Наташе Р. - в память о свете,
с надеждой на свет.
В пруду жили рыбки. В обычном, в общем-то, пруду жили самые обычные рыбки. Но жили они, как это водится у рыбок, по-разному. Какие-то рыбки ни о чем особо не задумывались и простодушно радовались жизни; какие-то плавали целыми днями туда-обратно, не выходя при этом из задумчивости и некой суровой меланхолии. И тех и других легко было понять: первые смотрели на хорошее и видели только хорошее, вторые смотрели на плохое и видели, соответственно, только его.
Были еще, правда, третьи, которые смотрели на хорошее и видели плохое, но речь сейчас не о них.
Так вот и текла потихоньку жизнь в пруду, рыбки умирали, рождались снова… пока однажды не родилась Рыбка, которая видела то, чего никто, кроме неё не видел. Она видела невидимое и своими словами пыталась об этом рассказать. «Есть такие светящиеся нити…», говорила Рыбка папе и маме, которые слушали не перебивая. «Они соединяют между собой всё хорошее и всё плохое. То есть ВСЁ-ВСЁ хорошее и ВСЁ-ВСЁ плохое они соединяют между собой так, что уже совсем нельзя понять, где и когда заканчивается плохое, где и когда начинается хорошее.»
Рыбкины папа и мама хранили глубокое молчание, и тут бы самое время пасть Рыбке духом. Но она упрямо продолжала:
«Они переливаются тысячами цветов, эти нити; их не распутать даже если сильно захотеть. И они спускаются откуда-то оттуда, сверху», - здесь Рыбка поднимала голову, пытаясь своим примером убедить родителей сделать то же самое. Там, куда смотрела Рыбка, было очень светло, и что-то нежное то ли переливалось, то ли мерцало.
Родители, честно говоря, немножко Рыбку стеснялись. Странная она родилась, думали они. Ну ладно бы, молчала. Но почему она постоянно говорит о вещах, которых нет, да еще такими странными словами? И вверх всё смотрит, и нити какие-то… све-тя-щи-е- ся.
А Рыбка росла и постепенно, не сразу, конечно, но постепенно научилась верить. Вы наверняка сейчас подумали, что она научилась верить себе. Но нет, себе она как раз верить перестала.
Ведь годами плывущие сквозь нити и мимо нитей рыбки, живущие в пруду, никогда не замечали света, исходящего от дивных живых узоров.
Они постоянно проплывали туда и обратно, все-все, и радостные и меланхоличные, плыли ежедневно, ежеминутно так спокойно и безразлично, словно нитей и в самом деле не было и нет! А нити дрожали от их прикосновений, и раньше Рыбка прекрасно бы это видела. Но не сейчас, потому что вся эта фантастически-прекрасная жизнь существовала, как видно, только в её, рыбкином воображении.
Что-то со мной не так, однажды решила Рыбка. И с того дня нити стали бледнеть, бледнеть и тускнеть, пока в один из 365 дней какого-то года Рыбка просто-напросто не перестала их замечать.
Теперь она только иногда по привычке поднимала голову вверх. Потом Рыбка опускала голову и послушно плыла между теми, кто видел только хорошее и теми, кто видел только плохое. И рядом с теми, кто смотрел на хорошее и видел плохое, рыбка тоже часто проплывала. Этих последних было гораздо, гораздо меньше, но они отчего-то занимали очень много места. Рыбка их сторонилась. Сторониться кого бы то ни было в пруду было довольно сложно. Поэтому Рыбка с некоторых пор старалась плавать повыше, там, где больше никто не плавал. Светящиеся нити перестали быть видимыми, но тот свет, который уже не видела Рыбка, продолжал прекрасно видеть её: маленькую, упрямую. Странную. Это он тянул её к себе, тянул туда, наверх, выше и еще выше. И там, высоко, плавая в одиночестве, Рыбка училась, но не простодушной радости и не суровой меланхолии, а свободе и покою. А еще она обнаружила, что наверху, почти на границе с воздухом, ласкающим поверхность привычного ей мира, звучала музыка. И под эту музыку можно было без конца, без конца, без конца кружиться… Да, она действительно была странной, эта Рыбка, танцующая под неслышимую музыку на границе двух миров. Но про музыку она никому ни разу не сказала ни слова. И поэтому музыка продолжала звучать.