Шагал солдат из госпиталя в роту,
Немного отдохнув от ратных дел,
А в это время Юнкерс на работу,
Откуда-то под Винницей, взлетел.
Солдату, как на грех, в пути станица,
И баню топят в первом же дворе:
- Не пустите ль, товарищи помыться?
- Давай, служивый, привыкай к жаре!
Он снял мешок, достал бутылку водки,
Завёрнутую в «Красную Звезду»:
- Попарюсь, оприходуем по сотке,
Закусим, да я дальше в часть пойду.
Шинель свою, ремень, портянки, брюки
Развесил на колодезную жердь,
А в это время в тёмном бомбалюке
Летела, чуть покачиваясь, Смерть.
Солдат плеснул на каменку из шайки,
Взял веник и поддал парку опять,
И понеслась, и слышалось хозяйке,
Что в бане черти начали плясать.
Орал солдат, хлеща себя по телу,
Не зная, что фашист пошёл в пике,
Ведь если счастье есть на свете белом,
Оно лежит в парилке на полке.
Дремала Смерть, кругла, как поросёнок,
Но вдруг под нею распахнулась твердь,
И неуклюже рухнула спросонок
В мир солнечный отпущенная Смерть.
Куда лететь и без подсказки знает,
Она ведь баба – в баню к мужику,
Который там от наслажденья тает,
Подбросивши на каменку парку.
Уже видны соломенные крыши,
Портянки, над трубою сизый чад,
Ещё чуть-чуть и все её услышат,
Ещё немного и конец, солдат.
А у того кольнула в бок забава,
Которой грешен русский человек,
Чтоб голышом, распарившись на славу,
Нырнуть в сугроб, чистейший, белый снег.
Он прыгнул, как на жерло амбразуры,
Вскричав: «Ура!», в чём мама родила,
А тут и Смерть рванула с верхотуры,
Вся баня в щепки - яма, да зола.
Лежит солдат в снегу, одна лишь жопа,
Черна от сажи, кверху поплавком,
И кажется ему, что враг ухлопал,
Призвал его небесный военком.
Сбежались бабы, причитают, воя,
И мужикам глаза туманит муть,
Осталась лишь портянка от героя,
Да водка, чтоб солдата помянуть.
Но вдруг притихли удивлённо люди,
Над пепелищем, как сошедший в ад,
Встал чёрный ангел, прикрывая муди,
Стесняясь наготы своей, солдат.
И он сказал, подрагивая мелко,
Весь в саже, лишь зубов блестит оскал:
- Жаль, новая ещё была шинелка,
Но хорошо, что водку вам отдал.