После падения Измаила, сделавшего имя Суворова известным во всем мире, самой справедливой и заслуженной наградой для него мог бы явиться фельдмаршалский жезл. Бытует мнение, не подтвержденное однако архивными документами, что Потемкин, ревновавший Суворова к военной славе, раздраженный его независимым поведением в принятии решений, сдержал Екатерину, когда она захотела именно так вознаградить Суворова.
По Высочайшему указу Суворов был произведен 25 марта 1791 года одиннадцатым подполковником Преображенского гвардейского полка (полковником этого полка числилась Екатерина), а 25 июня 1791 по именному высочайшему указу, данному Сенату, «повелено на память отличных его заслуг вытеснить медаль с его изображением и заготовить похвальную грамоту с означением его подвигов».
Настольная медаль в память побед А.В. Суворова действительно была выбита и выглядела так: на лицевой стороне рельефный портрет Суворова очень мало похожий на оригинал, вероятнее всего в волчьей шкуре; вверху надпись: «Граф Александр Васильевич Суворов Рымникский, ген. аншеф», на обороте — по верху надпись: «Победих», в центре — венок лавров с медальонами и подписями: «Рымник», «Измаил», «Кинбурн», «Фокшаны». Внизу: «В 1787, 1789 и 1790 годех».
Об этих наградах Суворов впоследствии отзывался как о «стыде измаильским».
Князь Потемкин в апреле 1791 года в честь взятия Измаила давал великолепное феерическое празднество: к увенчанию которого недоставало только одного — главного виновника торжества Суворова. Незадолго перед этим Екатерина сказала Суворову: «Вы нужны мне будете в Финляндии». Не дожидаясь дальнейших поручений, Суворова «бросился в повозку и на другой день из Выборга писал к Императрице: «Всемилостивейшая Государыня! Ожидаю Ваших повелений».
Чем же занимался Суворов в Финляндии?
Роль Суворова сводилась к организации строительства и восстановления укреплений на границе со Швецией и «присутствием своим удержания шведов от неприязненных покушений» после только что завершенной войны с подписанием Верельского мирного договора 1790 года.
Вследствие именного высочайшего указа, данного на имя Председательствующего в Военной коллегии генерал-аншефа графа Салтыкова, указом сей коллегии предписано Суворову по случаю отправления в Финляндию для исправления возложенной на него от ее императорского величества особой там комиссии (построение укреплений на границе с Шведскою Финляндией), принять в распоряжение свое состоящие в Финляндии полки с тем, чтобы эти последние касательно внутреннего устройства относились по-прежнему к генерал-аншеф у графу Я-А. Брюсу. Предложением председательствующего в Военной коллегии генерал - аншефа графа Салтыкова за № 11, объявлено сей Коллегии о том, что главное командование Финляндскою дивизией высочайше поведено препоручить генерал-аншефу графу Суворову-Рымникскому с тем, чтобы временно командированные из дивизии на флотилию полки пехотные: Тобольский и Белорусский были включены в состав означенной дивизии, причем, как видно из подписей на документах, он именовался: Главнокомандующим Финляндскою дивизией, Роченсальмским портом и Саймскою флотилией.
«Душа моя Наташа! — писал Суворов дочери из Финляндии, стараясь смягчить тяжесть одиночества окружавшей его обстановки, — Божие благословение c тобою. Здесь у нас великое катанье на воде; в лесу, на каменных ropax много диких птиц, цветов, маленьких цыплят. Поют ласточки и соловьи.
Сегодня в Юго-Восточной Финляндии можно увидеть впечатляющие остатки Третьего оборонительного пояса Петербурга, возведённого под руководством Суворова более двухсот тридцати лет назад.
За три недели Суворов проделал большой путь: до Нейшлота (шв. Олафсборг, сегодня Савонлинна), затем в Кексгольм (фин. Кякисалми, ныне Приозерск), оттуда в Вильманстранд (Лаппеенранта) и Фридрихсгам (Хамина); вернулся вдоль берега залива через Выборг и Бьорке (Приморск). Из каждой крепости в Петербург следовали подробные докладные записки о состоянии укреплений и стоящих в них гарнизонах, с расчётами неотложных исправлений. Итогом поездки стал суворовский «План оборонительных мероприятий в Финляндии на случай войны со Швецией», в котором полководец изложил свои стратегические соображения о наилучшей обороне края. 25 июня 1791 года последовал рескрипт Императрицы, повелевающий полководцу «полагаемые вами укрепления построить под ведением вашим, употребя в пособие тому войска, в Выборгской губернии находящиеся». Чтобы успешно воплотить свой план в жизнь, в следующие полтора года генерал-аншефу Суворову пришлось из боевого командира превратиться в инженера-фортификатора и даже снабженца…
Первая линия обороны Петербурга была основана еще Петром Первым: крепости Шлиссельбург — на Ладоге и Кексгольм — на Вуоксе; Кронштадт и Выборг на Балтике. Государственная граница, установленная после Северной войны в 1721 году, проходила примерно там, где и нынешняя российско-финская. При Елизавете Петровне после очередной русско-шведской войны в 1743 году она была отодвинута на запад, к реке Кюмийоки. Тогда российскими стали крепости Нейшлот, Вильманстранд и Фридрихсгам. В 1773 году по предложению Суворова в стратегически важном месте на Верхней Выборгской дороге была возведена ещё одна, Давидовская крепость (сегодня Тааветти). Эти четыре укрепления составили второе кольцо обороны Петербурга. Суворов предложил создать вдоль границы новую укреплённую линию, одновременно усилив существующие крепости так, чтобы они вместе образовали единую систему — третий пояс обороны на дальних подступах к российской столице, получивший название «Суворовская линия».
Суворов взялся за порученное дело с присущей ему невероятной энергией и целеустремлённостью. К тому же у него нашёлся расторопный помощник — молодой подполковник Фабиан (Фаддей) Штейнгель, награжденный по ходатайству Суворова от Императрицы золотой табакеркой с бриллиантами — в награду «за особливо полезное знание ситуации тамошней земли, за ревностное и усердное действие и за полезные в государственном деле услуги». Штейнгеля ждала блестящая карьера, он участвовал в нескольких наполеоновских войнах и много лет был генерал-губернатором Финляндии.
Основной рабочей силой в крае были части Финляндской дивизии (около шести тысяч человек); крепостные мастера, доставленные из внутренних российских губерний, сотни каторжников — пленных повстанцев-поляков. Приграничная местность преображалась на глазах. Русских в Юго-Восточной Финляндии вскоре оказалось гораздо больше, чем местного населения, но финны не были внакладе: подскочил спрос на поставляемые ими продукты питания, да и дополнительные доходы от содействия строительным работам, предоставления транспорта и расквартирования офицеров.
Ключевым элементом «Суворовской линии» стала мощная морская крепость Роченсальм (теперь Котка), заложенная как противовес шведскому Свеаборгу, которая вместе с Ревелем, базой русского линейного флота, смогла бы защищать с севера морские пути к Кронштадту. Крепость возвели на нескольких островах вблизи северного берега Финского залива; сохранились её детальные планы, изготовленные Штейнгелем. Подходы к Роченсальму по главному фарватеру полностью перекрывали пушками — массивный круговой форт «Слава», возведённый на островке Кукоури, и форт «Елизавета» на соседнем острове Вариссаари. Узкий пролив Роченсальм сторожили редуты, построенные на маленьких островах Майясаари, Тиутинен и Куутсало. Под их прикрытием находился обширный и удобный Коткинский рейд — здесь русский гребной флот мог оставаться на зимовку, тогда как раньше ему приходилось уходить каждую осень в Кронштадт. Центр крепости расположился на острове Котка. С моря его защищал форт «Святая Екатерина», с суши — земляной редут Котка и пушечная батарея: они контролировали единственную сухопутную дорогу, идущую на остров через каменный подъёмный мост, соединивший Котку с соседним большим островом Ховинсаари. На самой высокой точке острова возвели маяк.
За несколько месяцев на острове был построен целый военный городок с сетью регулярных улочек, с казармами, домами для офицеров, штабом, пороховыми погребами, провиантскими и такелажными магазинами. На берегу напротив острова Куусинен стояли здания инженерного двора и артиллерийской лаборатории. В западной части острова разместился военно-морской госпиталь, во внутреннем дворе которого разбили аптечный огород для выращивания лекарственных растений.
От берега Финского залива на северо-восток, вдоль русско-шведской границы, шла «Суворовская линия». Для защиты Роченсальма в его тылу, на месте слияния восточного и западного рукавов реки Кюмийоки, по приказу Суворова построили каменную крепость Кюмень-город (Кюминлинна). В её центре располагалась цитадель с двумя бастионами и двумя фортами, окруженная рвом и стенами из натурального камня. Эта стоящая у самой границы крохотная (всего 200 метров в диаметре) крепость и стала суворовской штаб-квартирой: отсюда в Петербург было отправлено большинство донесений.
Свободное от службы время Суворов проводил с выдумкой: в одном из писем он признался, что однажды на вечеринке «сряду 3 часа контртанц прыгал». Для удобства общения с местным населением полководец выучил на досуге финский язык (кстати, он владел не менее десятком языков — древних, европейских и восточных). Места расположения новых укреплений полководец определял исходя из недавних боевых действий в 1789—1790 годах.
Крайним северо-восточным пунктом «Суворовской линии» была древняя построенная шведами крепость Нейшлот. Она с честью выдержала недавнюю русско-шведскую войну, но требовала обновления. По суворовскому приказу снесли несколько обветшавших от времени построек и устроили цепь мощных внешних бастионов. Суворов выяснил, что во время последней осады погибло много русских солдат-водоносов: выходя на берег за водой, они раз за разом становились жертвами шведских стрелков. Чтобы подобное не повторилось, полководец распорядился пристроить к северной крепостной стене с внешней стороны небольшой замкнутый дворик, проведя в него канал от озера, который по праву стал носить имя «Суворовский».
Солдатам приходилось постоянно находиться на башнях в дозоре, они были открыты всем ветрам и осадкам, отчего часто болели и умирали. Суворов приказал надстроить крепостные башни кирпичом и сделать над ними жестяные крыши.
Главной заботой Суворова во второй (и последний) год пребывания на северо-западном рубеже империи также стали водные укрепления — но уже не морские, а речные. Согласно его плану в случае нападения со стороны Сайменского озера оборона границы была возложена на Сайменскую гребную флотилию, курсировавшую между крепостями Нейшлот и Вильманстранд. Однако единственный путь между ними по реке Сайма проходил через пролив Пуумала, который остался на шведской стороне. Он был хорошо укреплён, и в случае войны опорные пункты русской обороны оказались бы отрезаны один от другого и снабжение отдалённого Нейшлота было бы крайне затруднено. В обход опасного участка Суворов ещё в августе 1791 года предложил Екатерине Второй построить на узких озёрных перешейках сеть судоходных каналов. В следующие месяцы было прорыто три канала: Кутвеле (длина 130 м, фарватер глубиной 2,4 м), Кяухкяя (260 м) и Телатайпале (200 м). Позднее к ним добавился четвёртый канал Куконхарью — он был самым длинным (800 м; фарватер глубиной 1 м) и дублировал другие, но при этом значительно сокращал общий путь. Берега каналов укреплялись бревенчатыми сваями и обкладывались природным камнем; на берегах строились армейские посты с караульной, казармами и складами. Всеми земляными работами руководил надворный советник Иван Лаубе, почему Суворов обычно и называл каналы «Лаубевы».
Между тем слава русского оружия продолжала греметь в пределах Турции. Июня 4 Кутузов разбил турок при Бабадах, а июня 28 дня Князь Репнин одержал знаменитую победу при Масине. В то же самое время в Польше усиливалось волнение умов. Ревнуя к славе героев и желая быть полезным Отечеству Суворов писал родному племяннику своему Князю А. И. Горчакову: «Бездействие меня истомляет. Смотрю на Турцию и на Польшу ... По почте могу быть всюду обращен. Я в непрестанной мечте. Боже даруй! Глухой слух! Король Шведской мирится. А коли нет! Наш флот парусной втрое сильное; гребной остался в половину; армия сухопутная вдвое».
Из Финляндии Суворов писал с грустью секретарю Екатерины II, Турчанинову: «Пятьдесят лет практики обратили меня в класс захребетников, стерли меня клевреты, ведая, что я всех старее службою и возрастом, но не предками и не камердинерством у равных...».
К осени 1792 года большая часть нового пояса укреплений была завершена — и Суворов заскучал; в Финляндии делать ему было больше положительно нечего.
Однако завистники Суворова, не отваживаясь нападать на военную его славу, разглашали в чертогах власти, будто бы он не прилагает попечения о больных солдатах и «не берет надлежащих мер к предупреждению беглых».
В своих письмах из Финляндии, Суворов был вынужден оправдываться и опровергать напраслины и укоризны, будто бы он не радеет о здоровье солдат. Мелкие души готовы все возводить на великого человека, потому, что не могут с ним уравняться достоинствами.
Суворов — В Военную коллегию.
«Государственной Военной Коллегии известно, что я во время моего командования Финляндской дивизией, через 10 месяцев имелось умерших более 400, бежавших свыше 200, а больных, слабых и хворых оставил свыше З00 человек. Сие довольно обличаешь клевету, недоумие и лжесвидетельства. Хотя оное теперь оставляю: но впредь за такие плевелы буду Государственную Военную Коллегию утруждать о разбирательстве, поелику мне честь службы священна. Впрочем отвечают прежние начальники. Довольно ли против клеветы, недоумения и молвы о ложном изнурении?»
Спасение пришло в ноябре 1792 года: ввиду обострения русско-турецких отношений императрица поручила полководцу командование войсками в Екатеринославской губернии и Тавриде. Уезжал Суворов на юг с лёгким сердцем: всё задуманное им было выполнено как нельзя лучше; теперь «граница обеспечится на 100 лет».
Но действовать по назначению «Суворовской линии» суждено было совсем недолго — немногим более десятилетия. После победы в очередной русско-шведской войне в 1809 году государственная граница переместилась далеко на запад, к реке Торнио — и вся созданная такими трудами грандиозная система укреплений разом потеряла военное значение.