когда прочитаны все классики
по многу раз, а сердце ранено
любовью к слову –
хоть какому,
пусть медному,
не золотому,
пускай не грузному,
а легкому,
как цвето-чешуя
на крыльях бабочки,
блестящему,
летящему,
рожденному случайно,
непреднамеренно
в эксцессе-
вихре
эго-фантазии, –
тогда
уходит время Тютчева,
приходит время Северянина.