Сад из окна краснеет, морщится,
тропинки косами легли,
молчат, задумались притворщицы,
запрятав в листья хрустали.
Пожаром осени прокошены
земная хлябь и соль земли
и шаг слезами чернокожими,
зальёт и крякнет – ай люли.
Да, проглядел я лето к осени
виною в том, мои дожди,
они забились в боль и просини,
и всё кричали – подожди.
То бубенцы, то крылья бабочек
мелькнут и снова на покой,
в палате ждёт заноза яблочка
и дама с длинною иглой.
О промокашка дней поправленных
всосала кротость и борьбу
и строк поверженных заглавия
уносит в темноту табу.
А лето красит время женщины,
оно с ветрилом на бегу,
и сарафанов гнев божественный…,
ах, ножки эти берегу.
Тепло лекарство осторожное,
с утра пригреет, в вечер дождь,
и на крылечке подорожная:
кибитка в ней, лошадки дрожь.