Моцарт не был подвержен заразе времени и вообще людей
Развлекая кузин, писал между делом шедевры
Под шумок, так сказать. Но не слишком стесняясь, выбирая из дней
воскресенье, бряцая другим по нервам.
Бах же любил поорать – так, что даже в муравьиных жопках
просыпалась душа, ну а камни начинали славить
Бога безмолвно, трескаясь тихо, робко
бросаясь в руки каменщиков, умоляя облить их святой водой
Но всех превзошел Вивальди в ласковом своем: ну хватит
перед бездной дрожать. В тряпках своих, кружевах
Ему бы еще балалайку. И балалайке плевать
было бы в его руках. Она бы сама сдалась
Почему же меня тошнит от них, Господи? В тогда и здесь
Откуда это бешенство во мне к их снам?
К людям, сбившим даже с лица времени спесь
От их музыки, породившей меня
Люцифер, вздохнув, давно сказал «пора» – мне и моей земле,
поправляя крылья, ласковый и без сил:
мягкий, как яблоко, сгнившее при луне.
Скифы никогда не оставляют своих могил.
Скифы не пьют из речки, пьют из реки.
Бешенство – это просто, проще лишь каска в Волге,
плавающая с той войны.