Посыплет снег, белесый, что пшено,
живых и мёртвых плотно укрывая,
как саваном, и это не смешно -
идёт война, и здесь передовая.
За городом, недавно стёртым с карт,
всё станет одинаковым и хмурым,
как старый парк со взятым напрокат
и вовремя не отданным амуром.
Под снегом жизнь вмерзает в синий лёд
со смертью рядом. Кто бы как ни мялся,
но старший матом в сотый раз пошлёт
людей вперёд, и стало быть, на мясо.
И сам пойдёт, кривя осклизлый рот -
назад ни шагу, надо - все тут ляжем.
А снег живых и мёртвых приберёт,
укрыв нехитрым белым камуфляжем.
Кому-то жить, кому-то не судьба,
хоть, в общем-то, уже не важно это.
Амур скучает с трещиной вдоль лба,
всего лишь в двух шагах от постамента.
И снег летит, людей припорошив,
и, вроде, ничего уже не надо.
А ясно будет, кто тут мёртв, кто жив,
когда вдали затихнет канонада.
***
Сентябрь, мой свет, мы оба в нём
стареем понемногу,
холодной свежести вдохнём -
и топаем не в ногу
по жёлтым улицам, когда
в согласии дождливом
на город падает вода
со звонким переливом.
Идём, промокшие до пят,
под зонтиком не прячась,
и чувствуем, как листопад
приобретает зрячесть.
Глядит - не трогайте меня,
тогда я к вам не сунусь,
но листья требуют огня,
любви желает юность.
И день хорош, и воздух свеж,
листва на тротуарах...
Да что c нас взять, двоих невежд,
совсем ещё не старых.
***
Вот речка, пристань, старый бот
клюёт железным носом.
Он спит, уставший от работ,
пока мы слух разносим
о том, что это навсегда,
что прямо у причала,
возьмёт его к себе вода,
которая качала
совсем недавно, как дитя.
Разносим небылицы,
но несколько часов спустя
наскучит веселиться,
разыгрывая всех и вся -
забава не из лучших.
И капли, сверху вниз скользя,
утонут в тёплых лужах.
А бот уйдёт - забот полно,
и что нам делать с этим?
Судьба утратила звено,
а мы и не заметим.
Вода, причал, отлив, прилив,
и чайки, словно прачки,
гуляют лапы заголив,
садятся на карачки,
как дети в шуме слов и дел -
всего и не упомнишь.
А список ботов поредел,
бог в помощь им, бог в помощь.