях. О Пушкине – в особенности.

                8

   С одной стороны, знаменитая эпиграмма на Воронцова – пасквиль и клевета, но с другой, оставленная  большевиками как исторический документ в назидание потомкам, она теперь может послужить, наконец, тем документом, который проливает свет на движение декабристов и на их личности.

Полу-милорд, полу-купец,
Полу-мудрец, полу-невежда,
Полу-подлец, но есть надежда,
Что будет полным наконец.

     В советское время этим четверостишием в учебниках клеймили не только наместника царя в Новороссии и Бессарабии Михаила Воронцова, но и всех аристократов и помещиков Российской империи. Насчет «всех», без преувеличения, были правы, а вот что касается Михаила Семеновича – абсолютно нет. Увы, «цвет нации» Российской империи, дворяне и помещики, были тяжелейшим  ярмом на шее народа, не умевшие вести хозяйство, не понимающие крестьянской жизни, но желавшие безмерно и бесстыже потреблять, тянущие и сбросившие - таки страну на дно. Романовы с помощью этих обжор-неумех (или они с помощью Романовых) триста лет держали треть населения страны – почти 30 миллионов крестьян – в рабстве. В самом настоящем (как бы ни интерпретировали специалисты крепостное право в России), когда человек приравнивался по своему жизненному обеспечению и гражданским правам к скотине. Это было настолько кошмарное и позорное по европейским меркам положение русской деревни,  что о нем и теперь страшно даже говорить, рассматривая его в его настоящем виде. Чтобы было понятнее, для трети страны Романовы и их сподвижники-дворяне до 1861 года обеспечивали истинно средневековое существование во всех смыслах – от отсталого  сельскохозяйственного производства, до убогого нищенского быта и семьи. То есть, это была страна в стране или, как теперь говорят, что-то подобное оккупации русского народа русским же народом.
Декабристы вошли в историю как поборники отмены крепостного права. Но они были готовы так его отменить, чтобы  благополучие помещиков не было ущемлено – без земли и за денежный выкуп. При этом ни один из участников заговора против Романовых не продемонстрировал личную готовность освобождать крестьян, ни один, самый прославленный в истории декабрист, не подписал  вольную  хотя бы одному крестьянину. Все они продолжали  эксплуатировать своих рабов,  продавать их и закладывать в опекунский совет. И Александр Сергеевич Пушкин тут не был исключением. Хотя в 1819 году, в двадцатилетнем возрасте, он написал замечательное стихотворение «Деревня», которым потряс, как говорили, самого императора Александра Первого, также поборника отмены крепостного права:

Приветствую тебя, пустынный уголок,
Приют спокойствия, трудов и вдохновенья,
Где льется дней моих невидимый поток
На лоне счастья и забвенья.
Я твой: я променял порочный двор цирцей,
Роскошные пиры, забавы, заблужденья
На мирный шум дубров, на тишину полей,
На праздность вольную, подругу размышленья.
Я твой: люблю сей темный сад
С его прохладой и цветами,
Сей луг, уставленный душистыми скирдами,
Где светлые ручьи в кустарниках шумят.
Везде передо мной подвижные картины:
Здесь вижу двух озер лазурные равнины,
Где парус рыбаря белеет иногда,
За ними ряд холмов и нивы полосаты,
Вдали рассыпанные хаты,
На влажных берегах бродящие стада,
Овины дымные и мельницы крилаты;
Везде следы довольства и труда…
Я здесь, от суетных оков освобожденный,
Учуся в истине блаженство находить,
Свободною душой закон боготворить,
Роптанью не внимать толпы непросвещенной,
Участьем отвечать застенчивой мольбе
И не завидывать судьбе
Злодея иль глупца — в величии неправом.
Оракулы веков, здесь вопрошаю вас!
В уединенье величавом
Слышнее ваш отрадный глас.
Он гонит лени сон угрюмый,
К трудам рождает жар во мне,
И ваши творческие думы
В душевной зреют глубине.
Но мысль ужасная здесь душу омрачает:
Среди цветущих нив и гор
Друг человечества печально замечает
Везде невежества убийственный позор.
Не видя слез, не внемля стона,
На пагубу людей избранное судьбой,
Здесь барство дикое, без чувства, без закона,
Присвоило себе насильственной лозой
И труд, и собственность, и время земледельца.
Склонясь на чуждый плуг, покорствуя бичам,
Здесь рабство тощее влачится по браздам
Неумолимого владельца.
Здесь тягостный ярем до гроба все влекут,
Надежд и склонностей в душе питать не смея,
Здесь девы юные цветут
Для прихоти бесчувственной злодея.
Опора милая стареющих отцов,
Младые сыновья, товарищи трудов,
Из хижины родной идут собой умножить
Дворовые толпы измученных рабов.
О, если б голос мой умел сердца тревожить!
Почто в груди моей горит бесплодный жар
И не дан мне судьбой витийства грозный дар?
Увижу ль, о друзья! народ неугнетенный
И рабство, падшее по манию царя,
И над отечеством свободы просвещенной
Взойдет ли наконец прекрасная заря?

                9

       Декабристы ругали царя, обличали крепостной гнет, но сами никогда и ничем не умели облегчить страдания закабаленных крестьян. Яркий пример – семья Раевских, которая  рвалась разрушить Россию, создать в ней другую жизнь, но сама тут же обеднела, как только попала в опалу и от нее отвернулись люди из их круга. При том, что была крупным землевладельцем и имела более тысячи крепостных, но после смерти генерала Н.Н. Раевского жила из милости государя  на пенсию, которую выхлопотал А.С. Пушкин. И сам Александр Сергеевич, борец за крестьянское счастье, не был примером хорошего хозяйственника, напротив, впал в тяжелое материальное положение перед гибелью, оставив после себя большие долги (на «наши» деньги – 100 миллионов рублей), за которые  вдове нечем было расплатиться. И уже его собственные дети вот-вот должны были пополнить миллионы  бедняков -

Опора милая стареющих отцов,
Младые сыновья, товарищи трудов,
Из хижины родной идут собой умножить
Дворовые толпы измученных рабов, -

как сам же поэт написал в своем стихотворении «Деревня». Между тем, перед его свадьбой отец выделил ему долю в поместье «Болдино», которое Пушкин тут же заложил за очень хорошие  деньги – около 40 тысяч рублей. Но как он с ними поступил? Дал в долг 10 тысяч своему другу, затем 11 тысяч – теще, затем – расходы на свадьбу, остальное – на пожить в столице при дворе на широкую ногу. Отданные тысячи ему так и не вернули, и они с женой каждый месяц вынуждены были умолять ее брата Гончарова  не задерживать  назначенное  им в счет прав на поместье в Полотняных заводах содержание. А ведь эти деньги поэт получил в долг от государства, чтобы, как предполагалось по этой государственной схеме, поправить дела в поместье, то есть, создать лучшие условия для крестьян для получения более высоких урожаев и доходов. Деньги улетели в трубу и Пушкины чудом не потеряли Болдино, потому что все-таки нашелся хороший управляющий. А ведь о чем мечтал поэт, когда еще был в ссылке в Михайловском и потом, когда просил об отставке незадолго до смерти? – пожить помещиком. Мечтой его была деревня Савкино, на расстояние одной версты от Святогорского монастыря, рядом с поместьем Михайловское. Это было одним из любимейших мест А. С. Пушкина на Псковщине. В 1831 году (видимо, получив  деньги за заложенную долю Болдина) он, обращаясь к хозяйке усадьбы Тригорское и прося её выступить посредницей в покупке земель на Савкино, писал: «Я просил бы Вас, как добрую соседку и дорогого друга сообщить мне, не могу ли я приобрести Савкино, и на каких условиях. Я бы выстроил себе там хижину, поставил бы свои книги и проводил бы подле добрых старых друзей несколько месяцев в году… меня этот проект приводит в восхищение и я постоянно к нему возвращаюсь…».
             Надо сказать, что  это место очень напоминает описания  в сказках Александра Сергеевича. Здесь  есть потрясающей красоты высокий холм, похожий на древние языческие капища, который возвышается над водою. Словно тот самый остров Буян, мимо которого ходили мореплаватели в царство славного Салтана.
        Интересно, что в 1965 году деревня Савкино была упразднена и вошла в состав Государственного музея-заповедника А.С. Пушкина «Михайловское»; на картах обозначалась как отдалённая часть Савкина Горка в составе городской черты посёлка городского типа Пушкинские Горы. Так «остров Буян» стал поселком,  потерявшим сказочный смысл пушкинского творения. Напомним: за 11 лет до того еще один предприимчивый «боярин» передал другой «остров Буян» - Крым - из России чужому государству. А в 1924 году лихой революционный «наездник», неизвестно кому товарищ, Ленин отдал Донбасс и плодороднейшие черноземы («царство славное Салтана») туда же, где в глухой засаде, ожидая своего часа, сидели американцы, немцы  и французы, вцепившиеся теперь зубами в эти земли, которые завоевала Россия, а обустроил граф Воронцов. В 1914 году Крым освободили «тридцать витязей прекрасных» и он в традиции Воронцова расцветает  снова. Символично,  что в соответствии с распоряжением Правительства Российской Федерации от 3 ноября 2014 года № 1286-р деревня Савкино была вновь создана и наименована своим именем.
           Покупка ее Пушкиным не состоялась, видимо, из-за затрат на свадьбу. Которой, как мы понимаем, лучше бы и вообще не было, как и дружбы с Александром Раевским да и с Вяземским, если по большому счету. Эти отношения принесли поэту смерть после того, как он отдал виновникам ее все, что у него было. А. Раевский, удачно женившись на московской богачке, стал ростовщиком, а Наталья Николаевна Пушкина-Ланская показала себя отличной хозяйкой и сумела вывести семью из бедности и устроить детей. Рюрикович Вяземский, полный родовой династической ненависти к Романовым, служил им до конца жизни верой и правдой, получая большие вознаграждения, должности и ордена.
       Сегодня один из потомков поэта и его главной музы по линии младшей дочери Натальи Александровны – член  королевской семьи Великобритании и богатейший человек в Англии Хью Гросвенор. Он еще очень молод, и предками его являются не только Пушкины, но и Романовы. Он пра-пра…внук Александра Сергеевича и Николая Первого. Титул герцога Вестминстерского был пожалован предку Хью Гросвенора королевой Викторией, но корни уходят в 1622 году к Ричарду Гросвенору.

                10

        А теперь давайте рассмотрим личности трех человек, которых «объединяет» это злосчастное четверостишье: А.С. Пушкин, граф М.С. Воронцов и император Александр Первый. Все трое испытывали друг к другу большую неприязнь, но в истории они остались крепко соединенными  полезной и важной для государства деятельностью в деле становления новой России.
      Александр Первый победил Наполеона и дал мощный толчок развитию общественного либерального движения в стране. Александр Пушкин создал тот язык и произведения, которые хотел император, желавший донести свои идеи до неграмотного, «средневекового» народа на понятном для него языке. Михаил Воронцов обессмертил свое имя тем, что  привел русские войска в Париж в 1813 году и обустроил Новороссию, Крым и Бессарабию, сделав их процветающими.
       Считают, что « полу-купец полу-невежда» М. С. Воронцов был необычным по тому  времени генерал-губернатором. Трудно назвать какую-либо сторону жизни новороссиян, которую бы он обошел своим вниманием. Царский наместник смело взялся за то, что раньше делали только сами цари – за усовершенствование сельского хозяйства. Помещики веками не могли  научиться работать с землей, используя  зависимых крестьян как самое примитивное орудие производства для добывания мизерных результатов земледелия и животноводства. О садоводстве  и говорить было нечего – оно существовало лишь в теплицах самих хозяев усадеб. Только с настояния самого Петра Первого в России начали по-настоящему заниматься овцеводством. Царь лично привозил породистый молодняк из Европы и раздавал выбранным им хозяевам. Картофель внедрила в стране Екатерина Вторая, поручив это дело прадеду А.С. Пушкина  Абраму Ганнибалу. С этим тот справился отлично в своем поместье Суджа под Петербургом. А ее внук Бобринский  освоил выращивание сахарной свеклы в Херсонской губернии.
       Здесь нужно заметить, что подневольными в России были не только крепостные, но и их хозяева, чьей судьбой цари могли распоряжаться по своему усмотрению. Взять  историю разведения картофеля.  При Екатерине в России был, пожалуй, единственный ученый агроном – испытатель - Андрей Тимофеевич Болотов. Он очень активно занимался  садами и картофелем. Его приметила императрица, но лишь для того, чтобы сделать управляющим  имением своего внебрачного сына  Алексея Бобринского, известного гуляку, который и не жил там вовсе. Уж как ни просил Болотов государыню отпустить его в свое имение в Дворяниново заниматься  важными для страны сельскохозяйственными опытами,  пришлось ему  двадцать лет  обустраивать клумбы и гроты в усадьбе Бобринского. А картофелем Екатерина заставила заниматься африканца Абрама Ганнибала.
        В руках М.С. Воронцова оказалась огромная территория, практически необжитая.  «Полу-милорд»,  «полу-невежда» с энтузиазмом взялся за хозяйственные дела. И получилось у него это блистательно. Большая часть населения генерал-губернаторства и области занималась животноводством, в частности разведением овец, дававших грубую шерсть. Стремясь содействовать более быстрому развитию тонкорунного овцеводства, Михаил Семенович выписал на собственные средства из Испании и Саксонии овец соответствующей породы. Вскоре высокосортная тонкорунная шерсть стала теснить в российском экспорте грубую шерсть. Кроме того, генерал-губернатор способствовал развитию коневодства (у него был и свой конный завод), шелководства, виноградарства и садоводства (он приобретал в европейских странах и в Армении виноградные лозы и черенки фруктовых деревьев лучших сортов, затем размножал их в своих питомниках и раздавал бесплатно всем желающим). В Китае для Воронцова были закуплены несколько чайных кустов. Он стал также инициатором расширения плантаций табака, хотя сам не курил и не любил курящих.
          Усилия генерал-губернатора увенчались успехом. К 1851 году в трех губерниях Новороссии насчитывалось около 50 тысяч фруктовых садов, более 30 тысяч виноградников, до 70 тысяч огородов и баштанов (бахч). Было посажено около 12 миллионов лесных деревьев, 81 миллион виноградных лоз, 11 миллионов фруктовых деревьев, более 7 миллионов тутовых деревьев.
         В 1828 году в Одессе было учреждено Императорское Общество сельского хозяйства Южной России. Первым его председателем стал М. С. Воронцов, а секретарем А. И. Левшин. Общество поощряло отличившихся в садоводстве и лесоводстве, награждая их деньгами и медалями. Так, например, одесский купец Иван Рубо посадил за три года на своей даче (участке земли) 250 тысяч кустов винограда и создал школу из 120 тысяч кустов, посадил 10 тысяч фруктовых деревьев, 79 тысяч лесных деревьев, засеял 40 десятин земли семенами фруктовых и диких деревьев. За это он был награжден золотой медалью на Анненской ленте для ношения на шее.
      М. С. Воронцов знал, что Англия закупает за границей в большом количестве льняное семя, и предложил местным торговцам отправить в Англию на продажу российское семя. Уже в 1832 году англичане купили у россиян 45 тысяч четвертей семени. Четверть льняного семени стоила на 2 рубля серебром дороже четверти пшеницы. Выгода от выращивания и экспорта льняного семени была очевидна.
          Развитие сельскохозяйственного производства привело к тому, что если прежде десятина земли в Новороссии стоила 10 копеек, то теперь за нее стали давать 10–20 рублей.
           «Полу-купец» и «невежда» Михаил Семенович был рачительным хозяином и в своих владениях. Он покупал в Крыму участки земли (вместе они составили около 2 тысяч гектаров) и высаживал на них тысячи виноградных лоз и саженцев фруктовых деревьев. Он завел у себя отличные винные погреба и начал производить шипучее вино. Была у него своя оливковая роща и свое оливковое масло. Он призывал людей со средствами следовать его примеру. И плантации виноградников и садов стали расти в Крыму как грибы после дождя.
          Увеличение сельскохозяйственной продукции повлекло за собой развитие перерабатывающей промышленности. В Новороссии и Бессарабии появились шерстомойные, салотопенные, мукомольные и винокуренные предприятия. По разрешению из Петербурга был организован на паях завод для рафинирования американского сахарного песка. Появился завод искусственных минеральных вод.
          В Новороссии и в Крыму было мало лесов, поэтому здесь существовала серьезная проблема отопления жилищ. С появлением паровых судов и металлургических предприятий возросла потребность в угле. Михаил Семенович организовал широкую разведку угольных месторождений в крае, а затем и их разработку. Одно из месторождений он разработал на собственные средства, а потом передал его безвозмездно предприимчивому купцу. К 1851 году новороссийские шахты стали выдавать ежегодно более миллиона пудов угля, в том числе около 200 тысяч пудов антрацита, лучшего сорта. Вскоре добыча угля стала даже опережать потребность в нем. Таким образом, зависимость Новороссии от привозного английского каменного угля была ликвидирована.
            По инициативе М. С. Воронцова были разведаны месторождения железной руды и начала развиваться металлургия. На верфях в Николаеве, Одессе и Херсоне стали строиться пароходы. Для поощрения текстильной промышленности в Бессарабии Михаил Семенович добился от Петербурга льгот для фабрикантов — снижения казенных податей и послабления при отбывании повинностей.
М. С. Воронцов говорил, что ничто так не обогащает край, как возможность сношений во всякое время года. А для этого нужны хорошие дороги. Но их в Новороссии и Бессарабии было недостаточно. Они делились на почтовые и проселочные. И те, и другие не имели твердого покрытия и нуждались в улучшении. В 1837 году была построена дорога от Кишинева до Сорок, связавшая центр области с пристанью на Днестре.
          В Крыму после прокладки хорошей шоссейной дороги стали возводиться летние резиденции знатных и богатых россиян, в том числе и представителей царской фамилии. На дороге из Евпатории в Керчь через Симферополь и Феодосию в 1832 году было открыто движение дилижансов.
        В середине 1823 года на построенном в имении Мошна пароходе «Надежда» Воронцов плавал по Днепру, привлекая внимание многочисленных зевак. Это был первый пароход в здешних местах. В 1825 году «Надежда» была переправлена через днепровские пороги и прибыла в Херсон. Здесь ее стали использовать для буксировки барж в Николаев. А в 1827 году «Надежда» отправилась в первый рейс с пассажирами. На пароходе были комнаты для женщин — на четырех и для мужчин — на семерых.
         М. С. Воронцов мечтал о строительстве большого парохода для Одессы, который мог бы перевозить и грузы, и пассажиров. В 1828 году в Николаеве был построен пароход, который получил название «Одесса». Первый рейс он совершил из Одессы в Евпаторию.
        Параллельно с гражданскими строились и военные корабли. В 1825 году был построен первый в России военный 14-пушечный пароход «Метеор», а в 1826 году — пароход «Молния». В мирное время эти пароходы использовались для буксировки плашкоутов с грузами. В дальнейшем было построено несколько 60-пушечных кораблей и 120-пушечный корабль «Варшава», а транспортные суда переделывались в бомбардирские, необходимые для штурма приморских крепостей.
          В 1834 году в Англии был построен для Одессы пароход «Петр Великий». По прибытии в Одессу судно осмотрели М. С. Воронцов и вице-адмирал М. П. Лазарев, назначенный в 1833 году новым главным командиром Черноморского флота и портов и военным губернатором Николаева и Севастополя. Генерал-губернатор и вице-адмирал нашли конструкцию парохода отличной, а отделку всех частей прекрасной. В 1835 году на пароходах «Петр Великий» и «Наследник», построенный в Николаеве, начались регулярные пассажирские рейсы по Черному и Азовскому морям. А в 1836 году на пароходе «Петр Великий» и военном корвете «Ифигения» М. С. Воронцов совершил плавание вдоль восточных берегов Азовского и Черного морей.
           В марте 1840 году в Аккерман приплыл построенный в Англии пароход «Граф Воронцов» и начал совершать рейсы между Аккерманом и Овидеополем, перевозя пассажиров и грузы. Эта линия обеспечивала сбыт соли, добываемой в озерах Бессарабии. И хотя рейсы были убыточными, Михаил Семенович считал, что убыток не может сравниться с пользой, доставленной краю пароходством. Он даже предложил заказать в Англии еще один пароход для этой линии, чтобы рейсы не прекращались во время ремонта парохода «Граф Воронцов».
            В 1831 году в Петербурге был построен пароход «Нева». Обогнув всю Европу, он прибыл 4 марта в Одессу. 7 мая «Нева» отправилась в первый рейс, открыв линию между Одессой и Константинополем. В дальнейшем на этой линии плавали пароходы «Император Николай» и «Императрица Александра», построенные в Николаеве, и другие суда.
           М. С. Воронцов и М. П. Лазарев предложили заказать в Англии еще несколько пароходов. Их предложение было принято. В 1841 году Николай I велел заказать в Англии четыре пароходофрегата «с тем, чтобы в военное время можно было их обратить на полезное употребление при флоте»3. Эти суда, спущенные на воду в 1843 году, получили названия «Одесса», «Крым», «Керчь» и «Бессарабия».
В 1846 году было установлено сообщение с портами Измаил, Рени и Галац, в 1847 году — с Редут-Кале на восточном побережье Черного моря.
          Для расширения судоходства нужны были новые порты. По инициативе и при активном содействии М. С. Воронцова был построен морской порт в Ялте. В 1828 году около 50 крепостных крестьян Михаила Семеновича приступили к заготовке и обтесыванию каменных блоков из серого крымского известняка для ялтинского мола. Другая группа крестьян заготовляла лес и пилила бревна. 1 августа 1833 года в присутствии четы Воронцовых и сопровождающих их лиц священник освятил закладку первого каменного блока в мол.
         В 1835 году М. С. Воронцов высадился на берег Азовского моря у Бердянской косы, где увидел лишь несколько землянок рыбаков. Он посчитал это место очень удобным для порта. Вскоре здесь появилась пристань, а затем порт и город Бердянск. Спустя несколько лет этот город стал важным торговым центром.


                11
           Сегодня невыносимо обидно осознавать, что люди,  напялившие на себя личину нацизма, присвоили себе великие заслуги русского героя и призывают убивать русских, проживая на территории, которая  расцвела и превратилась  в цивилизованный край невероятной заботой русского генерала, вошедшего с армией  победителей Наполеона в Париж.  Но еще до Воронцова ее начали обживать при Екатерине Второй, когда с нуля был заложен город Херсон в степи никем иным, как двоюродным дедом А.С. Пушкина Иваном Ганнибалом.
          Что же касается Одессы, то первоначально она развивалась как крепость для защиты России от набегов южных соседей. В дальнейшем город утратил военно-оборонное назначение и стал развиваться как торгово-экономический центр, как главный порт южной России. Здесь начали строить причальные линии, склады, возводить административные и жилые здания. Было составлено несколько планов ее застройки. Удачным оказался план 1820 года. Для его реализации требовались не только значительные денежные средства, но и целеустремленность правителя края. М. С. Воронцов начал осуществлять этот план сразу после вступления в должность генерал-губернатора. Ознакомившись с состоянием дел, предложил ряд мер для ускорения застройки города. Парадным фасадом города должен был стать Приморский бульвар. Михаил Семенович заказал местному архитектору Ф. К. Боффо проект собственного дома-дворца, который предполагалось разместить в северной части бульвара на самом краю обрыва. Этот участок земли был им куплен в начале 1823 года. Строительством дворца Воронцов хотел подать пример другим состоятельным одесситам.
            В конце 1824 года проект был утвержден, а через два года дворец и несколько подсобных зданий были построены. Воронцовский дворец — это двухэтажное здание на высоком Цоколе. Перед ним стоит величественная классическая колоннада. Ее видно издалека со стороны моря, и она является одним из архитектурных символов Одессы.
            Из-за нехватки средств для строительства казенных зданий на Приморском бульваре Михаил Семенович предложил, чтобы эти здания возводились на деньги частных лиц. А потом город станет арендовать их у владельцев. Предложение было принято, и строительство пошло быстрыми темпами.
             На юго-восточной стороне Приморского бульвара было возведено здание биржи, отличающееся своеобразной архитектурой. В качестве образца послужил Александровский дворец в Царском Селе, построенный по проекту Кваренги. В процессе строительства в проект были внесены существенные изменения. По распоряжению М. С. Воронцова был значительно увеличен центральный зал биржи. Благодаря этому здание стало выглядеть еще более величественным.
          М. С. Воронцов стал выделять всем желающим участки земли для строительства жилых зданий. Но ставил непременное условие — не позднее чем через пять лет на полученном участке должен быть построен многоэтажный дом приличного вида. И уже в 1828 году на Приморском бульваре красовались дома состоятельных лиц, а к середине 1830-х годов весь бульвар был застроен. С тех пор Приморский бульвар является украшением Одессы.
          Сооружение монументальной лестницы, соединившей Приморский бульвар с портом, принесло М. С. Воронцову немало хлопот. Первоначально из-за нехватки средств лестница была построена из дерева. В 1835 году благодаря настойчивости М. С. Воронцова Николай I утвердил проект гранитной лестницы. Из-за разных трудностей строительство было завершено лишь в 1841 году. Нелегко далось городским властям обеспечение Одессы хорошей питьевой водой. Проблема перестала существовать лишь после 1879 года, когда новые технические возможности позволили вернуться к воронцовским проектам, и город получил днестровскую воду.
        А теперь давайте зададимся вопросом: на чьей бы стороне были декабристы-ненавистники графа Михаила Воронцова сегодня, на войне на Украине? Если бы стояли на стороне русских, признавая все эти высочайшие достижения русского чиновника в Новороссии то, значит, на стороне Воронцова, но ведь это было совершенно не так! Они ненавидели наместника царя, вредили ему и наверняка желали отставки и гибели, видя в нем соперника на власть в стране. Вот почему эпиграмма о «полу-купце», «полу-мудреце», «полу-невежде» и «полу-подлеце» сегодня дает нам возможность лучше увидеть истинное лицо декабристов, а также аристократов при дворе Романовых, которые яростно осуждали Воронцова, победившего в схватке с Раевскими, Волконскими, простите, с Пушкиным, Вяземским и многими-многими борцами за светлое царство свободы, которое они строить не умели,  их настоящей стихией были черные дела, о которых писал  Н.М. Лонгинов:  «У революционеров везде и всегда одна система: обман, клевета, коварство, кровожадность, грабеж, убийства, попрание всех прав, Божеских и человеческих; они ничем не брезгают, считая все позволительным для себя; это доказано революциями всех времен…»
           Совершенно очевидно, что ровно через сто лет после написания Пушкиным эпиграммы на Воронцова захватившие власть в бывшей Российской империи большевики ненавидели Воронцова и уж конечно не признавали никаких его заслуг. Этой эпиграммой в СССР перечеркнули всю его деятельность в Малороссии, и  когда Ленин по своему личному распоряжению отдавал Донбасс Украине, то отдавал будто бы выжженную степь, а не обустроенную русскую землю.  А его последователь Хрущев, в 1954 году не только выкинул Крым из России как ненужный  ей элемент, но и постарался  воссоздать в нем  степь, приказав вырубить воронцовские виноградники, а в бывшем имении графа, исторической жемчужине страны, открыть туберкулезную здравницу. С тех пор и по сегодняшний день в Алупке в 30 санаториях лечатся люди с открытой формой туберкулеза и приезжать туда здоровым гражданам, то же самое, что приезжать в Припять.
Да за что же так ненавидели М.С. Воронцова Ленин и Хрущев, что сегодня эта ненависть вылилась в кровавую бойню, в которой русскому народу приходится заново отстаивать свою территорию, политую потом его предков?
         Если в преданности декабристов родине приходится сегодня сильно сомневаться, то в преданности народа своей земле страна убедилась в очередной раз. Также, как жители Донбасса не поддались посулам американцев сделать их существование европейским, в 1812 году не стали просить свободы у Наполеона  крепостные крестьяне России. Хотя, как говорится, он нес ее на штыках своей армии. Но то, что он увидел, потрясло его и поколебало уверенность в победе. Рабы брали в руки дубье и вилы и гнали от себя «освободителя», не давая его войскам продыха. Ради справедливости, нужно сказать, что никто из русских дворян также  не вошел в сговор с Наполеоном, чтобы, пользуясь ситуацией, поменять политический курс в завоеванной им России. Известна только ситуация с отцом Герцена Иваном Алексеевичем Яковлевым. Он встречался в Москве с Наполеоном, пытаясь спасти своих крепостных, не успевших выехать из горящей Москвы. Яковлев принял письмо от Наполеона Александру Первому о перемирии и вышел из города, уводя с собой  пятьсот крестьян. Отряд добрался до Петербурга, но Александр Первый распорядился тут же арестовать Яковлева и письма от врага не принял. Потом помещика выслали из столицы и долго запрещали ему жить и в Петербурге, и в Москве.
         Наполеон понял: с этим народом ни в качестве крепостных, ни в качестве свободных ему не договориться. А причина была ясна: русские не собирались отдавать свою территорию врагу, потому что понимали – своя земля, это самое дорогое, без нее ты останешься голым бродягой без куска хлеба, и, не имея законных гражданских прав, сами создали для себя эти права во время войны и пользовались ими по своему разумению.
       По такому же разумению своих гражданских национальных прав сегодня сражаются  на Украине  жители Донбасса, а американцы и европейцы, как и Наполеон, могут лишь констатировать этот факт, но заставить переосмыслить его мир, как  они пытались, им не удалось и не удастся.

                12


        И все же, как так получилось, что нелояльный Пушкин был выслан в 1820 году туда, где была накалена политическая атмосфера, и поэт сразу же был втянут в отношения с главными заговорщиками, замышлявшими  государственный переворот через цареубийство? Больше того, юный сотрудник Министерства иностранных дел в этой дальней командировке стал главным идеологом будущего восстания, во время следствия у всех декабристов нашли его вольнолюбивые стихи. Умысла тех, кто отправлял Пушкина в Бессарабию, не было, скорее, поводом послужила случайность – желание Жуковского. Почему? Потому что на тот момент он осуществлял очень важную программу Александра Первого по реформе русского языка и подыскивал литераторов, которые смогли бы создать необходимые для воплощения задачи произведения. А в Николаеве жила его племянница Анна Зонтаг, которая уже работала над этой темой – она переводила Библию для детей, подбирая такие тексты в святом писании, которые привлекли бы ребятишек своей сказочностью и красотой. Эта работа была очень ценной и необходимой, потому что входила в  замысел императора обучения  народа для его просвещения, которое дало бы ему понимание задач дальнейшего развития государства.
            Но главную роль в назначении Пушкина именно в Кишинев сыграл Министр Коллегии иностранных дел, граф, российский и греческий государственный деятель, первый правитель (президент) независимой Греции Иоанн Каподистрия. Под его началом работал Пушкин в министерстве (вторым министром был Нессельроде), который возглавил Коллегию после переезда Каподистрии в Грецию. Благодаря ходатайству и заступничеству Каподистрии перед царем Александром грозившая Пушкину ссылка в Сибирь была заменена переводом по службе в Бессарабию. Каподистрия послал Пушкина в Кишинёв, то есть, в самый центр греческого революционного движения, где комиссия из посланных Каподистрией правоведов под наблюдением генерала и масона И.Н. Инзова создавала кодекс бессарабских законов. Впоследствии эти законы стали при правителе Каподистрии законами независимой Греции. Пушкину был дорог этот человек, и он несколько раз рисовал его на полях своих рукописей, но он не раздел взглядов Каподистрии настолько, насколько разделял их с декабристами. И в это же время разошлись взгляды Пушкина и Байрона на освободительную  борьбу Греции, которая началась в 1821 году.
        В этот момент Байрон горячо принялся помогать восставшим. После предварительных переговоров с комитетом филэллинов, образованным в Англии для помощи Греции, он решился отправиться туда и со страстным нетерпением стал готовиться к отъезду. На собственные средства купил английский бриг, припасы, оружие и снарядил полтысячи солдат, с которыми 14 июля 1823 года отплыл в Грецию. Там ничего не было готово, ещё и предводители движения сильно не ладили друг с другом. Между тем издержки росли, и Байрон распорядился о продаже всего своего имущества в Англии, а деньги отдал на правое дело повстанческого движения. Большое значение в борьбе за свободу Греции имел талант Байрона в объединении несогласованных группировок греческих повстанцев.
       В Месолонгионе Байрон заболел лихорадкой, продолжая отдавать все свои силы на борьбу за свободу страны. 19 января 1824 года он писал Хэнкопу: «Мы готовимся к экспедиции», а 22 января, в день своего рождения, он вошёл в комнату полковника Стэнхоупа, где было несколько человек гостей, и весело сказал: «Вы упрекаете меня, что я не пишу стихов, а вот я только что написал стихотворение». И Байрон прочёл: «Сегодня мне исполнилось 36 лет». Постоянно хворавшего поэта очень тревожила болезнь его дочери Ады. Получив письмо с хорошей вестью о её выздоровлении, он захотел выехать прогуляться с графом Гамба. Во время прогулки пошёл страшный дождь, и Байрон окончательно захворал. Последними его словами  были отрывочные фразы: «Сестра моя! дитя моё!.. бедная Греция!.. я отдал ей время, состояние, здоровье!.. теперь отдаю ей и жизнь!» 19 апреля 1824 года, на 37-м году жизни, Джордж Гордон Байрон скончался. Врачи сделали вскрытие, изъяли органы и поместили их в урны для бальзамирования. Лёгкие и гортань решили оставить в церкви Святого Спиридона, однако вскоре их оттуда украли. Тело забальзамировали и отправили в Англию, куда оно прибыло в июле 1824 года. Байрон был погребён в родовом склепе в церкви Святой Марии Магдалины в Хакнелл-Торкарде,   неподалёку от Ньюстедского аббатства в Ноттингемшире.
           Возможно, Каподистрия посылал Пушкина в Кишинев как автора оды «Вольность», чтобы здесь  он почувствовал дух борьбы за свободу угнетенной турками страны, а Жуковский надеялся на  благотворное воздействие на поэта духа античности, великих произведений Гомера и Софокла и рождения новых произведений Пушкина, воспевающих эту борьбу. Тем более перед всеми был яркий пример Байрона, которому подражал Пушкин. Но произошло совсем обратное. Наш поэт понимал, что Байрон погиб за свободу Греции, за которую боролась Англия и вся Европа во имя спасения античной цивилизации Древнего мира, ну и конечно в своих интересах стремясь отобрать Грецию у турецкой Порты.
         Пушкин, познакомившись в Одессе с современными ему греками, глубоко в них разочаровался. Вместо потомков Фемистокла и Мильтиада он увидел в них «пакостный народ, состоящий из разбойников и лавошников», о чем он писал Вяземскому в письме, а несколькими днями позже в еще более резких выражениях В. Л. Давыдову. Поэтому, хотя борьба за свободу Греции продолжала вызывать у Пушкина глубокое сочувствие, он  не мог разделять ошибки Байрона, который погиб в борьбе за освобождение Греции, не сознавая различия между античной демократией и демократией современных «лавошников» — "воров и бродяг, которые не могли выдержать даже первого огня дурных турецких стрелков". И пришлось России включиться в эту борьбу, что в итоге и дало свободу Греции.
       Пример греков побудил Пушкина взглянуть на дело свободы в новом свете. Ибо, думая о греческих «лавошниках», он не мог не задуматься и о «лавошниках» русских, к ним он относил, по-видимому, в 1824 году графа Воронцова, который развернул в Малороссии бурную предпринимательскую деятельность, привлекая к ней большое количество предприимчивых людей, в том числе, и 20 тысяч  свободных крестьян, которых ему удалось  перевести в эти места из центральных губерний России. Вот, видимо, откуда «полу-купец».
          Поэт «бежал» из Кишинева в Одессу. Зачем же ему понадобилось проситься на работу к Воронцову? Скорее всего, его переманили будущие декабристы, и он был готов работать для них, а не для греков. Так Пушкин стал главным идеологом  декабрьского восстания 1825 года, «обеспечив» бунтовщиков призывными стихами, а с Воронцовым его умело рассорили Раевские и  Сергей Волконский, родственники  жены графа, которые испытывали к нему личную неприязнь по простой причине – из зависти к его  баснословному богатству и  бескрайним возможностям, предоставленным императором. Но важнее  то, что Воронцов им был не нужен в качестве лидера их движения, а многие видели именно его на троне после победы заговорщиков. Поэтому использовались любые средства, чтобы скомпрометировать наместника и даже погубить его с помощью дуэли. И в это дело также был втянут Пушкин, благодаря своим особым отношениям с Е.К. Воронцовой. Она очень высоко и искренне ценила его талант, а он… А он, возможно, искренне был в нее влюблен и не замечал гнусной интриги. О другом думать просто не хочется. Во всяком случае, поэт за все расплатился в 1837 году, когда вокруг него создали точно такую же мерзкую интригу, на века опозорили его жену и довели дело до дуэли, которой  М.С. Воронцов дважды избежал – в 1824 году, когда  выдворил из Одессы Пушкина, и в 1828, когда отсюда же отправил в ссылку в Полтаву его друга Александра Раевского. После этого он  осуществил победные сражения на русско-турецкой войне за освобождение Греции и завоевал России крепость Анапу (наш современный известный курорт), а затем правил на Кавказе, не оставляя Новороссии.
                13

          Пока Пушкин в Одессе писал свои бессмертные произведения, затевал многочисленные романы с самыми красивыми женщинами и жаловался на безденежье и происки графа Воронцова, его друзья-декабристы  наполняли свои карманы его стихами, по своему усмотрению выбирая из них возбуждающие их протестное настроение строки. И только когда к нему приехали      и в доме Анны Зонтаг в Николаеве сообщили о замыслах Воронцова против него, Пушкин понял, что ему грозит опасность быть обвиненным в заговоре против царя. А ведь он работал в Коллегии иностранных дел, это место, которое исстари прикрывало шпионов, работающих за границей и имеющих связи с иностранными агентами. Пушкин же служил в Кишиневе, где находился центр подготовки восстания в Греции, а затем, не желая в этом участвовать, переехал в Одессу, бороться за свободу России рядом с декабристами, как Сергей Волконский, а не с английскими филэллинами, как Байрон. И первое, что сделал Пушкин после этих известий, написал  прошение об увольнении со службы. Однако решение царем по предоставлению Воронцова уже было принято – ссылка под надзор полиции.
          К сожалению, посещение дома Анны Зонтаг в Николаеве кончились очень плохо для опального поэта. Именно здесь их друзья (будущие декабристы)  старались внушить Пушкину, что Воронцов готовит против него заговор. Именно тогда и появилась эта злосчастная эпиграмма, а сплетни вокруг поэта и Елизаветы Ксаверьевны заставили наместника принять меры. Жуковский же, так старавшийся сблизить своего молодого друга с племянницей, стал  косвенно причиной этой исторической трагедии и весьма сожалел о  случившемся, о чем и написал ему пространное письмо уже в ссылку в Михайловском. То, что произошло в доме Анны Зонтаг в Николаеве, очень напоминает происшедший роковой инцидент в доме генерала Верзилина в Пятигорске, где возник конфликт между Михаилом Лермонтовым и Мартыновым, приведший к гибели поэта. А ведь в обоих случаях главными участниками были близкие люди и друзья.
       Пушкин объяснял свое отрицательное отношение к Воронцову тем, что тот небрежно относился к его таланту, которым он уже зарекомендовал себя как раз во время начала службы в Малороссии, когда была опубликована его поэма «Руслан и Людмила», ставшая в итоге гимном русской национальной культуры. Действительно, Жуковский, продвинувший своего протеже перед Александром Первым, мог быть доволен – новый русский язык начал свой победный путь в России, в народе, чего и хотел император. До Пушкина многие  писатели пытались это сделать и были вовлечены в острую литературную борьбе между классиками и романтиками.

          В начале 19 века существовали кружки и салоны, оказавшие влияние на развитие литературы того времени. Наиболее существенными объединениями первой четверти столетия были «Беседа любителей русского слова» (1811–1816) и «Арзамас» (1815–1818), общества, представлявшие противоположные течения в русской литературе и постоянно находившиеся в состоянии острого соперничества. Создателем и душой «Беседы» был филолог и литератор А.С.Шишков, лидер того литературного направления, которые было определено Ю.Н.Тыняновым, как «архаисты». Еще в 1803 Шишков в своем «Рассуждении о старом и новом слоге российского языка» критиковал карамзинскую реформу языка и предлагал свою, предполагавшую сохранение более резкой грани между книжным и разговорным языком, отказ от использования иностранных слов и введение в литературный язык большого количества архаической и народной лексики. Взгляды Шишкова разделяли и другие члены «Беседы», литераторы старшего поколения – поэты Г.Р.Державин, И.А.Крылов, драматург А.А.Шаховской, переводчик Илиады Н.И.Гнедич, а позже их молодые последователи, к которым принадлежали А.С.Грибоедов и В.К.Кюхельбекер.


             Петербургский кружок «Зеленая лампа» (1819–1820) был основан членом Союза Благоденствия С.П.Трубецким, близким к декабристскому обществу Я.Н.Толстым и большим знатоком и любителем театра и литературы Н.В.Всеволожским. Членами «Зеленой лампы» были многие литераторы того времени, в том числе А.С.Пушкин и А.А.Дельвиг. Обсуждения литературных произведений и театральных премьер на заседаниях «Зеленой лампы» перемежались с чтением публицистических статей и политическими дискуссиями. Как и арзамасовцы, они критиковали позицию «архаистов».

          С 1801 в Петербурге действует литературное объединение «Дружеское общество любителей изящного», позже переименованное в Вольное общество любителей словесности, наук и художеств. Основателем его был писатель и педагог И.М.Борн. В общество входили литераторы (В.В.Попугаев, И.П.Пнин, А.Х.Востоков, Д.И.Языков, А.Е.Измайлов), скульпторы, художники, священники, археологи, историки.
          Вольное общество любителей российской словесности основано с дозволения правительства в января 1816 году под именем «Общество любителей словесности». Цели его были литературные, с непременной заботой о «чистоте» языка. Но его создание  вызвало возражения А. С. Шишкова, поскольку он боялся конкуренции. Однако Общество было утверждено Высочайше 19 января 1818 года под наименованием: «Вольное общество любителей российской словесности». С 1818 года оно издавало журнал: «Соревнователь просвещения и благотворения. Труды вольного общества любителей российской словесности».
Основателями были А. Д. Боровков, А. А. Никитин, Ф. Н. Глинка, П. И. Кеппен.
Общество сразу приобрело важных покровителей: попечителями его стали А. Н. Голицын, А. Д. Балашов, И. И. Дмитриев, В. П. Кочубей, граф С. К. Вязмитинов, О. П. Козодавлев. Председателем общества был сначала граф Сергей Петрович Салтыков, а с 1819 года — постоянно Ф. Н. Глинка (русский поэт, публицист, прозаик, офицер, участник декабристских обществ).. Состав общества был смешанный: литераторы и общественные деятели различных направлений того времени; Я. К. Грот писал: «Между членами были: Дельвиг, Баратынский, Рылеев, двое Бестужевых, братья Княжевичи, Кюхельбекер, Греч, Боровков и другие. Однажды Плетнёв заметил председателю, что следовало бы избрать и Пушкина, но Ф. Н. Глинка отвечал: «Овцы стадятся, а лев ходит один».  Заметим – «льву» - Пушкину- на тот момент исполнилось 20 лет! В обществе было 82 действительных члена, 24 члена-соревнователя, 39 членов-корреспондентов и 96 почётных членов. Часть членов общества принадлежала к «Союзу благоденствия». В числе привлечённых к следствию о восстании декабристов был, кроме Рылеева, Бестужевых, Кюхельбекера и Ф. Н. Глинки, А. С. Грибоедов, который подозревался в причастности к тайному обществу и был арестован, но затем освобожден.

                14

       К непримиримым архаистам  принадлежал поэт Сергей Ширинский-Шихматов. Он написал большие поэмы («Пожарский, Минин, Гермоген, или Спасенная Россия. Лирическая поэма в трех песнях (1807), «Петр Великий» (1810), «Ночь на гробах» (1812)), несколько произведений религиозно-мистического характера и сделал несколько переводов. В 1824 году вышло последнее опубликованное при жизни произведение – книга «Иисус в Ветхом и Новом завете, или Ночи у креста»). В поэмах Ширинского-Шихматова поначалу преобладали патриотические темы, со временем в них стали нарастать православно-религиозные мотивы. В своем литературном творчестве он пытался преодолеть границы между светской и духовной литературой. Особенно важно отметить, что Ширинский-Шихматов стремился к сближению русской светской культуры с Православием, отводил Православию решающую роль в формировании русского национального самосознания и укреплении российской государственности.
          Он занимал своеобразную позицию среди поэтов-«архаистов». Так, он категорически отвергал античную языческую мифологию, использование сюжетов которой было чрезвычайно характерно для европейского и русского классицизма. Главным источником его поэзии было Священное Писание. «Избави меня боже … почитать пособием … мифологию и пачкать вдохновение этой бесовщиной, в которой, кроме постыдного заблуждения ума человеческого, я ничего не вижу, – заявлял С.А. Ширинский-Шихматов, – Пошлые и бесстыдные бабьи сказки – вот и вся мифология. Да и самая-то древняя история, до времен христианских – египетская, греческая и римская – сущие бредни, и я почитаю, что поэту христианину неприлично заимствовать из нее уподобления не только лиц, но и самых происшествий, когда у нас есть история библейская, неоспоримо верная и сообразная с здравым рассудком. Славные понятия имели эти греки и римляне о божестве и человечестве, чтобы перенимать нелепые их карикатуры на то и другое и усваивать их нашей словесности!». 
            Заслуги в области культуры талантливого литератора были отмечены, в 1809 году он был избран действительным членом Императорской Академии наук, а в 1812 году император Александр I, лично знавший и ценивший Ширинского-Шихматова, издал указ о пожаловании ему пожизненной пенсии за вклад в развитие российской словесности: «Трудами и прилежанием к наукам, усовершенствовав природные дарования к стихотворству, обратил оныя в сочинениях своих на пользу словесности и благонравия». В 1817 году Ширинский-Шихматов получает большую золотую медаль Российской Академии, врученную ему как литератору, «отличную пользу Российскому слову принесшему».
         В начале 1820-х годах князь принял самое активное участие в борьбе православных консерваторов против сторонников насаждаемого императором «универсального христианства», густо замешанного на западноевропейском мистицизме и масонстве. Эта «православная дружина» (определение А. С. Стурдзы») резко выступила против князя А. Н. Голицына, министра духовных дел и народного просвещения, близкого друга царя, главного покровителя неправославных течений, деятельность которого привела к принижению статуса Православия как государственной религии. Уже в наши дни  исследователи считают, что  некоторые ревнители Православия в 1822–1824 годах остановили планируемую сверху очередную ломку Церкви, возможно еще более радикальную, чем учинил в свое время Петр I. В ходе борьбы «православной дружины» Ширинский сблизился со знаменитым архимандритом Фотием (Спасским), настоятелем новгородского Юрьева монастыря, одним из самых ярких ревнителей Православия того времени, и стал его духовным сыном. В итоге, с 1827 года его жизнь радикально изменяется. Капитан-лейтенант С. А. Ширинский-Шихматов подает прошение об отставке, отказывается от славы одного из лучших поэтов России, блестящей карьеры, отпускает принадлежавших ему крестьян в вольные хлебопашцы, и в начале 1828 года поселяется в Юрьевом монастыре, «для трехлетнего искуса». Ему было за сорок лет, когда он решился выполнить давнее намерение и «вступил на поприще нового послушания и произвольной нищеты».
            Личность этого человека чрезвычайно важна для понимания сути литературной борьбы в России в первой четверти 19 века, которая шла об руку с борьбой политической между либералами и монархистами. Если Ширинский-Шихматов  называл мировую мифологию (то есть, античную культуру и русское язычество) бесовщиной, то творчество Пушкина с самого начала шло от глубинного понимания мировой народной культуры. «Пошлые и бесстыдные бабьи сказки» - эти слова должны были звучать оскорбительно для тех, кто в своем творчестве обратился к народу, неся ему его же древнюю культуру, переведенную на новый русский язык. Подобный поворот в его личной жизни не удивил хорошо знавших его людей. По словам А. С. Стурдзы (дипломат и писатель из рода Стурдза, исследователь политических и религиозных вопросов, сторонник создания объединённой Молдовалахии. Сын молдавского боярина, пользовался протекцией графа Каподистрии и под его руководством на русской дипломатической службе достиг чина тайного советника), «под одеждою моряка и воина, таилась схима, скрывался Ангельский образ, которым князь Сергей желал облечься в знак безусловного отречения от почестей, наслаждений и сует житейских!». Так, князь оказывал благодеяния больным, заключенным и нищим. Его большие по тем временам жалованье и пенсия – около семи тысяч годовых, шли в основном на дела благотворительности. В великие церковные праздники он устраивал угощение для нищих, число которых доходило до 40 человек, жертвуя им и деньги.
            В современных текстах о Ширинском-Шихматове встречается вопрос поборников христианства:  а смог ли бы кто из представителей блестящего «золотого века», например, А. С. Пушкин или В. А. Жуковский, совершить подобное христианское самопожертвование? И тут надо вернуться к главному вопросу: а в чем заключалась борьба?
           Не борьба – война христиан против язычества – исторический и хорошо известный факт. В Древней Руси со времен  Владимира Святославовича, крестителя, яростно уничтожалось все, что упоминало бы о традициях и культуре древнего рюриковского и дорюриковского государства. Были уничтожены идолы языческих богов, переплавлены серебряные  изделия того времени, начисто смыты документы на пергаментах. В итоге Россия осталась без своей древней истории. Только в начале 19 века Александр Первый разрешил изготавливать глиняные игрушки и стеклянные бусы-«глазки» и продавать их на ярмарках.  И возникает вопрос: а не было ли решение Ширинского-Шихматова так резко изменить свою жизнь и обратиться в суровое монашество протестом против русско-турецкой войны 1828 года, когда русская армия отправилась освобождать древний мир Эллады? Ведь именно в это время он решил совершить свой личный  духовный подвиг – истово молиться за  сохранение православия от его многочисленных врагов в монашеской келье, отказавшись от всего мирского.

15

Самое интересное, что к этому протесту, возможно, с радостью присоединился бы сам Николай Первый, который и не хотел вступать в эту войну, и вскоре сам не знал, как из нее выпутаться – русские люди  тысячами гибли в боях за освобождение древнего государства, которое  получало свободу только ради того, чтобы сразу присоединиться к Европе ради сохранения античной (языческой) цивилизации. И все-таки эта война против осман продолжалась до победного для России и Европы конца.
          Но встает вопрос: почему с такой готовностью Николай Первый в разгар войны, находясь на полях сражений, откликнулся на заявление  церкви о «Гавриилиаде», авторство которой ни с того, ни  с сего приписывалось Пушкину без всяких на то доказательств? Получив донос, царь распорядился вести следствие, которое началось сразу же по окончании или даже в ходе расследования о стихотворении «Андрей Шенье», что неимоверно усложняло жизнь поэта?
         Вспомним, именно в июне 1828 года совершил свое хулиганское нападение  на жену М.С. Воронцова Александр Раевский, которое угрожало гибелью наместнику императора  в Малороссии, если бы он откликнулся на эту провокацию и вызвал Раевского на дуэль. А именно эта «любовная» история была связана и с именем Пушкина, который отправился из-за нее в ссылку в Михайловское. Правда, официальным поводом послужило «атеистическое» письмо, посланное поэтом кому-то из друзей и перехваченное на почте. Странно, что в июне 1828 года  против Пушкина было начато следствие по другому атеистическому «документу», так напоминавшее его первое дело в Одессе…
        Если действия друга Пушкина, Александра Раевского, в июне 1828 года, совершенные на глазах у императорского двора во время войны,  против семьи наместника царя, который или собирался или уже отбыл на поля сражений к крепости Анапа вместо раненого Меншикова, оставив  жену и детей, можно было  рассматривать даже как государственную измену, то  чем был опасен Пушкин? Какие тут могут быть версии? Первая – служители православной церкви сами проявили инициативу, встав на сторону боровшихся против  национальных романтиков писателей-классиков, таких, как Ширинский-Шихматов, которые  категорически были против продвижения языческих мотивов в русскую культуру и политику. Фигура Пушкина с его «Русланом и Людмилой» тут была главной. А царь откликнулся на донос церковников о «Гавриилиаде», желая  доказать верность православию и ослабить недовольство той части общества, которая была против кровопролитной войны России за освобождение античной Греции. А для Пушкина это было очень опасно – его запросто могли принести в жертву в сложившейся политической ситуации.
         Не пытается ли Пушкин  в этот момент «быть Воронцовым», демонстрируя   христианскую лояльность и  лихорадочно старается поднять свое семейное положение женитьбой? Здесь нужно отметить все-таки сметливость и предприимчивость поэта: несмотря на во многом видимость своего  неукротимого характера и на нависшую над ним опасность каторги или даже казни, он выбирает двух «выгодных» невест. Сначала сватается к Анне Олениной, дочери директора Петербургской государственной  библиотеки, ведущего специалиста по античности и древностям Руси, а когда получает отказ,  продолжает сватовство в доме Гончаровых, владельцев  бумажным заводом в Калуге. (Пушкин потом говорил друзьям за день до венчания: "Я женюсь без упоения, без ребяческого очарования).  Но там и там получает отказ и впадает в глубокую депрессию, понимая, что становится в обеих столицах нерукопожатным по серьезным политическим мотивам. И хотя  царь прекращает следствие по делу о «Гавриилиаде», одержав победу  над османами и присоединив, благодаря героизму графа Воронцова, к России античную крепость Анапу (нынешний  известный курорт в Краснодарском крае), а затем взяв крепость Варну с 9 тысячами пленных и 291 орудием в сентябре 1828 года,  Пушкин решает уехать подальше от Москвы и Петербурга – на войну, в армию Паскевича.
               4 марта 1829 года самовольно он взял подорожную в канцелярии петербургского военного губернатора. Говоря о цели этой своей поездки на Кавказ, Пушкин писал: " Желал я душу освежить, Бывалой жизнию пожить В забвеньи сладком меж друзей Минувшей юности моей".
               Прежде чем русские крепостные, свободу получили греки. И, как и в войне с Наполеоном, ее принесли на своих штыках русские солдаты. И вот что существенно: Англия и Франция настояли на войне с Турцией в 1828-1829 годах с целью освободить Грецию из-под гнета Османской империи, чтобы сохранить  миру древнюю античную цивилизацию, то есть, благодаря своему культурно-историческому наследию Греция обрела независимость и возродилась как национальное государство, а осуществила это ценой страшных потерь на этой войне Россия.
             Но пока русская армия освобождала древнюю Элладу и ее античную (языческую) культуру от турецкого рабства, в России православная церковь напала на Пушкина якобы за его атеизм. Считается, что Пушкин уехал в 1829 году на Кавказ из-за неудачного сватовства к Наталье Гончаровой. Но это совсем не так. Как ни парадоксально, поэт  вынужден был спасаться во время войны, которую вела его страна за свободу античных ценностей Греции, по причине своей творческой близости к национальной  культуре русского средневековья – к язычеству.
         В 1828 году по доносу дворовых отставного гвардейского штабс-капитана В. Ф. Митькова, имевшего у себя список «Гавриилиады», митрополит Серафим (Глаголевский) довёл до сведения правительства о существовании поэмы. После этого началось дело по распоряжению Николая I. В предыдущем году уже проводилось одно расследование по поводу стихов Пушкина, с допросом поэта — ему инкриминировался не пропущенный цензурой отрывок из стихотворения «Андрей Шенье», к которому саратовский студент А. Ф. Леопольдов приписал название «На 14 декабря». Несмотря на то, что поэт во время допросов вполне искренне продемонстрировал, что отрывок из «Андрея Шенье» изображает события Великой французской революции и никак не связан с восстанием декабристов, Пушкин был оставлен под полицейским надзором.
            Также происходит до сих пор (!) с одой «Вольность», написанной в 1817 году. За двести с лишним лет литературоведы, биографы и историки не дали точной расшифровки этого стихотворения, и читатели не понимают, о ком в нем идет речь, о каком из правителей-злодеев. Большинство считает – или об Александре Первом, или о Наполеоне:

Владыки! вам венец и трон
Дает Закон — а не природа;
Стоите выше вы народа,
Но вечный выше вас Закон.
И горе, горе племенам,
Где дремлет он неосторожно,
Где иль народу, иль царям
Законом властвовать возможно!
Тебя в свидетели зову,
О мученик ошибок славных,
За предков в шуме бурь недавных
Сложивший царскую главу.
Восходит к смерти Людовик
В виду безмолвного потомства,
Главой развенчанной приник
К кровавой плахе Вероломства.
Молчит Закон — народ молчит,
Падет преступная секира…
И се — злодейская порфира
На галлах скованных лежит.
Самовластительный злодей!
Тебя, твой трон я ненавижу,
Твою погибель, смерть детей
С жестокой радостью вижу.
Читают на твоем челе
Печать проклятия народы,
Ты ужас мира, стыд природы,
Упрек ты богу на земле.
Когда на мрачную Неву
Звезда полуночи сверкает
И беззаботную главу
Спокойный сон отягощает,
Глядит задумчивый певец
На грозно спящий средь тумана
Пустынный памятник тирана,
Забвенью брошенный дворец —
И слышит Клии страшный глас
За сими страшными стенами,
Калигулы последний час
Он видит живо пред очами,
Он видит — в лентах и звездах,
Вином и злобой упоенны,
Идут убийцы потаенны,
На лицах дерзость, в сердце страх.
Молчит неверный часовой,
Опущен молча мост подъемный,
Врата отверсты в тьме ночной
Рукой предательства наемной…
О стыд! о ужас наших дней!
Как звери, вторглись янычары!..
Падут бесславные удары…
Погиб увенчанный злодей.
И днесь учитесь, о цари:
Ни наказанья, ни награды,
Ни кров темниц, ни алтари
Не верные для вас ограды.
Склонитесь первые главой
Под сень надежную Закона,
И станут вечной стражей трона
Народов вольность и покой.

         Более того, ошибочно многие считают, что именно за оду «Вольность» Пушкина сослали в Бессарабию. Но ничего подобного  не было – император Александр Первый сам был согласен с темой стихотворения и с оценкой французской революции 1793 года, когда были казнены король Франции Людовик 16 и его жена Мария Антуанетта, о чем скорбела вся монархическая Европа.  А проклятия Пушкин шлет Робеспьеру:

Читают на твоем челе
Печать проклятия народы,
Ты ужас мира, стыд природы,
Упрек ты богу на земле.

       Страшный человек  Максимилье;н Мари; Изидо;р де Робеспье;р ) — французский революционер, адвокат, один из наиболее известных и влиятельных политических деятелей Великой французской революции. Избранный депутатом от третьего сословия в Генеральные штаты в 1789 году, он вскоре стал одним из ведущих деятелей демократов в Учредительном собрании, выступая за отмену рабства, смертной казни, а также за всеобщее избирательное право. Его последовательность в отстаивании своих принципов вскоре заслужила ему прозвище «Неподкупный». Выступал за политику дехристианизации и, после победы комитетов общественного спасения и общественной безопасности над фракциями эбертистов и дантонистов, весной 1794 года провозгласил культ «Верховного Существа» и поддержал принятие закона от 22 прериаля (10 июня 1794 года), ознаменовавшего собою начало периода «большого террора».После восстания Парижской коммуны того же дня в поддержку арестованных объявлен Конвентом вне закона и казнён без суда и следствия на следующий день, 10 термидора (28 июля 1794 года) с двадцатью одним из своих сторонников. Если сравнить деятельность большевиков в 1918 году в России, то очевидно, что они  взяли на вооружение программу Робеспьера после того, как эсеры ранили Ленина и убили Урицкого (красный террор).

                16


           По делу о «Гавриилиаде» Пушкина вызвали и допрашивали во Временной верховной комиссии, действовавшей как исполнительный орган на период отсутствия Николая (который был на войне с Турцией). К возникшей угрозе Пушкин относился вполне серьёзно, судя по письмам и стихотворениям, ощущал перспективу ссылки или даже смертной казни («Снова тучи надо мною собралися в тишине…», «Вы ль вздохнёте обо мне, если буду я повешен?»). На допросе Пушкин отрёкся от авторства (приписав его покойному к тому времени Д. П. Горчакову и сказав, что якобы был знаком с текстом ещё в Лицее, в 1817 году)[, а затем, после новых и настоятельных вопросов, написал письмо Николаю I лично 2 октября и передал его в запечатанном виде. Это письмо до нас не дошло, но в 1951 году обнаружена якобы его копия французского), в нем Пушкин, признаваясь в авторстве и раскаиваясь, по-прежнему датирует поэму 1817 годом: «Будучи вопрошаем Правительством, я не почитал себя обязанным признаться в шалости, столь же постыдной, как и преступной. — Но теперь, вопрошаемый прямо от лица моего Государя, объявляю, что Гаврилиада сочинена мною в 1817 году…»
        Едва ли когда-нибудь мы узнаем настоящее имя автора, а это письмо – грубая и недостойная подделка ( в очерке «Еще раз о Пушкине и Гавриилиаде», опубликованном на Проза.ру и Стихи.ру, я попытался подробно исследовать  объективность существования этой копии), и гневное обращение Пушкина к образу тирана и безбожника Робеспьера в оде «Вольность» как раз говорит против его авторства антиклерикального и хулиганского произведения, которое ему приписывают уже  двести лет, особенно упирая на похожесть стиля поэта. На самом деле, в СССР закрепили авторство «Гавриилиады» за  Пушкиным ради утверждения его атеистом  в атеистической «робеспьеровской» стране, что выглядит по крайней мере аморально со стороны ЦК КПСС, инициатора подобных политических казусов.
          Но давайте посмотрим, как писал прекрасный поэт-сатирик князь Горчаков, произведения которого не стали классикой и не вошли в школьные программы, а напрасно. Вот отрывок из его сатирической поэмы  « Беспристрастный зритель нынешнего века» (1794) :
То делает равно и дьявол Асмодей.
Против тех стариков, измученных летами,
Которые кричат против людских страстей,
Отнюдь не смей употреблять своих сетей;
Не говори, что сами
Желали бы опять
Оборотиться вспять
К грехам, которые ругают,
Хоть мысленно хотят, но, жаль, недомогают!
Льстецу не говори, что совести в нем нет,
Что он все ложь поет,
Что все его слова обманы,
Что правда от него бежала прочь,
Что ищет он набить карманы,
И врет, что день тогда, когда претемна ночь.
У болтуна, смотри, не перебей ни слова,
Пружинным языком
Являя пустослова,
Быть хочет дураком.
Ложь правдой объявя, по свету публикует,
Что видел он во сне, то грезит паяву,
Божась бессовестно, по городу толкует,
Пуская про других прескверную молву.
Монахов ты отнюдь распутства не касайся,
Монашья голова когда вином полна.,
К сатире прямо не бросайся:
Есть разрешение
Елея и вина.
Не убоявшись вышней казни,
С антифизическим грехом монах в приязни,
Ведь это не беда,
Когда
Тайком он грезит под рукою;
Барков то некогда знать свету дал,
Зато его клюкою
Побили, как свинью... Кто ж проиграл?
Не знает поп читать, не знает поп обедни,
Он тем блажен!- Какие бредни,
Да к счастию его прямая путь-дорога,
"Блажен, кто духом нищ, тот узрит в славе бога".
Спаситель нам сказал
Чрез то совсем другое,
И разрешить сомнение такое
Не знаю чем,- мой разум очень мал;
Но архипастырей я следую примеру,
На них основываю веру,
Они, я думаю, по смыслу оных слов,
Сбирая изо всей России дураков,
Из них поделали попов!
И для того бранить последних запрещаю,
И к светскому опять обратно приступаю.
Все в свете хорошо, все к лучшему идет,
Согласен с дедушкой ученым я Панглосом,
Кандид пустое врет,
Старик Панглосушка расчухал добрым носом,
Что нет худого в нас, что свет блестит во тьме,
Что польза есть во всем, и есть добро в дерьме!
Какая нужда мне, скажу я то примером,
Когда девица с кавалером.
Без позволения отца,
Тихонько уплелась из батюшкина дому,
И как она ушла - в окошко иль с крыльца,
И нет ли в доме том и шуму, и содому;
Какая нужда мне,
Когда отец так плох,- хоть он гори в огне.
Наполнен город весь молвою,
Что Гур иль Евдоким
Поссорился с женою,-
Бог с ним!»

       А вот его «святки» - оригинальная антиклерикальная сатира 1781 года:

В России лишь узнали
;Рождение Христа,
;Отвсюду поспешали
;В священные места
Писателей толпы Христу на поклоненье,
;Иные, чтоб дитя узреть,
;Другие, чтоб с ослом иметь
;Приязнь и обхожденье.

;Ученого собранья
;Директор первый влез,
;Достойную вниманья
;Он речь Христу принес,
Подбористым письмом на беленькой бумажке,
;Однако прочитать всего
;Не мог затем, что у него
;Случилось<...>

;За оным приближался
;С посланием Хвостов
;Младенец испужался
;Его обиняков —
Вскричал: «Не тронь меня! тебя я не замаю!»
;- «Небось, v- сказал ему Хвостов,-
;Я только лишь одних скотов
;В стихах моих караю».

;Но только лишь ввалился
;Фонвизин, вздернув нос, —
;Тотчас отворотился,
;Заплакавши, Христос
И ангелам сказал: «Зачем его впустили?
;Моим писаньем он шутил;
;Так вы б его, лишь он вступил,
;К ослу и проводили».

;Потом стихотворитель
;Микулин прибежал,
;Крича: «Тебе, Спаситель,
;Я оду написал].
Вели, чтоб к оной всё вниманье приложили».
;Но ах! лишь начал он читать,
;Осел так сильно стал визжать,
;Что их не различили.

;На визг осла святого
;Капнист во хлев спешил,
;За брата он родного
;Осла давно уж чтил,
И тут хотел отдать поклон ему усердный.
;«Прочь, прочь! — сказал ему осел, —
;Визжаньем ты вредить хотел,
;А я осел безвредный».

;За ним Арсеньев следом,
;Прославиться хотя,
;С украденным обедом
;Пришел перед дитя.
Христос ему сказал: «Хоть ты имеешь пару
;Мидасовых, мой друг, ушей,
;Однако рук его, ей-ей,
;Иметь не можешь дару».

;Арсеньев осердился,
;Ему смеялся всяк…
;Но младший появился
;Хвостов, вещая так:
«Я басенку скажу дитяти в утешенье».
;Христос был слушать басни рад,
;Он знал творца хороший склад
;И их употребленье.

;Спокойно все сидели,
;Читать хотел Хвостов,
;Вдруг двери заскрипели,
;И входит Калычев.
Кричит: «Давно прочесть я драму вам старался!»
;Но только молвил: «Адельсон…» —
;На всех напал ужасный сон,
;И он с ослом остался.

       «На визг осла святого» следственный комитет по «Гавриилиаде» даже не обратил внимания, видимо, вообще забыв о существовании сатирика-антиклерикала времен Екатерины Второй, князя Дмитрия Горчакова, хотя тот теоретически имел «все права» на злосчастную поэму. Но найденную бесхозной на какой-то архивной помойке ее теперь «по политической необходимости» перекладывали на плечи  Пушкина и грозили ему каторгой или виселицей. Родственники же  Горчакова, в том числе, и его родственник Хвостов (весьма ценимый князем),  по которому Пушкин не раз прокатывался своими колкими эпиграммами, могли теперь торжествовать, сбрасывая со своих плеч опасное «наследство». А военный губернатор Петербурга Толстой, также родственник князя Дмитрия Горчакова, ведший допросы, состряпал «покаянное письмо» Пушкина о признании им авторства. И все это вошло в историю, как «доказательства» вины поэта перед Богом, сочиненной теми, кто Бога не боялись и потому  беззастенчиво врали. Но вообще эти допросы и наветы, в перевернутом «петербургском» виде, чем-то сильно напоминают допросы и наветы на самого Иисуса.

            Непонятно, зачем Николаю Первому понадобился этот процесс в то самое время, когда друг Пушкина и родственник осужденных декабристов, правнук великого Ломоносова, Александр Раевский напал на семью графа Воронцова в Одессе в разгар русско-турецкой войны в июне 1828 года. Но интересно вот что: когда впавший в депрессию от следствия и неудачных попыток сватовства Александр Сергеевич самовольно покинул Петербург и  приехал на Кавказ в армию генерала Паскевича, заменившего лояльного декабристам и обожаемого ими генерала Ермолова, главнокомандующий, несмотря на всю симпатию к творчеству поэта через некоторое время  попросил его выехать из армии. Между прочим, привез его сюда брат Александра Раевского, генерал Николай Воронцов. Здесь он верой и правдой служил Отечеству, а вернувшись в Малороссию, стал очень успешно  работать на Воронцова по ее обустройству. Он основал новые порты на Черном море и прославился как один из основателей Новороссийска.
           Похоже, Паскевич выдворил Пушкина с Кавказа по той же самой причине, что и Воронцов, почувствовав за своей спиной неприятные ему интриги со стороны давних приятелей Пушкина – декабристов, сосланных служить на Кавказ и организовавших  поэту встречу с его соперником, опальным генералом Ермоловым в Орле, по дороге на Кавказ. Вполне возможно, здесь могла разгореться нешуточная политическая интрига, и это во время военных действий! Разумеется, доверчивого и всегда возбужденного Пушкина эти ушлые ребята могли использовать, как в Одессе, против Воронцова, но Паскевич вовремя пресек назревающий скандал. И удивительно, что по возвращении в Петербург  поэт отделался лишь выговором от царя через Бенкендорфа, а не арестом.

                17
           В Одессе,  раздаривая всем вокруг  стихи о свободе, Пушкин сам остался без нее. Но одно стихотворение тогда не досталось его друзьям. Потому что он написал его, будучи в Михайловском, летом 1825 года и посвятил уже не своему другу Александру Раевскому, а его брату Николаю, который после окончания руско-турецкой войны вернулся в Малороссию и  плодотворно работал под началом Воронцова, стал одним из основателей города Новороссийска. С Александром же отношения закончились  сразу после  высылки Пушкина из Одессы, когда он понял, к чему привела гнусная интрига младшего Раевского против него и жены Воронцова. Но с этой семьей поэт отношения не порвал. И с идеями свободы – тоже. Поэтому и появилось это стихотворение, которое стало предметом следственного разбирательства  уже после  освобождения Пушкина из ссылки в Михайловском. Вот отрывок из работы П.Е. Щеголева «;Первенцы русской свободы»: «В январе 1826 года вышли в свет «Стихотворения Александра Пушкина», разрешенные цензурой к выпуску 8 октября 1825 года. В этой книге была напечатана элегия «Андрей Шенье», написанная Пушкиным в январе 1825 года. Элегия была урезана в цензуре, выброшен был следующий отрывок;—;гимн свободе:
"Приветствую тебя, мое светило!
Я славил твой небесный лик,
Когда он искрою возник,
Когда ты в буре восходило,
Я славил твой священный гром,
Когда он разметал позорную твердыню
И власти древнюю гордыню
Рассеял пеплом и стыдом;
Я зрел твоих сынов гражданскую отвагу,
Я слышал братский их обет,
Великодушную присягу
И самовластию бестрепетный ответ;
Я зрел, как их могучи волны
Все ниспровергли, увлекли,
И пламенный трибун, предрек, восторга полный,
Перерождение земли.
Уже сиял твой мудрый гений,
Уже в бессмертный Пантеон
Святых изгнанников всходили славны тени,
От пелены предрассуждений
Разоблачался ветхий трон;
Оковы падали. Закон,
На вольность опершись, провозгласил равенство,
И мы воскликнули: Блаженство!
О г_о_р_е! о б_е_з_у_м_н_ы_й с_о_н!
Г_д_е в_о_л_ь_н_о_с_т_ь и з_а_к_о_н? Н_а_д н_а_м_и
Е_д_и_н_ы_й в_л_а_с_т_в_у_е_т т_о_п_о_р.
М_ы с_в_е_р_г_н_у_л_и ц_а_р_е_й. У_б_и_й_ц_у с п_а_л_а_ч_а_м_и
И_з_б_р_а_л_и м_ы в ц_а_р_и! О у_ж_а_с, о п_о_з_о_р!.. {*}
Но ты, священная свобода,
Богиня чистая, нет,;—;не виновна ты,
В порывах буйной слепоты,
В презренном бешенстве народа,
Сокрылась ты от нас; целебный твой сосуд
Завешен пеленой кровавой:
Но ты придешь опять со мщением и славой, —
И вновь твои враги падут;
Народ, вкусивший раз твой нектар освященный,
Всё ищет вновь упиться им;
Как будто Вакхом разъяренный,
Он бродит жаждою томим;
Так;—;он найдет тебя. Под сению равенства
В объятиях твоих он сладко отдохнет;
Так буря мрачная минет!..
Этот отрывок вызвал искреннее негодование цензоров. Весной 1826 года Дельвиг, сообщая Баратынскому о запрещении цензурой нескольких стихов из его поэмы, объяснял свирепость цензуры тем, что «Смерть Андрея Шенье» перебесила цензуру. Не пропущенные цензурой стихи разошлись по рукам в списках, а после событий 14 декабря среди читателей нашлись охотники, которые приурочили стихи к трагедии, разыгравшейся на Сенатской площади, находя некоторые фразы и слова соответствующими современному положению. Если при таком приурочении местами выходила явная бессмыслица, но зато некоторые фразы, вроде напечатанных разрядкой, звучали крайне резко и дерзко. В конце июля или начале августа 1826 года в то время, когда Николай Павлович с приближенными находился в Москве, готовясь к коронации, агент по секретным поручениям генерала Скобелева, 14-го класса помещик Коноплев, представил своему начальнику список этого не пропущенного отрывка, получившего уже заглавие «На 14 декабря», с прибавлением копии известного предсмертного письма Рылеева к жене». 
Вот оно: «Бог и Государь решили участь мою: я должен умереть и умереть смертию позорною. Да будет Его святая воля! Мой милый друг, предайся и ты воле Всемогущего, и он утешит тебя. За душу мою молись Богу. Он услышит твои молитвы. Не ропщи ни на него, ни на Государя: ето будет и безрассудно и грешно. Нам ли постигнуть неисповедимые суды Непостижимого? Я ни разу не взроптал во все время моего заключения, и за то Дух Святый дивно утешал меня.

Подивись, мой друг, и в сию самую минуту, когда я занят только тобою и нашею малюткою, я нахожусь в таком утешительном спокойствии, что не могу выразить тебе. О, милый друг, как спасительно быть христианином, благодарю моего Создателя, что Он меня просветил и что я умираю во Христе. Ето дивное спокойствие порукою, что Творец не оставит ни тебя ни нашей малютки. Ради Бога не предавайся отчаянью: ищи утешения в религии. Я просил нашего священника посещать тебя. Слушай советов его и поручи ему молиться о душе моей...

Ты не оставайся здесь долго, а старайся кончить скорее дела свои и отправиться к почтеннейшей матушке, проси ее, чтобы она простила меня; равно всех своих родных проси о том же. Катерине Ивановне и детям ее кланяйся и скажи, чтобы они не роптали на меня за М(ихаила) П(етровича): не я его вовлек в общую беду: он сам ето засвидетельствует. Я хотел было просить свидания с тобою; но раздумал, что б не расстроить себя. Молю за тебя и Настиньку и за бедную сестру Бога, и буду всю ночь молиться. С рассветом будет у меня священник, мой друг и благодетель и опять причастит.

Настиньку благословляю мысленно Нерукотворным образом Спасителя и поручаю тебе более всего заботиться о воспитании ее. Я желал бы, чтобы она была воспитана при тебе. Старайся перелить в нее свои христианские чувства - и она будет щастлива, несмотря ни на какие превратности в жизни, и когда будет иметь мужа, то ощастливит и его, как ты, мой милый, мой добрый и неоцененный друг, ощастливила меня в продолжение восьми лет. Могу ль, мой друг, благодарить тебя словами: они не могут выразить чувств моих. Бог тебя наградит за все. Почтеннейшей Прасковье Васильевне моя душевная искренняя, предсмертная благодарность.

Прощай! Велят одеваться. Да будет Его святая воля.

У меня осталось здесь 530 р. Может быть, отдадут тебе.

Твой истинный друг К. Рылеев».
            Скобелев доложил стихи Бенкендорфу, начинавшему тогда работать по III Отделению. Началось дело о распространении преступных стихов Пушкина «Андрей Шенье»; к этому делу был привлечен целый ряд лиц, оно прошло несколько стадий;—;от тайного дознания до обсуждения в Государственном Совете, и кончилось через два года 28 июня 1828 года высочайшей резолюцией. Допрашивался по этому делу и Пушкин.
             Это было весьма объемное дело и длилось  долго. История распространения запрещенного цензурой отрывка из элегии «Андрей Шенье» представляется на основании изучения дела в следующем виде. Коноплев, агент Скобелева, добыл список стихов у кандидата Московского университета  Александра Леопольдова. Знал ли последний, что Коноплев шпион, установить по делу нельзя; во всяком случае, Леопольдов играл в этой истории роль довольно постыдную и плачевную. Он собственноручно переписал стихи, и озаглавил их «На 14-е декабря 1825 года»  и, прибавив к ним предсмертное письмо Рылеева к жене,  вручил Коноплеву. Скобелев, доносивший на Пушкина еще в 1824 году, тотчас же сообщил эти стихи Бенкендорфу в конце июля или начале августа. Напомним, что в это время царь со всем двором был в Москве и готовился к коронации. Бенкендорф потребовал указать лицо, которое дало стихи Леопольдову. Леопольдова в это время не было в Москве, и Коноплев был послан в Саратовскую губернию разыскать его. Узнав от него, в конце августа, что стихи даны ему прапорщиком лейб-гвардии конно-пионерного баталиона Молчановым в июле 1826 года, Коноплев вернулся в Москву и доложил полученные им сведения Бенкендорфу. Началось дело; был найден и арестован Молчанов, который 8 сентября показал, что стихи получены им в феврале 1826 года от л.-гв. Конно-егерского полка штабс-капитана Алексеева. Александр Ильич Алексеев также был разыскан, арестован и 16 сентября отправлен из Новгорода в Москву. Здесь и начальник Главного штаба И.;И.;Дибич и дежурный при государе генерал Потапов тщетно добивались, чтобы Алексеев сказал, кто ему дал эти стихи. Алексеев отвечал, что он получил их в Москве осенью 1825 года, но от кого, решительно не помнит. Генералы пробовали действовать на него через отца; отец умолял сына, грозил ему проклятием, но Алексеев упорно оставался при своем отрицании. В результате, по высочайшему повелению, Молчанов был переведен тем же чином из гвардии в армию в Нижегородский драгунский полк, а Алексеев за запирательство отдан под суд. С самого начала следствия и тот и другой находились в московском тюремном замке; Молчанов, несмотря на то, что наказание было на него уже наложено, все-таки был оставлен в тюрьме на все время следствия.
             29 сентября 1826 года, чтобы прояснить свою роль в этом деле, А. Ф. Леопольдов выехал в Санкт-Петербург, где был принят А. Х. Бенкендорфом, который, очевидно, убедившись в его политической благонадежности, устроил А. Ф. Леопольдова в канцелярию Государственного совета. Однако в конце декабря Леопольдов был арестован и отправлен в Новгород, где заседала Верховная следственная комиссия военного суда при лейб-гвардии конно-егерском полку под председательством великого князя Михаила Павловича. Здесь А. Ф. Леопольдов просидел почти 16 месяцев в остроге. Комиссия также привлекла к суду по делу о стихах «На 14-е декабря 1825 года» Пушкина, который был трижды допрошен в 1827 году; в ходе этого допроса поэт убедительно показал, что выделенный из текста «Андрея Шенье» отрывок под названием «На 14-е декабря» не имеет к событиям восстания декабристов никакого отношения, а изображает различные эпизоды Великой французской революции. По завершении дела 28 июня 1828 года за Пушкиным был установлен секретный полицейский надзор. Леопольдова правительствующий сенат предложил лишить «кандидатского звания и всех сопряжённых с ним преимуществ, отдать в солдаты, а в случае негодности сослать в Сибирь на поселение». Однако решением Государственного совета он был освобождён «с подтверждением, чтобы впредь в поступках своих был основательнее, поруча начальству, в должность которого он будет служить, обращать особенное внимание на его поведение».
          Это дело  и в наше время широкому читателю не представлено со всей объективностью, а уж тогда и вовсе было секретным, поскольку речь могла идти об очредном заговоре против императора, а Леопольдов мог представляться его организатором. Но еслди разобраться в деле подробнее, то получается все совсем наоборот. Этот Леопольдов был рожден в бедной семье священника, вырос  в доме у родственницы-помещицы, которая дала ему образование. Конечно, юноша мачтал о карьере, хотел стать священником, но подался в Московский университет и изучал  филологию. К сожалению, он выбрал порочный путь – отрывок из стихотворения пушкина «Андорей Шенье» он выбрал для передачи его шпиону Скобелева, чтобы за счет этого доноса выйти на новый виток карьеры. По сути, он сам «оформил» «дело», в котором А.С. пушкин фигурировал как опасный преступник, подельник декабристов (намеком было приложенное письмо Раевского жене). О том, что Леопольдов не разделял взглядов бунтовщиков, говорит и расследование Бенкедорфа, и факт из последующей жизни. На склоне лет А. Ф. Леопольдов выступил против новых веяний в общественной жизни страны, молодого поколения, употребления иностранных слов. В частности, он был противником открытия в Саратове университета, мотивируя свою точку зрения неблагонадежностью города, так как «в нашем районе родились два изверга» — Н. Г. Чернышевский и Д. В. Каракозов.

                18

       Пытаясь обвинить Пушкина в неблагонадежности по отрывку его стихотворения, Леопольдов, видимо, не мог понять его особенной темы, которая не касалась ни Александра Первого, ни Николая Первого. Как и в оде «Вольность», яростное четверостишье:
О горе! О безумный сон!
Где вольность и закон? Над нами
Единый властвует топор.
Мы све;ргнули царей.
Убийцу с палачами
Избрали мы в цари. О ужас! О позор!

обращено к Робеспьеру,  по чьему приказу был казнен Андрей Шенье, заподозренный в приверженности к монархии. Через день был казнен сам Робеспьер, заподозренный в том же. Пушкин во всех своих произведениях призывал к свободе, но и говорил об опасности революций и  бунтов «бессмысленных и беспощадных». И как ни пародоксально, эти крамольные строки из стихотворения в полной мере, по логике вещей, могли бы  быть обращены к тем, кто замышлял цареубийство в подготовке восстания декабристов и во время него на Сенатской площади. То есть, сначала планировали убить Александра Первого, а после его смерти – Николая Первого. Это главные герои восстания декабристов – Пестель и Рылеев, которые должны были встать во главе государства при падении династии Романовых, подобно Робеспьеру, захтившему власть после казни Людовика Шестндцатого.
       Ничтожный карьерист из поповских детей, доносчик Леопольдов,  своим несуразным умишком не мог понять  великого поэта, но просто тупо желал использовать его в  корыстных целях. Впрочем, то же самое делали и декабристы, когда использовали поэта в Одессе против графа Воронцова в грязной истории с его супругой.
           Воронцов стал у них предметом  насмешек из-за его  хозяйственной и коммерческой деятельности в Малороссии. Отсюда и обидные строки в эпиграмме: «полу-кпец», «полу-невежда». И это – очень важный момент в заговоре декабристов, когда в их политическую борьбу врывался вопрос: а кем они себя видят в обществе после победы русской революции, которую планировали? Да, главный вопрос, который делает им историческую честь – это освобождение крепостных. Но как освобожать, что делать с освобожденными тридцатью миллионами крестьян, они не представляли, это видно из их программных документов. Хотя,  посмеиваясь над хозяйственным Воронцовым, сами они не прочь были заниматься бизнесом. К примеру, бедный в юности Рылеев с 1821 года служил заседателем Петербургской уголовной палаты, с 1824 — правителем канцелярии Российско-американской компании, где служили и некоторые другие декабристы. Был достаточно крупным акционером компании, владея 10 её акциями и решающим голосом, (император Александр I владел 20 акциями этой компании). Считался наиболее проамерикански настроенным из всех декабристов, уверенным в том, что «в мире не существует хороших правительств, за исключением Америки». Интересно, что декабристы планировали дать и Польше свободу, более того, передать ей Малороссию. Как это напоминает то, что произошло после революции в ноябре 1917 года. Ленин в 1922 году, передавая Новороссию новообразованному государству Украина, действовал как идеологический или материальный наследник  Пестеля и Рылеева?
         Российско-американскую компнию создали  купцы для добычи и продажи пушнины на Аляске. И она давала очень хорошие прибыли. Но когда в нее влезли чиновники-аристократы и вытеснили оттуда купцов –«полуневежд», она рухнула. Специалисты говорят, это во многом повлияло на решение продать ставшую невыгодной Аляску. А встань Рылеев у власти, он еще в 1825 году  подарил бы эту территорию Америке лишь из любви к ней. Ну как это напоминает Ленина в 1922 году и его действия по отделению  Новороссии от России!
       Если Пушкин в Одессе в 1824 году написал злую эпиграмму на Воронцова, наместника царя в Малороссии, то Рылеев в 1820 году написал стихотворение «К временщику», навет на  Аракчеева, наместника Александра Первого в России  во время войны с Наполеоном:

Надменный временщик, и подлый и коварный,
Монарха хитрый льстец и друг неблагодарный,
Неистовый тиран родной страны своей,
Взнесённый в важный сан пронырствами злодей!
Ты на меня взирать с презрением дерзаешь
И в грозном взоре мне свой ярый гнев являешь!
Твоим вниманием не дорожу, подлец;
Из уст твоих хула — достойных хвал венец!
Смеюсь мне сделанным тобой уничиженьем!
Могу ль унизиться твоим пренебреженьем,
Коль сам с презрением я на тебя гляжу
И горд, что чувств твоих в себе не нахожу?
Что сей кимвальный звук твоей мгновенной славы?
Что власть ужасная и сан твой величавый?
Ах! лучше скрыть себя в безвестности простой,
Чем с низкими страстьми и подлою душой
Себя, для строгого своих сограждан взора,
На суд их выставлять, как будто для позора!
Когда во мне, когда нет доблестей прямых,
Что пользы в сане мне и в почестях моих?
Не сан, не род — одни достоинства почтенны;
Сеян! и самые цари без них — презренны;
И в Цицероне мной не консул — сам он чтим,
За то что им спасён от Катилины Рим…
О муж, достойный муж! почто не можешь, снова
Родившись, сограждан спасти от рока злого?
Тиран, вострепещи! родиться может он,
Иль Кассий, или Брут, иль враг царей Катон!
О, как на лире я потщусь того прославить,
Отечество моё кто от тебя избавит!
Под лицемерием ты мыслишь, может быть,
От взора общего причины зла укрыть…
Не зная о своём ужасном положенье,
Ты заблуждаешься в несчастном ослепленье;
Как ни притворствуешь и как ты ни хитришь,
Но свойства злобные души не утаишь:
Твои дела тебя изобличат народу;
Познает он — что ты стеснил его свободу,
Налогом тягостным довёл до нищеты,
Селения лишил их прежней красоты…
Тогда вострепещи, о временщик надменный!
Народ тиранствами ужасен разъяренный!
Но если злобный рок, злодея полюбя,
От справедливой мзды и сохранит тебя,
Всё трепещи, тиран! За зло и вероломство
Тебе свой приговор произнесёт потомство!
      Да уж, потомство в лице большевиков произнесло свой приговор Аракчееву, ославив его на века злодеем России. А он, как и Воронцов, был герой. Сегодня, когда деятельность Аракчеева достаточно исследована, из нее явствует только одно: этот человек пекся о  России и не давал ее разворовывать. Вот один лишь пример, близкий к декабристам. Сергею Волконскому, который ненавидел Воронцова и конфликтовал с ним в армии еще во время войны с Наполеоном, покровительствовал  муж его сестры светлейший князь Пётр Миха;йлович Волко;нский, русский военный и придворный деятель, генерал-фельдмаршал (1850). Начальник Главного штаба Его Императорского Величества (1810—1823), министр императорского двора и уделов (1826—1852). Владелец усадьбы Суханово. Поддержал составленный А. П. Юшневским бюджет 2-й армии, намного превышавший её реальные потребности (начало 1823). В связи с конфликтом с А. А. Аракчеевым по поводу этого бюджета, уволен от должности начальника Главного штаба (25 апреля 1823) и отбыл в заграничный отпуск. Бежал, короче говоря, от греха подальше. Потому что знала кошка, чье мясо съела: эти люди разворовывали государственный бюджет, вполне возможно, в интересах заговорщиков.
        Кто такой Алексей Петрович Юшневский? Он – сын польского дворянина. Учился в Московском университете, но курса не кончил. С ноября 1801 года служил в канцелярии подольского гражданского губернатора. С 1805 года на службе в Коллегии иностранных дел. С 1816 года служил чиновником по дипломатической части в штабе 2-й армии. В этой должности занимался устройством в Бессарабии переселенцев из Болгарии. С 1819 года — генерал-интендант 2-й армии. Как видим, находился на весьма хлебных должностях, разумеется, не без покровительства.  С 1823 года — действительный статский советник. Член Союза благоденствия. Один из организаторов и руководителей Южного общества декабристов. Был сторонником установления в России республиканской формы правления. Арестован в Тульчине 13 декабря 1825 года. Заключён в Петропавловскую крепость 7 января 1826 года. Приговорён к смертной казни, по конфирмации — к каторжным работам навечно. С 24 июля 1826 года до отправки в Сибирь 2 октября 1827 года находился в Шлиссельбургской крепости. Срок каторги был сокращён до 20 лет 22 августа 1826 года. В Читинском остроге с 20 декабря 1827 года, в Петровском заводе с сентября 1830 года по 1839 год. 8 ноября 1832 года срок каторги был сокращён до 15 лет, а 14 декабря 1835 года до 13 лет. Его жена, Мария Казимировна, добилась разрешения последовать за мужем в 1829 году. На поселении жил в д. Куда, д. Жилкино, д. Малая Разводная Иркутской губернии. Чтобы заработать на жизнь, Юшневские занимались преподаванием. Юшневский скоропостижно скончался 10 января 1844 года в селе Оёк на похоронах декабриста Ф. Ф. Вадковского. Был похоронен в с. Б. Разводная, в 1952 году могила перенесена на Лисихинское кладбище в Иркутске, является памятником истории федерального значения.
                19

         О чем наши современники должны думать, стоя перед  этой могилой? О том, что  в ней лежат останки человека, пожертвовавшего жизнью ради освобождения крепостных? Или о том, что во имя этой идеи он нещадно обкрадывал этих же крепостных вместе со своими товарищами, складывая в какую-то тайную копилку  средства от крестьянских налогов и обирая армию, состоявшую из таких же бедолаг-крепостных? А Аракчеев, пресекший это безобразие, по мнению друга Юшневского Рылеева, был злодеем:
Как ни притворствуешь и как ты ни хитришь,
Но свойства злобные души не утаишь:
Твои дела тебя изобличат народу;
Познает он — что ты стеснил его свободу,
Налогом тягостным довёл до нищеты…

          Так же было велено думать обществу и в СССР. В то время, когда государственные средства разграблялись цеховиками, а на них жирела партноменклатура, которая затем разрушила и продала  страну. Большевики были  верными друзьями декабристам и следовали их «заветам» неукоснительно.
          Но это не вся история про них и про светлейшего князя Петра Волконского. Он вернулся в Петербург в 1824 году и состоял при Александре Первом. Хочется сказать – Брутом. И это было бы справедливо. Он был тесно связан с декабристами, а в сына светлейшего и богатейшего князя Петра Христиановича Витгенштейна, Льва,  был влюблен, потому что – гей.  И от большой любви подарил даже ему свое имение Павлино в Петергофе стоимостью 40 тысяч рублей. Также он был влюблен и в Сергея Волконского.  После того, как  Пестель и Волконский вернулись в Новороссию, подговорили его сына Льва шпионить за собственным отцом, что он и делал и докладывал Пестелю. Вот такова была эта компания, которая развернула настоящую войну против графа Воронцова и втянула в нее Пушкина.
          Ни отец, ни сын Витгенштейны не понесли никакого наказания за участие в подготовке декабрьского бунта. Николай Первый  приказал считать Льва непричастным, а безумно богатый  отец его во время русско-турецкой войны был главнокомандующим русской армией.
         Влюбленный в его сына, слугу Пестеля, с которым планировал убийство Александра Первого, Петр Волконский  находился при императоре во время его поездки в Таганрог. Государь всеми силами призывал в это время к себе  Аракчеева, но он все никак не приезжал и не приехал вовсе, потому что была убита его любовница и домоправительница, Наталья Минкина. Государь остался в руках гея и друга декабристов Петра Волконского. При нем он простудился и скоропостижно скончался. После этого Волконский состоял при императрице Елизавете Алексеевне и после ее смерти через восемь месяцев сопровождал ее тело в Петербург.
         Вот такая назидательная история с написанием эпиграммы на графа Воронцова Пушкиным в угоду его друзьям- декабристам. Что тут скажешь: очень жаль, что в начале 19 века  кроме  высокопоставленных, богатых аристократов-геев и поэта Пушкина никого другого не нашлось в защиту 30 миллионов русских крепостных крестьян.