И руки тяжелы, как камни, на столе,
В раздумье горьком взгляд сосредоточен.
И плакальщик о русской божеской земле
Исплачет боль, что вечно сердце точит.
А вороньё слетается со всех сторон,
Опять горят, горят во всю пожары,
Опять детей и женщин слышен плач и стон,
Что молят вновь на супостата кары.
И нет нашествиям начала и конца,
Отчаян плач призывный Ярославны.
И тонкий писк в гнезде – так жалостен – птенца,
Сгоревшего и павшего во травы.
И в отягчённую бедой земную твердь
Страдание сквозь женский взгляд стекает.
А человек, как загнанный кровавый зверь,
В руинах к небу вновь в мольбе взывает.
В ночи беззвёздной филин мудрый прокричит,
Устав от человечьего безумья.
А глубь небес нема, бесчувственно молчит,
Как будто кто-то сильный, добрый умер.
Погас там мудрости и состраданья свет,
Свеча любви оплавилась в молчанье…
Но сердце, пережив в разоре столько бед,
Изверившись, – с надеждой ждёт свиданья.
И если б мир испепелившийся исчез –
Вновь мать ждала бы сына у порога.
И в тишине бы в небе ярко вспыхнул крест
Из света, пролитого наземь Богом.