Эта история всплыла в моей памяти внезапно... Она произошла много лет назад, но всколыхнула во мне чувства, подобные вкусу горьких трав -- имеющих в культуре моего народа столь важные значения и ассоциации.
Я приехала в эмиграцию в конце 90-х годов прошлого столетия. Так сложилась моя жизнь. Точнее -- состояние моего здоровья! В небольшой старинный немецкий городок Дессау,* в том самый, где родился Мозес Мендельсон, преподавали архитектуру и живопись Вальтер Гропиус и Василий Кандинский, находились заводы Юнкерса, и от которого в 50 минутах езды (немалое расстояние по немецким меркам ), находится разрушенный замок, в котором провела свои детские годы София Фредерика Августа, ставшая впоследствии русской императрицей Екатериной 2. Временно меня поселили в общежитии; целый город: с огромным трёхъэтажным домом, множественными хозяйственными пристройками запущенными зданиями школы и госпиталя; в котором ещё совсем недавно находился советский гарнизон... Именно там я увидела и познакомилась с маленькой, худенькой, пожилой женщиной , с густыми, полностью седыми волосами. Я люблю общаться со старыми людьми; это -- история, живая и наполненная личными впечатлениями человека, его жизнью и судьбой; не сухая и отстранённая "объективностью" событий; коей её представляют в учебниках. Возможно я столь неравнодушна к старикам ещё и потому, что очень рано лишилась родителей, и смею завидовать тем, у кого мамы и папы -- так долго-долго. Да, я научилась ценить... И мне везёт на старушек... Рива Моисеевна приехала чуть раньше меня, с сыном, невесткой, и внучкой. Ее семья уже переселилась в благоустроенную квартиру, оплачиваемую социальным обеспечением земли Саксония Анхальт (федеральная земля Германии), так как они числились безработными. Найти работу в Дессау после объединения Германии было практически невозможно. Социальное пособие на трёх человек было значительным. Я познакомилась с ее сыном -- 47- летним крепким мужчиной, с приклееной улыбкой на слегка озабоченном лице. Он приезжал с огромными пакетами, полными всем, что взгляд и руки пожелают (с её немецкой пенсии и ежемесячного пособия), полностью загружал холодильник, и уезжал. А она говорила: "Сынок, посиди со мной немного, попьем чай с пирожными, я котлетки твои любимые нажарила, я так рада тебя видеть". Он чмокал её в щёчку: "НЕкогда мамочка, столько разных дел, да и Гала ждёт!". Порой я видела его в подъезде общежития: он неторопливо и с удовольствием беседовал со своими знакомыми, смеялся, шмачно шутил. Позже познакомилась и с его "второй половиной", она была из тех людей, которых быстро не разгадаешь, но производят они как правило положительное впечатление, особенно -- в жёнах.
Я заходила к Риве Моисеевне вечером, после занятий в шпрахшуле.** Она угощала меня свежезаваренным чаем, вкусными пирожками, и рассказывала о сыне: единственном, любимом, хорошем. Делилась надеждой: его новая жизнь будет доброй и достойной.
Так подошёл день её рождения. 75 лет! Рива Моисеевна, сидела во главе стола, с красивой причёской, в чёрном, бархатном платье, плотно облегающем ее хрупкую фигурку, с бархатной розой у плеча; оно очень ей шло, но было несколько не по возрасту. Стол был -- щедрым. Гости -- соседи по общежитию, а рядом с мамой сидели -- сын и невестка.
-- У меня ещё никогда не было такого платья, -- сказала мне Рива Моисеевна, смущённо улыбаясь, и как-то совсем по--детски.
А через несколько дней, она сообщила:
-- Я выезжаю из общежития.
-- Сын квартиру нашёл, вы уже видели? -- обрадовалась я.
-- Нет, в хайм, *** -- глаза смотрели пристально и были сухими.
-- Как в хайм, в какой хайм?
--Там гдё живут немцы.
Я села на стул и смотрела... растерянно. Она ещё полностью себя обслуживала, убирала, готовила... Мне вспомнилось это здание: двухэтажный коттедж, окруженный большим садом, со множеством разноцветных роз и фруктовых деревьев. Говорили, что там высокое качество жизни, и хороший уход за стариками. Но она могла получить квартиру, и уход по старости ничуть не хуже чем в хайме, -- у себя дома! Многие уже знали: Германия и Дания впереди всей Европы по социальной защите самых беспомощных слоёв населения: стариков, детей, инвалидов. Но семье надо было найти ей хорошее жильё, подобрать обстановку (на это также давали деньги), просматривать письма из различных учреждений, следить за счетами, и решать иные насущные вопросы. Сдать на всё готовое -- было проще.
-- Отдай мне свою книжечку, -- сказала Рива Моисеевна, не отрывая от моего лица сухих глаз.
-- Какую книжечку?
-- Ту, тоненькую, что ты постоянно с собой носишь, разговоры на немецком
-- Рива Моисеевна, она мне самой нужна, это краткий разговорник -- с русского на немецкий; и наоборот.
-- Отдай, -- повторила она настойчиво, -- там одни немцы, я ничего не понимаю по-ихнему, я буду как глухая, мне страшно!
Мне тоже стало нехорошо, я вложила ей в руки словарь и вышла. Больше я её не видела.
Рассказывали: когда Рива Моисеевна умирала, её сын часами сидел рядом, гладил её руки и что-то шептал. А его вторая половинка жаловалась знакомым: "Приходит к ночи, а я не привыкла спать в кровати одна".
Я жила в различных странах, встречала множество семей, потому знаю наверно: любовь и преданность родителей и детей не зависят от национальностей, особеностей менталитета, материальных возможностей.
Вкус горьких трав напоминает о рабстве; об Исходе; и о том, что Моисей, прежде чем привести свой народ к Земле Обетованной, водил его по пустыне 40 тяжких лет; пока не умер последний раб... Но порой я думаю: а вдруг рабство подобно Каину -- бредёт из века в век, из тысячелетия в тысячелетие, и никто не может уничтожить его.
10.09.2023.
* Восточная Германия.
** Шпрахшуле: (Sprachschule):школа для изучения иностранных языков. В данном случае, немецкого.
*** Хайм (Heim): дом для престарелых.