"Известной дорогой уверенно к смерти
ступаю походкой, то шатко, то валко.
Я сам не (шатаюсь?) , но жизнь меня вертит,
(под ноги бросая то кости, то палку...)"
Поэт отступил недовольный творением,
кустистые брови нахмурил, поцокал.
И вышвырнул в урну без тени сомнений
листок, на котором начертаны строки.
Гранитным утёсом в трескучее кресло
он рухнул, припрятав в ладонях морщины,
пытаясь припомнить как муза воскресла
и что послужило такому причиной...
Жена недовольна зарплатой поэта,
начальник не очень доволен работой,
соседка достала, то то ей, то это...
Как будто без этого мало заботы!?
В стране непорядок, в зубах недостача,
в сети его байки не чтут старожилы,
машина чихает как старая кляча...
Но Музу не это совсем оживило -
простая подёнка упавшая оземь,
поэту ключи вдохновения вручила;
рождённая утром, почившая в восемь
на Музу потратив последние силы!
Творец подскочил, словно цапнуло кресло,
из урниной пасти листы вырывая
вскричал удивлённо "Как столько залезло?!"
но урна молчала, статично зевая.
Глаза пробежались по "... шатко, то валко.",
по "... жизнь меня вертит," сверкнули лукаво...
Рука потянулась в карман к зажигалке,
но лихо свернула к запыленой клаве.
От топота кнопок бокалы звенели
в усталом сервизе в утробе серванта.
Писатель впервые за эти недели
испил из источника стихо-таланта!
И вот оно, чудо - исчеркан листочек,
но каждая буква предельно на месте.
Бессмертной подёнкой рождённой из строчек
в окно упорхнула прекрасная песня!