Серый

Николай Чеботарёв
               
                Часть I
                1.
Я — мобик. Я — «мясо» на этой войне.
Зачем в мире войны — вопрос не ко мне.
Струя дождевая бежит по окну.
Я еду на фронт — подыхать за страну.

Повестка. Учебка. Армейский бардак.
Промозглая сырость. Ноябрьский мрак.
Пожрать и согреться — мечта чувака.
Погрузка в вагоны. Бывайте! Пока!

Я еду на запад.  А мог бы на юг.
«Поехали с нами!» —  звал в Грузию друг.
«Устроимся!Я кое с кем там знаком.
Решайся! Поехали! Будь мужиком!»

Наверно я струсил, чего тут скрывать!
Что толку казниться и волосы рвать!
Что толку!.. Тот день я уже не верну.
Я еду на фронт — подыхать за страну!

Я — мобик. Я  «мясо» — как эти, как те,
Что весело ржут — на последней черте! —
С которыми завтра я тоже шагну
За эту черту — подыхать за страну!

2.
Отбой. У соседей закончился ржач.
За стенкой дождище по-прежнему льёт.
...Сержант говорил: «Сколько попку ни прячь,
Судьба для пинка на ней точку найдёт!

Но если в башке у тебя не струя,
А руки растут из положенных мест —
Не думай, что каждая пуля — твоя.
Копай, не зевай, — и хавронья не съест!»


Колёса стучат: «Скоро фронт... Скоро фронт...»
Качается мрак за оконным стеклом.
К бойцу, словно враг, подбирается сон —
Что «в Грузии главное — быть мужиком...»

И тающей мыслью, в тон смутному сну,
Всплывают рефрены всечасных тревог.
Боец не готов подыхать за страну
В трагический миг, в свой последний рывок...

3.
И снятся бойцу ядовитые синие стрелы
И ниточка наших залитых дождями траншей.
И кто-то злорадно хохочет:»Ну, где твоя смелость?»
И снова под пули толкает и гонит взашей...

...Сняв в жёстком вагоне, везущем к военной карьере,
Казённую обувь с пока ещё собственных ног,
Такой же Серёга, известный скорее как Серый,
Согнувшись на полке, храпит по пути на восток.

Он едет спасти Украину от «орков» и «ваты»,
В родимые степи жестоких врагов не пустить.
Кацапы сожгли под Андреевкой тёткину хату.
Ты должен, Серёга, кацапам за всё отомстить!..

Качается ночь. Два состава навстречу друг другу
По гулким мостам, сквозь дождей и ветров кутерьму,
Согласно движенью планет по небесному кругу,
Усталое «мясо» везут в непроглядную тьму.

4.
Колёса стучат: «Скоро фронт...Скоро фронт...»
А фронт, словно змей исполинской длины,
Ползёт по полям над Донцом, над Днепром...
Здесь ночи тревожны, а дни так длинны!

Здесь всё под прицелом — и роща, и пруд,
И хата, что чудом стоит у пруда.
И хлещет безжалостный огненный прут,
Кромсая на части бегущих сюда...

Что ищет здесь хищный, неправедный взор
Азартной игрой возбуждённых «элит»?
Зачем генералам растерзанный двор
И тел неподвижных пугающий вид?

«Всё просто, чувак: для Высоких Сторон
Нет Зла и Добра, есть лишь польза и вред.»
Колёса стучат: «Скоро фронт...Скоро фронт...»
И «всё под контролем». И выбора нет.

Часть II
      1.
«Серый, видишь эту хату, что белеет над прудом?
Нынче там сидят буряты, завтра — мы туда придём!
Там чумазые мобилы по ротации пришли.
Их всего-то взвод, от силы; мы их «птичкой» засекли.

Ротный толк в атаке знает, он воюет с первых дней.
Наша рота — волчья стая, «вата» — зайцы перед ней!
Подвезут тебя поближе, ноги в руки — и айда!
Бей, стреляй; сумеешь выжить — будешь воин хоть куда!»

Ах, бравада!.. Но с бравадой жить на свете веселей.
Спи, Серёга! Завтра надо бить проклятых москалей!
Спи, Серёга: я, твой автор, блеском звёзд украсил тьму.
А про то, что будет завтра, знать не стоит никому!..

Спит мой Серый; смежил веки, сном утешив аппетит.
Только ветер — чёрный ветер, ветер вечности — не спит.
Ветер страхов и сомнений свистом пули и хлыста
Душ мятущиеся тени гонит в чёрные Врата.

2.
И бормочут злые сны
О ненужности отважных,
О всесилии продажных,—
Нам, не знающим войны.

Эта вкрадчивая молвь,
Бред навязчиво-тлетворный,
Этот гиблый ветер чёрный
Подозрительных умов

Бьёт без промаха в сердца,
Гнёт к земле, лишает веры.
Что ты нам ответишь, Серый,
На вопросы без конца?

Что ты нам ответишь, друг,
В чёрный час, у белой хаты,
Где собрался «подыхать» ты
Под колёсный перестук?

3.
А мобик Серёга, московский «бурят»,
Стоит в обороне, с бывалыми вряд.
Он роет, таскает; он, в общем-то, сыт.
И даже не хает окопный свой быт.

Другие заботы, другие друзья...
Ну, как ты на фронте?
Как все, так и я.
Он трусом не стал, хоть со страхом знаком.
Он знает, что главное — быть мужиком.

Пусть месяц назад, проклиная войну,
Он ехал на фронт «подыхать за страну».
Но тут оказалось: идущим на рать,
Им всем вообще «западло» умирать!

Конечно, бывает — война есть война.
Но гибнет защитник — и гибнет страна!
(«Элите», понятно, на это плевать.
«Элита» от века — продажная ****ь).



Но нам — поселковским, московским, псковским,
Донецким — нам «сладок Отечества дым»!
За нашу Одессу! За Харьков, друзья!
«Гренада,
Гренада,
Гренада моя!..»

4.
Время близится к восходу.
«Волчья стая» знака ждёт.
Приготовлены подходы.
«Отработал» миномёт.

«Грады» лупят по мобилам,
Разнося тройной накат,
Где — всего-то взвод, от силы! —
«Орки» грязные сидят.

Грязь прилипла к лицам белым.
Страшно трусам, страшно смелым —
До ругни осатанелой,
до внезапной седины! —
Тот, кто не был под обстрелом —
Не прочувствовал войны!

И увидев небо настежь,
Оглушённый тишиной,
Серый глупо брякнет:
«Здрасте!
Я ведь, кажется, живой!»

Часть III.
      1.
Ну, а раз живой — команда «К бою!».
Ожила посадка за селом.
БМП в грязи натужно воет.
«Волчья стая» рвётся напролом!

Ждут бегущих мины перед хатой.
Ждёт «арта» — ударить в нужный миг.

Ждут врага чумазые «буряты»...
Первый взрыв... и первый дикий вскрик...

Понеслось!.. Разрывы гуще, гуще!
«Волчья стая» близко — метров сто...
«Сотка» — то ж раз плюнуть! — для бегущих.
Что им сотня метров — да ничто!..

«Вон, смотри, Серёга! — крайний слева
Крутит, словно филин, головой!
Надо «срезать» этих ошалелых.
Мой — вожак; а этот — этот твой!»

2.
«Что ж ты не стреляешь?» —
«Рано!.. рано...» —
А в мозгу со скоростью шальной:
«Он же... он же копия Ивана!..
Стой, братан!.. Я ж тебя грохну!.. Стой!»

Ахнул взрыв. Взлетела и опала
Земляная чёрная волна
Взрывом сшибло вожака-амбала,
В сторону швырнуло «братана».

Рой осколков пролетает мимо.
Комья глины бьют по голове.
Но ботинок задевает мину
В прошлогодней спутанной траве.

Вспыхнуло, блеснуло... Рухнул Серый.
Автомат рожком упёрся в бок...
Боль — не сразу: как «отпустит» нервы.
Боль — потом, когда проходит шок.

3.
Тротиловой гарью над полем несёт.
С землёй «волчью стаю» смешал артналёт.
И кто-то из тех, кто атакою «сыт»,
На поле истошно и дико вопит.



«Серёга, вернись!.. Там же мины, дурак!..»
Серёга не слышит. К воронке, где враг
Заходится в крике, страдая от ран,
Серёга несётся: «Я рядом, братан!..»

На спину взвалил: «Ну, держись!..» — и назад.
Вот двадцать шагов... Вот ещё пятьдесят...
Вот бруствер окопа... но дальше не смог,
В «то самое» место почуяв толчок.

«Судьба, для пинка, себе точку найдёт!..»
«Ты ж ранен, Серёга!.. Терпи, идиот!..
Как «этот»? —подохнет; ведь он же без ног!..
Скажи, на хрена ты его приволок?!»

4.
«Я  где?» — Ты в Ростове; лежи, всё о`кей!
Включай телевизор: сегодня хоккей.
Наденешь протезы — пойдёшь танцевать!
Ты будь мужиком и не смей горевать!

А то, что ты был на «другой» стороне,
Нас мало волнует: мы все на войне.
Вон Серый — эй, Серый, яви нам свой лик! —
Вот он, я скажу, настоящий мужик!

Ну да, у него не протезы, а трость.
Диагноз поганый, раздроблена кость.
За то, что тебя, обормота, он спас —
«Награда» ему от кого-то из вас!
***
В больничной палате открыто окно.
Два Серых, два брата, уснули давно.
Полынные степи... родные края...
Гренада... Гренада... Россия моя!..

02.09.23.