Игры отражений. Арлекин

Александр Имбиров
 


             












Приглашенный, по праву,
На роль короля
Задержался за троном случайно
Рабочей тетради пустые поля
Неброскою силой прикрытая тайна
 


  АРЛЕКИН
               
Эй, арлекин!
Хотя бы раз,
стену образа опрокинь.
Покажи, кто ты есть без маски,
Попробуй на миг остаться один
Без приметной боевой раскраски.

Костюм – вон!
И грим – долой!
Брось шуточки да скольжения,
Покажи, кто ты есть,
Там, где ты другой
Снова повод нам дай для сомнений!

Сливаясь с толпой
И скомкав колпак,
В промежутках между потоками,
Скользит арлекин, на свой риск и страх
отрываясь привычно лишь сбоку нам.



Не свободен шут:
болтовней прикрыт,
путы колкостей на мышлении,
Для себя одного, другой стороной открыт,
Лишь ерзают образа тени...          

***
Колпак и погремушка,
Смех и взгляд открытый:
Возможность действия на поражение...
***
Отраженный в зеркале костюма,
остается арлекин недоступен.
Наблюдатель мира,
поступь, поступок,
Без струн звучащая лира.
***
Возможность рассказать о необычном
Имеет тот, кто не воспринят был всерьез
Однажды потерявший личность,
Красавчик, с полными карманами угроз…   
***
И явный облик его, и скрытый –
Лишь отражения середины...
***
Расфуфыренный, до невозможности,
Размалеванный, до неприличия,
Заливаясь кровавым потом –
выявляет в других отличия.
Сам при этом лезет из кожи вон
постигая пределы сложности.            

***
Сутулится,
И взгляд тяжел
Всегда развернут боком, агрессивен.
Стекает времени прохладный  шелк…
Закрыта сторона, где он и весел, и пассивен.
***
Такой угрюмый арлекин
Но пол-лица его – хохочет.
Однажды, с внешней стороны,
задрапирован наглухо в костюм,
С другой – сверкает…
Голос – сочный
И с бубенцами звонкими колпак
Торчит из кармана его
ядовито-зеленого смокинга…         
                ***
Он на потеху всем
был вытолкнут в центр зала
На голове его, вот срам какой, - колпак!
Задергался от хохота дурак,
За миг разрушив безупречность бала.
***
Веселится шельмец!
Изворачивается!
Так и этак корежит роли:
То король в бубенцах,
То мудрая ящерица,
То дурак,
То от ярости сам дрожит,
То, вдруг, словом доводит до дрожи,               
             ***
В одёжке дурака – мудрец
Красавец в маске урода,
Такая видно порода...
Беспощадный радар.
А, может, такой хитрец.

      


              ***
Ах, отчаянный черт!
Посмотри, что творит!
Ничего не боится, проклятый!
Он ломает сюжет,
разрывает ритм,
раз по двадцать идет на попятный!               
  ***
Не вышел лицом.
Неприметен.
Кошмарен.
Трико из одних заплат
Тонкие ноги, гримасы, грим
И красный, костлявый зад.

Шут опасен. Он недоступен.
Лишенный внимания знати,
Широко улыбаясь нарисованным ртом
Может их уничтожить легко.      
                ***
Пристроившись к образу наспех,
Не подавая виду,
Он всех поднимает на смех,
По жизни храня обиду.
***
Он первым сядет на колени королю,
Лишь он, один, с кролём сравнить его способен,
без последствий…
Шут  вытанцовывает, дико так, судьбу свою,
Чтоб было жить ему чуть-чуть поинтересней.



***.
Танцует шут, сам для себя играет
Свет лампы ярок и доступен парень нам до жеста
Рассказ простой в нем что-то от протеста:
кривляется, видать, скользит по теме вспять
Горстями сыпет фразы мудрые не к месту
***
Шут устал от игры…
Пот течет из-под колпака, смывая грим.
Проступает лицо сквозь разводы:
И на глазах стареет мим…
Уступая другому корону – уходит на годы…

                Театр шута             
Среди реплики короля –
слышен звон бубенцов…
Сейчас появится шут
мастер колкостей и нюансов.
Раскидает он роли, лишенный пут,
Раздавая, задорно, придворным
пинки реверансов.
***
Он – промежуток смысла,
смычка, звеньев стык, канва.
Он – автора каприз.
Лишенный имени – он тема интересная.
Образ зыбкий, как жидкий кристалл
Его фразы капают в зал
Испаряясь, тут же, с поверхности.



***
Он – ритм пьесы,
Запятые в тексте,
Расставлен меж других ролей.
Не основной, не интересен…
Тихий омут средь моря страстей.
***
Болеет сценой,
Показушник!
Ему к лицу костюм дурацкий
И по нутру тяжелой роли запах душный:
Простор для мыслей, фраз…
Двурушник!
И неизменна тяга к цацкам.         
***
Шит белыми нитками образ его:
Жесткий шов на костюме сюжета.
***
В паутине ролей чужих,
На растяжках идей непривычных,
Арлекин на сто лет завис
Потерявши право на личность.
***
Стык, смычка, слово, запятая меж ролями,
Меняет смысл фраз – улыбкой.
Ломает пьесы ритм, кривляясь перед нами,
Продуманная автором ошибка.





***
Загвоздка, промах.
Как зацепка на костюме!
Потянет, в общем ритме, нить свою,
Так постепенно распуская, словно дурень слюни,
Добротно сотканное пьесы полотно.
                ***
Он  был скелетом пьесы. Закатанный в мышцы основных ролей – удер-живал их на себе, позволяя двигаться во времени прежнему сюжету.
***
Зажатый ролью между строк
Он – скрытый смысл созданного текста.
Безжалостно-отчаянный урок:
Притягивает взгляд слепая маска без лица
Внимание наше тянет на себя,
Пустая, как комочек теста.
















Маска
Узкие прорези для глаз:
Чтоб смотрел, но не видел всего.
Две дырки для носа:
Чтоб дышал через раз и не был так скор.
Выломана щель для рта,
Кривой, застывшей на годы улыбкой:
"Играй, дорогой, смейся!
Злые шутки твои, направленные к людям косо –
будут выпрямлены, да просеяны тщательно.
Не сомневайся!".

Согнулся паяц: не видать лица
Рукава до полу. Башмаки огромные.
Морда – белая. Помпоны – яркие
Ничего не сказал...
Корчит зрителей.
Каждый понял сам всё, что шут сказать не хотел.
И хохочет теперь каждый, в зале большом,
по отдельности.
Злится, радуется и плачет, для себя одного...
Ждет актер, когда номер его закончится...
Из последних сил терпит, худая как спица, девка
Горе чужое.
      ***
На полотне сюжета: бледном, ровном,
Стежки игры шута: ажурный нитей переплет.
За рядом ряд он покрывает реплик ворох,
Игру актеров основных, используя как фон.
               


                ***
Жемчужины его игры пришиты,
да на костюм ролей чужих.
Короткий эпизод, последний штрих –
закончил спелую картину,
Раздвинув на мгновение миры.
                ***
Дряхлый, пьяный актерский состав – засыпал на ходу,
Яркий сон арлекина увидев…
                ***
Попала пьеса в жесткий переплет его игры…
Суперобложка.
Он – одинокий ритм,
Обретший форму до поры.
Присел на них и свесил ножки.
                ***
Затхлый, стоячий сюжет,
Всем до боли знакомый, –
Превращен им в театр действий.
Оживает вулкан
Вырываясь из комы,
Не вдаваясь в возможность последствий.
***
Игры его ураган
Выворачивает роли, с корнем рвет.
Превратив идею в балаган
Все решает сам, наперед.





***
Шут атакует роли.
Раздолбав сюжет,
В изломах ищет хоть крупицу смысла
И вот: в трагедию вплетается совет,
Комедия – на трех гвоздях повисла…
И замирает отупевший магистрат
признав, что дело чисто…               
***
Он – остановка, междометие,
Оговорка, запинка, ухмылка.
Никогда ни за что не в ответе.
Лезет криво в игру, словно черт из бутылки.
***
В сюжет он запускает корни реплик,
в канву вплетает свой посыл,
Тянет жилы из почвы ролей
между строчек зажатый смысл.
***
Вся роль его – фраз несколько
Поспешил-опоздал – все пропало.
Бледен: плотно белилами лицо залеплено
Каждый раз: все сначала.    
                ***
Он удушающе-хорош:
Не скрыться никому от едких реплик,
Ломает сцены ни за грош
Отчаянный и резкий скептик.



 
***
В нём: все вокруг – не то
И все, что было или есть – теперь не так.
Дурак!
Метелка!
Злыдень!
Сюжет, внимательно, ведет он – наперекосяк
Из масок прежних выбивая, словно мух
Всех, кто сейчас так важен и солиден.
***               
Как быстро он растет
Выламываясь из предложенной роли,
Всей силой давит изнутри на постановки скорлупу.
Стены тесны ему, с  собою унося пароли,
Шут вываливается в пустоту.

         
***
Реплики тяжелы и мелки, как дробь свинцовая. Мгновенная его роль – одним махом выброшена из, перекошенной от времени коробки сценария и, теперь легко раскатывается по углам зрительного зала, наталкиваясь с характерным стуком на твердые мнения пришедших. Небольшой, плот-ный текст (сплошь состоящий из ухмылок и гримас), что прежде был стиснут жесткими стенками ведущих ролей – теперь вывалился, рассы-паясь на отдельные жесты. Они, вдруг, неожиданно для всех – стали важ-нее всего остального! Проскальзывают его замечания, как меж пальцев быстрые, твердые муравьи, ощутимо покусывая на ходу мягкие перепон-ки привычных понятий. Не ухватить ни слова в его игре, хоть все фразы, вскользь сказанные им – те же, что и в тексте.
А он, хитрец, – серьезен бесконечно!
Так роль шута ему велит…
***
Один лишь зрячий средь слепых. Аккуратно скользит между ними, играя легко. На звон его колокольчиков они отзываются и шарят руками, пыта-ясь нащупать путеводную нить сюжета. Сталкиваясь лбами реплик – злят-ся, начиная привычную возню в темноте…Он смеется над ними, разнима-ет и разводит, как непослушных детей, по углам назначенных прежде ролей. Они успокаиваются и, нацепив привычные маски, - разворачива-ются к зрителям лицом, доверчиво открывая нарисованные глаза. Он смеется над всеми.