Я точно знал и шёл уже к тебе –
Что ты лежишь в изнеможении,
А грудь, лаская на себе,
Вся влажная, от грешных впечатлений,
И пальчики, под липким воздержанием,
Холодным потом проступают от стыда,
На простыни своим огнём сгорают,
Под пение возбуждённого рукой соска,
Который ты теребишь, нагоняя,
В себе свой стон для нашей встречи,
Но глубже внутрь пальчик погружая,
Чтобы, едва дыша, накинуться на плечи,
Даря губам накопленный свой сок,
Найдя моё неудовольствие покоя,
Прижмёшь к головке члена истекающий сосок,
И насладишься, взяв его рукой,
В себя, в свой рот, для удовлетворения,
Чтобы я сам, потом сказал – «Опять я твой!»,
Отдав всю страсть и сладость вожделения,
Перевернув и член свой погрузив,
Во всю длину в ласкающее лоно,
Тебя целуя, успокаивая трепетность груди,
Сходя с ума, в дыхании прерывистого стона.