Об авторе по англ. Википедии
Арчибальд Лэмпмен (англ. Archibald Lampman, 1861 – 1899): канадский поэт.
Родился в деревне в семье англиканского священника. В 1868 г. он заболел ревматизмом,
из-за чего в дальнейшем имел постоянные проблемы с ослабленным сердцем.
Лэмпмен окончил колледж в Торонто; во время учебы он опубликовал ранние стихи.
До конца своей жизни он занимал низкооплачиваемую должность клерка в почтовом отделении.
В 1887 г. Лэмпмен женился. Со своими друзьями Кэмпбеллом и Скоттом он вел литературную
колонку в одной из газет.
К концу 1880-х годов он завоевал аудиторию в крупнейших журналах Северной Америки.
Лэмпмен публиковал в основном стихотворения о природе в позднеромантическом стиле,
он создавал тщательные композиции цвета, звука и тонкого движения.
Его стихи, вызывающие воспоминания, часто сопровождаются настроением задумчивости
и уединения, в то время как их темы -- это темы красоты, мудрости и созерцания.
Ограниченные по диапазону, они, тем не менее, отличаются точностью описаний при
эмоциональной сдержанности.
Третий сборник стихотворений, опубликованный в год его смерти, показал, что Лэмпмен
начинает двигаться в новых направлениях: стихи о природе чередуются с философской
поэзией и социальной критикой.
Лэмпмен умер в Оттаве в возрасте 37 лет.
Он сам считал себя второстепенным поэтом, однако мнение других о его творчестве
было куда выше, чем его собственное.
===============================
По ст. Арчибальда Лэмпмена
Amor Vitae (Возлюбленная Жизнь)
Вариант 1
Люблю я землю: искони
Она тепла, мягка.
Люблю я нынешние дни,
И прошлые века.
Долины в зелени сплошной,
И рек слепую мощь,
Весёлый ветер, мрак ночной
И шелестящий дождь.
И пламень утра, и с горы,-
С вершины,- свысока
В каньон ползущие пары,
И птиц, и облака.
Люблю я ливень вдалеке,
Люблю по вечерам
Бродить в безлюдном сосняке,
Торжественном, как храм.
Люблю я травы и цветы,
И небо без конца,
И просветленные черты
Счастливого лица.
И если мир, словно фантом,
Прейдёт, исчезнет... пусть:
Я смерти, царствующей в нём,
На йоту не боюсь.
О Время,- власть и красота,
Волшебный яркий луч!
О Жизнь! высокая мечта,
Где всякий час -- певуч!
Вариант 2
Земля, мягка ты для моей ступни,
И плоть твоя упругая тепла.
Люблю твои теперешние дни,
И то, чем ты века' назад была.
Люблю поля, где золотится рожь,
И силу необузданной реки,
Веселый ветер и шуршащий дождь,
И полночи безумные зрачки.
Люблю зарю, весь в пламени восток,
Седой туман, спускающийся с круч,
И певчей птицы звонкий голосок,
И силуэты плавающих туч.
Люблю лиловый ливень вдалеке,
Штриховку струй его по вечерам,
Люблю бродить в безлюдном сосняке,
Похожем на величественный храм.
Люблю лазурь небес над головой,
Люблю листву, и травы, и цветы,
Люблю, моя подруга, облик твой,
Лица родного милые черты.
Мятежный мир идёт своим путём,
Вводя во грех, соблазнами маня,
И если он исчезнет как фантом,
То это мало значит для меня.
О Хронос, победительный Титан!
Магическим лучом сияешь ты.
Нам каждый час тобой для пенья дан,
А жизнь -- для романтической мечты.
Оригинал
Archibald Lampman
AMOR VITAE
I love the warm bare earth and all
That works and dreams thereon:
I love the seasons yet to fall:
I love the ages gone,
The valleys with the sheeted grain,
The river's smiling might,
The merry wind, the rustling rain,
The vastness of the night.
I love the morning's flame, the steep
Where down the vapour clings:
I love the clouds that float and sleep,
And every bird that sings.
I love the purple shower that pours
On far-off fields at even:
I love the pine-wood duck whose floors
Are like the courts of heaven.
I love the heaven's azure span,
The grass beneath my feet:
I love the face of every man
Whose thought is swift and sweet.
I let the wrangling world go by,
And like an idle breath
Its echoes and its phantoms fly:
I care no jot for death.
Time like a Titan bright and strong
Spreads one enchanted gleam:
Each hour is but a fluted song,
And life a lofty dream.
===============================
По ст. Арчибальда Лэмпмена
Среди Проса
Восход... усыпала роса
траву полей окрестных.
Все в белых тучках небеса,-
в легчайших, бестелесных.
Они, сходясь и расходясь,
меняют силуэты.
Ах, тучки, как любили вас
старинные поэты!
Они сказали бы, что вы
словно овечки в поле,
среди небесной синевы
бродящие на воле;
что ветер ваш пастух поднесь,
а солнце ваш владетель...
А впрочем, тихо лёжа здесь,
я это сам заметил.
И вот -- веду ромашкам счёт
в лугах и рощах местных,
покуда ветер вас пасёт
в тиши полей небесных...
Оригинал
Archibald Lampman
AMONG THE MILLET
The dew is gleaming in the grass,
The morning hours are seven,
And I am fain to watch you pass,
Ye soft white clouds of heaven.
Ye stray and gather, part and fold;
The wind alone can tame you;
I think of what in time of old
The poets loved to name you.
They called you sheep, the sky your sword,
A field without a reaper;
They called the shining sun your lord,
The shepherd wind your keeper.
Your sweetest poets I will deem
The men of old for moulding
In simple beauty such a dream,
And I could lie beholding,
Where daisies in the meadow toss,
The wind from morn till even,
Forever shepherd you across
The shining field of heaven.
===============================
По ст. Арчибальда Лэмпмена
Апрель в Холмах
Как нынче божий мир хорош!
Всей грудью чистый воздух пьёшь;
Снега' сошли почти что сплошь,
Клочок найдёшь едва ли.
Высок и светел небосклон,
Лазурной влагой налит он,
И облака, белы как лён,
Плывут в небесной дали.
В низинах па'рит. Все подряд
Канавки, рытвины бурлят,
Потоки талые струят,
Журчат, разноголосны.
Полям привольным нет конца;
Отливом тусклого свинца
В холмах мерцают озерца,
Шумят, качаясь, сосны.
Вороны носятся гурьбой,
И жаворонки вперебой
Ликуют в выси голубой,
А вот на ветке голой
Крикливый поползень, смотри,
Повис, качаясь... снегири
Свистят на флейтах попурри
Для ласточки весёлой.
По этой мирной стороне
Я странствую как бы во сне,
Здесь узы, бывшие на мне,
Сама весна разъяла.
Простор манит меня вперёд,
Я окрылён, и в свой черёд
Стремлюсь душою в небосвод,
Где жизнь берет начало.
С землёю к жизни пробуждён,-
Я словно заново рождён,
Я с солнцем, с ветром обручён;
Взмывая птицей в бездну,
Я, суверен бессмертных дней,
Величу мир хвалой моей,
Пока в земле среди корней
Однажды не исчезну.
Оригинал
Archibald Lampman
APRIL IN THE HILLS
To-day the world is wide and fair
With sunny fields of lucid air,
And waters dancing everywhere;
The snow is almost gone;
The noon is builded high with light,
And over heaven's liquid height,
In steady fleets serene and white,
The happy clouds go on.
The channels run, the bare earth steams,
And every hollow rings and gleams
With jetting falls and dashing streams;
The rivers burst and fill;
The fields are full of little lakes,
And when the romping wind awakes
The water ruffles blue and shakes,
And the pines roar on the hill.
The crows go by, a noisy throng;
About the meadows all day long,
The shore-lark drops his brittle song;
And up the leafless tree
The nut-hatch runs, and nods, and clings;
The bluebird dips with flashing wings,
The robin flutes, the sparrow sings,
And the swallows float and flee.
I break the spirit's cloudy bands,
A wanderer in enchanted lands,
I feel the sun upon my hands;
And far from care and strife
The broad earth bids me forth. I rise
With lifted brow and upward eyes.
I bathe my spirit in blue skies,
And taste the springs of life.
I feel the tumult of new birth;
I waken with the wakening earth;
I match the bluebird in her mirth;
And wild with wind and sun,
A treasurer of immortal days,
I roam the glorious world with praise,
The hillsides and the woodland ways,
Till earth and I are one.
===============================
По ст. Арчибальда Лэмпмена
Лесные Мотивы
Ах, как птицы поют в гуще влажных лесов,
ах, как много расслышим мы здесь голосов:
сойка, зяблик, вьюрок, и довольно иных,
и все нотки
так чётки
у них.
Вот печалится дрозд. Всё его существо
изливается в том, что прошло для него;
воробей же трещит, от души веселясь,-
всё, мол, есть
только здесь
и сейчас!
И сияют цветы в чаще влажных лесов,
где кругом ни жилья, ни людских голосов,
и фиалок и лилий в тенистой глуши
лепестки
и листки
хороши!
Беззаботны и радостны, с разных сторон
там мелькают, белея, флажки анемон,
а вблизи водоема, печали дитя,
встал нарцисс,
глядя вниз
и грустя...
Оригинал
Archibald Lampman
FOREST MOODS
There is singing of birds in the deep wet woods,
In the heart of the listening solitudes,
Pewees, and thrushes, and sparrows, not few,
And all the notes of their throats are true.
The thrush from the innermost ash takes on
A tender dream of the treasured and gone;
But the sparrow singeth with pride and cheer
Of the might and light of the present and here.
There is shining of flowers in the deep wet woods,
In the heart of the sensitive solitudes,
The roseate bell and the lily are there,
And every leaf of their sheaf is fair.
Careless and bold, without dream of woe,
The trilliums scatter their flags of snow;
But the pale wood-daffodil covers her face,
Agloom with the doom of a sorrowful race.
===============================
По теме ст. Арчибальда Лэмпмена
Напутствие Снегу
Покончено с мартом. Его акварель
Подсушена ветром, иссякли дожди.
Тебя на прощанье целует апрель,
Ты больше не нужен, пора,- уходи.
Застенчивый друг наш, ты смог уберечь
Простые вещицы, что радуют нас.
Тебя отличало молчанье, не речь,
Должно быть, слова ты хранил про запас.
Теперь торопись по ложбинкам земли
Стекать ручейками с лугов и полей,
Беги из лесов, что никак не смогли
Тебя обеспечить защитой своей.
Последнею зимней дыша мерзлотой,
Без всякой дороги беги налегке,
Стремись сквозь сияющий свет золотой,
Сквозь заросли кедров к поющей реке.
Туда, к океану, отцу твоему,
Беги, ибо солнце пылает, лучась.
Ты с этой минуты земле ни к чему,
Счастливо, Бог помощь;
Прощай, в добрый час!
Оригинал
Archibald Lampman
GOD-SPEED TO THE SNOW
March is slain; the keen winds fly;
Nothing more is thine to do;
April kisses thee good-bye;
Thou must haste and follow too;
Silent friend that guarded well
Withered things to make us glad,
Shyest friend that could not tell
Half the kindly thought he had.
Haste thee, speed thee, O kind snow;
Down the dripping valleys go,
From the fields and gleaming meadows,
Where the slaying hours behold thee,
From the forests whose slim shadows,
Brown and leafless cannot fold thee,
Through the cedar lands aflame
With gold light that cleaves and quivers,
Songs that winter may not tame,
Drone of pines and laugh of rivers.
May thy passing joyous be
To thy father, the great sea,
For the sun is getting stronger;
Earth hath need of thee no longer;
Go, kind snow, God-speed to thee!
===============================
Из Арчибальда Лэмпмена
В Мае
Вчера я горевал...
Придёт
и завтра, может быть, тоска,
но нынче с места облака
снялись, плывут -- и вот --
смотри: ступает по меже
мужик с лукошком; пелена
сошла с холмов, река полна,
листва шумит уже.
Земля видна по самый край,
сплошным потоком льётся свет,
везде царит зелёный цвет
и куролесит май!
Напев желтушника* звенит...
Нежней нежнейшей флейты он,
и тая, этот чистый звон
уносится в зенит.
Пылит дорога вдалеке,
с черешен сыплются цветы,
и резкий ветер гнёт кусты
и вязы в лозняке.**
Лишь здесь движенья в этот день
нет никакого; здесь вокруг
благоуханный дышит луг...
молчанье, солнце, тень.
Вблизи малютки-ручейка,
бегущего лощиной вниз,
фиалки стайкой собрались,
и зыблются слегка.
Сверкают лужи вдоль ручья,
а над метёлками травы
мелькают ласточки, резвы...
Здесь забываю я
весь мир, всё сонмище
его
былых невзгод, грядущих бед
на миг -- один за столько лет --
миг счастья моего!
Вариант 2
Я прошлой ночью горевал...
Придёт
Ко мне и завтра, может быть, тоска,
Но посмотри! сегодня облака
Пустились над равниною в полёт.
Вот сеятель шагает бороздой,
Развеявшись, туман сошел с холмов,
Бурлит река, чье русло до краёв
Холодною наполнено водой.
Зеленый глянец на любом листе
Наводит, торопясь, художник-май,
И в ясном далеке небесный край
Проводит ровно по земной черте.
Как весел день! Желтушники* поют
Зазывно, нежно, вроде флейт живых;
Есть в горлышке бубенчики у них,
Они то позвенят, то вновь замрут.
Дорога... пыль клубится вдалеке.
Качаясь, вишни облетают там,
И ветер вязы ворошит, а сам
Как сорванец, скрывается в леске.
Но здесь, где я сейчас, движенья нет,
Здесь лишь покой, лишь море трав вокруг,
Благоухающий цветущий луг,
Сквозная тень и бесконечный свет.
Вот скромный ручеек, журчащий близ:
Он, подбегая, льнёт к ногам моим.
Цветы фиалок клонятся над ним
Покачиваясь, глядя сверху вниз.
Вот ласточки мелькают; из ручья
Пьют на лету касатки, и, резвы,
Проносятся над зеленью травы...
Здесь беззаботно отдыхаю я.
Былое горе -- я забыл его,
И пусть беда придёт еще не раз,
Мне всё же дан сегодня этот час,
Волшебный час блаженства моего!
-------------------------------------
От переводчика:
* желтушник или боболинк: американская птичка, м.б. похожа на воробья,
или скворца, или вьюрка; известна красивым пением.
** лозняком называются ивовые заросли.
-------------------------------------
Оригинал
Archibald Lampman
IN MAY
Grief was my master yesternight;
To-morrow I may grieve again;
But now along the windy plain
The clouds have taken flight.
The sowers in the furrows go;
The lusty river brimmeth on;
The curtains from the hills are gone;
The leaves are out; and lo,
The silvery distance of the day,
The light horizons, and between
The glory of the perfect green,
The tumult of the May.
The bobolinks at noonday sing
More softly than the softest flute,
And lightlier than the lightest lute
Their fairy tambours ring.
The roads far off are towered with dust;
The cherry-blooms are swept and thinned;
In yonder swaying elms the wind
Is charging gust on gust.
But here there is no stir at all;
The ministers of sun and shadow
Horde all the perfumes of the meadow
Behind a grassy wall.
An infant rivulet wind-free
Adown the guarded hollow sets,
Over whose brink the violets
Are nodding peacefully.
From pool to pool it prattles by;
The flashing swallows dip and pass,
Above the tufted marish grass,
And here at rest am I.
I care not for the old distress,
Nor if to-morrow bid me moan;
To-day is mine, and I have known
An hour of blessedness.
===============================
По стихотв. Арчибальда Лэмпмена
В Пути, Вариант 1
О страна, где неведомы бури,
где предвечные воды хранит
ясный купол небесной лазури
и незыблемо-твердый гранит.
Здесь озёра, звучащие хором,
как и дали равнин, холодны,
и плывут над бескрайним простором
облака незакатной весны.
Полюби ее скромный гербарий:
анемоны неброский цветок,
или звезды лесных сангвинарий*
где в сердечке горит фитилёк.
Ее солнечный луг медоносен,
плуга вовсе не знают поля,
и древнейшими рощами сосен
меж холмами покрыта земля.
И по праву рожденья при этом
она всем своим детям дана.
Ясновидцам, пророкам, поэтам --
им издревле известна она.
Затерявшийся в здешних пределах,
плещет Истины вечный родник
для безусых, для старых и зрелых,
всех, кто в эти просторы проник.
Их она и сегодня, как прежде,
к созерцанию манит... и вот
в невесомой прозрачной одежде
к ним её Королева плывёт.
О богиня охоты, царица,
в чьей прическе аграф золотой,-
лишь тому она сможет открыться,
кто был смолоду дружен с мечтой.
Может статься, её он увидит
в ту благую минуту, когда
она к тёмному берегу выйдет,
где недвижно застыла вода.
И пригрезится взору поэта
на заре в заповеданный час
быстрый промельк ее силуэта
и мерцанье загадочных глаз.
По стихотв. Арчибальда Лэмпмена
В Пути, Вариант 2
Страна, где неведомы бури,
где вечные воды хранит
завеса небесной лазури
и неколебимый гранит.
Где ходит волна по озёрам
где дали свежи, холодны,
и ветер гуляет простором
её незакатной весны.
Люби ее скромный гербарий:
простой анемоны цветок
и звезды лесных сангвинарий*
где в центре горит фитилёк.
Любой ее луг медоносен
И плуга не знают поля,
И древними рощами сосен
В ложбинах покрыта земля.
Она нашим детям при этом
По праву рожденья дана.
Пророкам, провидцам, поэтам
Издревле известна она.
Затерянный в здешних пределах,
Бьёт истины вечный родник
Для юных, для старых и зрелых,
Кто в эти просторы проник.
Она и сегодня, как прежде
сладка отрешеньем... и вот
в своей невесомой одежде
её Королева идёт.
Богиня охоты, царица
С подвязанной прядью густой,-
Лишь тем она сможет открыться,
Кто смолоду дружен с мечтой.
Быть может, ее он увидит
в минуту заката, когда
на берег с зарей она выйдет,
где тихая плещет вода.
Быть может во время рассвета
Пригрезится в сумрачный час
Виденье ее силуэта,
Мерцанье таинственных глаз.
По стихотв. Арчибальда Лэмпмена
В Пути, Вариант 3
О, этот край не знает гроз и бури,
Но воды и луга его хранит
Прозрачный свод сияющей лазури
И вечных стен незыблемый гранит.
Все голоса звучат согласным хором
В необозримой сказочной стране,
Гуляет ветер по ее просторам,
И нет конца благой ее весне.
Здесь средь соцветий ветреницы нежной
Лесная сангвинария* с зарёй
Слегка приподнимает белоснежный,
Янтарный в сердцевинке венчик свой.
Здесь никому не ведомы границы
Еще никем не паханой земли,
Где древних сосен тёмные станицы
Гряду холмов пологих облекли.
Невольно этот край в себя вбирали
Мы, и за нами наши малыши.
Его провидцы и поэты знали
Блуждая здесь в нетронутой глуши.
Взыскующие истины в пустыне
Хотели здесь пристанище найти
Перед подъемом к жизненной вершине,
Венчающей земные их пути.
Здесь и теперь мы можем отрешиться
От суеты людской; здесь в полумгле
Охотница, бессмертная царица
Легко ступает по своей земле.
Куда она пойдет, откуда снидет
В блестящей диадеме золотой,
Лишь тот в вечерних сумерках увидит,
Кто от рожденья обручен с мечтой.
Ее густые вьющиеся пряди
Заметит он, когда она пройдёт,
Бесчувственна, ни на кого не глядя,
В тени, у глади неподвижных вод.
В сосновой тихо ропщущей аллее
Еще увидит он в последний раз
Ее лицо, ночной луны бледнее,
С непостижимой тайной синих глаз.
-------------------------------------------------------
От переводчика:
* сангвина'рия: белый лесной цветок,
распространенный в Канаде
-------------------------------------------------------
Оригинал
Archibald Lampman
INTER VIAS
'Tis a land where no hurricane falls,
But the infinite azure regards
Its waters for ever, its walls
Of granite, its limitless swards;
Where the fens to their innermost pool
With the chorus of May are aring,
And the glades are wind-winnowed and cool
With perpetual spring;
Where folded and half withdrawn
The delicate wind-flowers blow,
And the bloodroot kindles at dawn
Her spiritual taper of snow;
Where the limits are met and spanned
By a waste that no husbandman tills,
And the earth-old pine forests stand
In the hollows of hills.
'Tis the land that our babies behold,
Deep gazing when none are aware;
And the great-hearted seers of old
And the poets have known it, and there
Made halt by the well-heads of truth
On their difficult pilgrimage
From the rose-ruddy gardens of youth
To the summits of age.
Now too, as of old, it is sweet
With a presence remote and serene;
Still its byways are pressed by the feet
Of the mother immortal, its queen:
The huntress whose tresses, flung free,
And her fillets of gold, upon earth,
They only have honour to see
Who are dreamers from birth.
In her calm and her beauty supreme,
They have found her at dawn or at eve,
By the marge of some motionless stream,
Or where shadows rebuild or unweave
In a murmurous alley of pine,
Looking upward in silent surprise,
A figure, slow-moving, divine,
With inscrutable eyes.
===============================
По ст. Арчибальда Лэмпмена
Любовная Песня
О ночь, приди!
Тоска в моей груди...
Приди скорей, я вся истомлена...
Как много их,
Минут для слёз моих,
Часов до благодетельного сна.
Приди скорей,
Секрет тоски моей,
Отчаянья души моей больной,-
Любви секрет,
Едва померкнет свет,
О ночь, открою я тебе одной.
Любовь... она
На радость всем дана,
Но нету в ней отрады для меня:
Из-за н е г о
Разбилась моего
Сердечка ненадежная броня.
Ночь, дай мне сил
Признаться, как мне мил
Тот, кто со мною дерзок и жесток.
Ах, был бы он
Хоть чуть в меня влюблён,-
Он так меня изранить бы не мог.
О ночь, приди!
Тоска в моей груди...
Приди скорей, я вся истомлена.
Как много их,
Минут для слёз моих,
Часов до благодетельного сна...
Оригинал
Archibald Lampman
A SONG
Oh night and sleep,
Ye are so soft and deep,
I am so weary, come ye soon to me.
Oh hours that creep,
With so much time to weep,
I am so tired, can ye no swifter be?
Come, night, anear;
I'll whisper in thine ear
What makes me so unhappy, full of care;
Dear night, I die
For love that all men buy
With tears, and know not it is dark despair.
Dear night, I pray,
How is it that men say
That love is sweet? It is not sweet to me.
For one boy's sake
A poor girl's heart must break;
So sweet, so true, and yet it could not be!
Oh, I loved well,
Such love as none can tell:
It was so true, it could not make him know:
For he was blind,
All light and all unkind:
Oh, had he known, would he have hurt me so?
Oh night and sleep,
Ye are so soft and deep,
I am so weary, come ye soon to me.
Oh hours that creep,
With so much time to weep,
I am so tired, can ye no swifter be?
===============================
Из Арчибальда Лэмпмена
Жизнь и Природа
Я прошел воротами в город
и не встретил в нем горожан.
Были двери церквей открыты,
и за каждой стенал орган.
Было слышно, как там молились.
Через окна и двери тёк
звук торжественных песнопений,
изливаясь на солнцепёк.
Мне почудилось -- это стоны
всех, кто стары, больны, одни,
и, страдальцы, в своих молитвах
о покое просят они.
Я бродил по городу долго,
повторяя, словно во сне,
"Жизнь, о Жизнь!"... -- это слово горьким,
безутешным казалось мне.
Я из города сквозь ворота
вышел, лёг на зелёный луг.
Колокольный звон я не слышал,
щебетали пташки вокруг.
На душистом лугу цветущем
я лежал, протянувшись в рост.
Осенял меня свежий тополь,
колыбельную пел мне дрозд.
Под высоким лазурным небом
я шептал тогда в тишине
"Жизнь, о Жизнь!"... -- это слово сладким
и отрадным казалось мне.
Оригинал
Archibald Lampman
LIFE AND NATURE
I passed through the gates of the city,
The streets were strange and still,
Through the doors of the open churches
The organs were moaning shrill.
Through the doors and the great high windows
I heard the murmur of prayer,
And the sound of their solemn singing
Streamed out on the sunlit air;
A sound of some great burden
That lay on the world's dark breast,
Of the old, and the sick, and the lonely,
And the weary that cried for rest.
I strayed through the midst of the city
Like one distracted or mad.
'Oh, Life! Oh, Life!' I kept saying,
And the very word seemed sad.
I passed through the gates of the city,
And I heard the small birds sing,
I laid me down in the meadows
Afar from the bell-ringing.
In the depth and the bloom of the meadows
I lay on the earth's quiet breast,
The poplar fanned me with shadows,
And the veery sang me to rest.
Blue, blue was the heaven above me,
And the earth green at my feet;
'Oh, Life! Oh, Life!' I kept saying,
And the very word seemed sweet.
===============================
Из Арчибальда Лэмпмена
Полночь
... Отсюда звёзды мне видны,
Здесь тенью к полу льнёт
В мерцаньи пасмурной луны
Оконный переплёт.
Снаружи только снег вокруг
Куда хватает глаз.
Не слышен ни единый звук.
Огонь в печи погас.
И вдруг... неукротим и дик,
В могильной тишине
Какой-то раздаётся крик,
В мозгу, внутри, во мне.
То не мужчина, не дитя,
Не женщина, не зверь,
Не ветер, что, гудя, свистя,
Расшатывает дверь.
Зачем я слышу вопли те,
Что значит этот бред?
От тяжких стонов в темноте
Мне избавленья нет.
Оригинал
Archibald Lampman
MIDNIGHT
From where I sit, I see the stars,
And down the chilly floor
The moon between the frozen bars
Is glimmering dim and hoar.
Without in many a peak;d mound
The glinting snowdrifts lie;
There is no voice or living sound;
The embers slowly die.
Yet some wild thing is in mine ear;
I hold my breath and hark;
Out of the depth I seem to hear
A crying in the dark;
No sound of man or wife or child,
No sound of beast that groans,
Or of the wind that whistles wild,
Or of the tree that moans:
I know not what it is I hear;
I bend my head and hark:
I cannot drive it from mine ear,
That crying in the dark.
===============================
Из Арчибальда Лэмпмена
Два стихотворения На Смерть Младенца
1. По стихотв. Арчибальда Лэмпмена
Белые Фиалки
День и ночь, луна и звёзды,
Тень и снова свет,-
Что мне в них, когда малютки
Здесь со мною нет.
Тельце мягкое в дремоте,
Ясные зрачки...
Его ручки, его ножки
Были как цветки.
Сколько б лет ни пролетело,
Ни промчалось дней,
Он всегда моим пребудет
В памяти моей.
Посадите у могилы,
Где его ковчег,
Эти белые фиалки,
Чистые как снег.
Будь его могила глубже --
Там, в сени берёз,
Я бы мог уснуть с ним рядом,
И не лил бы слёз.
-------------------------------------
От переводчика:
Белая фиалка - символ печали, смерти;
в то же время знак невинности и чистоты.
-------------------------------------
2. По мотиву Арчибальда Лэмпмена
Мы Тоже Уснём
Нет-нет, дитя,
боренья жизни огненной вокруг,-
они не повредят твой нежный дух,
его вражде и смуте сопричтя.
Ты участи земной не испытал,
малюткою в могилу заключён...
Пусть злые волны времени гранит
или металл
сотрут с земли -- ничто не причинит
тебе урон.
Немного лет
мы,-- плоть живая и смятенный ум,-
сумеем познавать нестройный шум
и хаос бытия, страстей и бед.
Когда же испытаем наконец
всё что могли -- настанет время тьмы.
Тогда и мы придём к тебе, малыш,
к тебе, птенец,
и погрузившись в вековую тишь,
уснём и мы.
Оригиналы
1. Archibald Lampman
WHITE PANSIES
Day and night pass over, rounding,
Star and cloud and sun,
Things of drift and shadow, empty
Of my dearest one.
Soft as slumber was my baby,
Beaming bright and sweet;
Daintier than bloom or jewel
Were his hands and feet.
He was mine, mine all, mine only,
Mine and his the debt;
Earth and Life and Time are changers;
I shall not forget.
Pansies for my dear one--heartsease--
Set them gently so;
For his stainless lips and forehead,
Pansies white as snow.
Would that in the flower-grown little
Grave they dug so deep,
I might rest beside him, dreamless,
Smile no more, nor weep.
2. Archibald Lampman
WE TOO SHALL SLEEP
Not, not for thee,
Belov;d child, the burning grasp of life
Shall bruise the tender soul. The noise, and strife,
And clamor of midday thou shalt not see;
But wrapped for ever in thy quiet grave,
Too little to have known the earthly lot,
Time's clashing hosts above thine innocent head,
Wave upon wave,
Shall break, or pass as with an army's tread,
And harm thee not.
A few short years
We of the living flesh and restless brain
Shall plumb the deeps of life and know the strain,
The fleeting gleams of joy, the fruitless tears;
And then at last when all is touched and tried,
Our own immutable night shall fall, and deep
In the same silent plot, O little friend,
Side by thy side,
In peace that changeth not, nor knoweth end,
We too shall sleep.
===============================
По мотиву Арчибальда Лэмпмена
Зимнее Одиночество
Городские башни на фоне
серовато-бледных небес.
В высоте лишь длинное облако
цвета созревшей ржи.
Вечереет; крепчает мороз;
но пейзаж еще не исчез,
И холмы в оливковой дымке
похожи на миражи.
Посреди огромной равнины
стою я, оцепенев.
Ветер мне обжигает щёки.
Почти темно.
Снег покрыла мелкая рябь,
образуя лепной рельеф,
Словно мрамором окаменело
морское дно.
Мир мистический и прекрасный
меня облёк,
И мне кажется, что такой
Снизошел на меня покой
Оттого, что я здесь предельно,
убийственно одинок.
Оригинал
Archibald Lampman
WINTER-SOLITUDE
I saw the city's towers on a luminous pale-gray sky;
Beyond them a hill of the softest mistiest green,
With naught but frost and the coming of night between,
And a long thin cloud above the colour of August rye.
I sat in the midst of a plain on my snowshoes with bended knee
Where the thin wind stung my cheeks,
And the hard snow ran in little ripples and peaks,
Like the fretted floor of a white and petrified sea.
And a strange peace gathered about my soul and shone,
As I sat reflecting there,
In a world so mystically fair,
So deathly silent -- I so utterly alone.
===============================
По стихотв. Арчибальда Лэмпмена
С Приходом Ночи с англ.
О, как вы нас томили днём,-
Сомненья, страсти, слёзы, страх,
Скудельный сотрясая дом --
Наш бедный смертный прах...
Но там, где в райские поля
Спускается благая ночь,
Где звезды, небо и земля --
Вам места нету: прочь!
Оригинал
Archibald Lampman
WITH THE NIGHT
O doubts, dull passions, and base fears,
That harassed and oppressed the day,
Ye poor remorses and vain tears,
That shook this house of clay:
All heaven to the western bars
Is glittering with the darker dawn;
Here with the earth, the night, the stars,
Ye have no place: begone!
===============================
По канве стихотв. Арчибальда Лэмпмена
Абу Миджан
В жаркий полдень под оливой, свесив голову на грудь,
Он присел, отважный воин, не затем, чтоб отдохнуть:
После шумных возлияний всё еще немного пьян,
Крепко к дереву привязан славный муж Абу Миджан.
Он в досаде, в раздраженьи изворочался кругом,
Слыша звон мечей и копий, недалекой битвы гром.
И сжимая хищно пальцы, словно в них какой трофей,
Он стопами роет землю, он ложбинку сделал в ней.
И пока он так ярился, дёрн пятами бороздя,
Показалась, вся в тревоге, госпожа, жена вождя.
Вот герой, стыдясь участья во вчерашнем кутеже,
Обратился, умоляя, к сердобольной госпоже.
" Госпожа, идет сраженье, враг отважен и силён,
Но Абу Миджан в оковах, здесь сидит без дела он.
Послужил бы я эмиру, лишь освободи меня,
Дай мне щит и меч Саада, приведи его коня.
Я, наверное, погибну; а останусь невредим,-
Я клянусь тебе Аллахом, что вернусь к цепям моим."
Отказать в подобной просьбе не могла ему она,
И герой помчался в битву, погоняя скакуна.
Битва кончилась победой. Боевой удаче рад,
За вечернею трапезой говорил жене Саад,
Что какой-то мощный всадник за собой повел войска,
И что им пришлось бы худо без поддержки чужака:
Окрылил он правоверных, и они забыли страх,
Не иначе, то был ангел, и его послал Аллах.
Тут поведала супруга, как Абу Миджан с мольбой
Обратился к ней, и клялся воротиться, кончив бой.
В сад спустился полководец. Там сидел Абу Миджан:
Муж, прикованный к оливе, был в крови от многих ран.
Отвязал его, и руку протянул ему Саад.
-- Пей, сказал он, сколько хочешь, всё тебе простится, брат;
Предаю тебя Аллаху. И склонясь, сахаб* изрЕк:
-- Я, служа земным владыкам, пил вино бы целый век.
Но уверовав в Аллаха, в благость божия суда,
Присягаю, что отныне пить не стану никогда!
-------------------------------------
От переводчика, по книге Саймона Окли (Simon Ockley) "История Сарацин" и др. источникам.
Герой стихотворения Абу Миджан -- арабский поэт и воин 7-го в. Он участвовал в арабском
завоевании Ирана. Отличался неумеренным употреблением вина, и даже приняв ислам,
не отказался от своей страсти к винопитию, что, вообще говоря, строго запрещено правоверным.
Более того, в своих стихах он оспаривал запрет на алкоголь. Он писал: "Когда я умру, похороните
меня в корнях виноградной лозы, чтобы виноградный сок мог питать мои кости."
Вот как передает этот же сюжет один из участников Исламского Форума
http://asar-forum.com/viewtopic.php?t=12194
AbdulMalik 05,13 окт 2012, 20:56
«Ассаляму алейкум. Хочу рассказать вам... историю про сподвижника Пророка мир ему по имени
Абу Михджан...
Этот сахаб* страдал от пристрастия к вину. Его приводили и пороли, снова приводили и снова
пороли, но он знал, что эта проблема не освобождает его от обязанностей в делах своей религии
и её защиты. Так, он выступил вместе с мусульманами в поход... как воин, стремящийся
к мученичеству на поле боя. В Кадисии** он был доставлен к командующему армией амиру
Сааду бин Аби Ваккасу за то, что пил вино. Саад заключил его под стражу, чтобы очистить ряды
мусульман от такого человека. Это заточение было очень тяжёлым наказанием для Абу Михджана,
так как он слышал звуки сражения, ломающиеся копья и ржание боевых лошадей, и он знал, что
врата Рая открыты и стремление к джихаду переполнило его.
Он обратился к жене Саада бин Аби Ваккаса со словами: «Отпусти меня! Клянусь Аллахом, если я
останусь жив, то вернусь и сам вложу свои ноги в эти оковы, а если я погибну, то вы избавитесь от
меня!». Она сжалилась, видя его тоску к сражению, и отпустила его. Он вскочил на лошадь Саада,
... схватил копьё и помчался в гущу сражения, рассекая вражеские ряды и разбивая их отряды.
Саад, наблюдавший за полем битвы, был удивлён... . Когда враг был повержен, Абу Михджан
вернулся и вложил свои ноги обратно в оковы. Жена Саада рассказала ему... про поступок
Абу Михджана, и Саад бин Аби Ваккас, да будет доволен им Аллах, был восхищен этим человеком,
его рвением в служении Исламу и тоской по джихаду.
Саад сам пришёл к этому постоянно пьющему человеку, собственноручно освободил его от оков,
и сказал: «Вставай! Клянусь Аллахом, я больше никогда не буду наказывать тебя за употребление
вина!». Абу Михджан ответил: «Клянусь Аллахом, я больше никогда не выпью вина!»....»
Абу Миджан стал также героем баллады шотландского поэта Дж. МакДональда (George MacDonald):
http://www.online-literature.com/george-macdonald/3571/
и стихотворения американца Юджина Филда (Eugene Field ):
http://www.best-poems.net/eugene_field/abu_midjan.html
* Саха'б - сподвижник пророка Мухаммеда, уверовавший в него и принявший ислам.
Поначалу сахабами называли тех, кто непосредственно участвовал в военных походах
пророка и составлял наиболее надёжную часть мусульманской армии.
** Битва при Кадисии (в центре современного Ирака) 636 года - решающее сражение между
арабами-мусульманами и армией государства Сасанидов во время арабского завоевания Ирана.
Численность иранской армии оценивается приблизительно в 40 тыс. человек; ее мощь усиливали
30 боевых слонов. Со стороны арабов персам противостояли от 25 до 30 тыс. воинов под началом
Саада ибн Абу Ваккаса. Тяжелая многодневная кровопролитная битва закончилась победой арабов.
Оригинал
Archibald Lampman
ABU MIDJAN
Underneath a tree at noontide
Abu Midjan sits distressed,
Fetters on his wrists and ancles,
And his chin upon his breast;
For the Emir's guard had taken,
As they passed from line to line,
Reeling in the camp at midnight,
Abu Midjan drunk with wine.
Now he sits and rolls uneasy,
Very fretful, for he hears,
Near at hand, the shout of battle,
And the din of driving spears.
Both his heels in wrath are digging
Trenches in the grassy soil,
And his fingers clutch and loosen,
Dreaming of the Persian spoil.
To the garden, over-weary
Of the sound of hoof and sword,
Came the Emir's gentle lady,
Anxious for her fighting lord.
Very sadly, Abu Midjan,
Hanging down his head for shame,
Spake in words of soft appealing
To the tender-hearted dame:
'Lady, while the doubtful battle
Ebbs and flows upon the plains,
Here in sorrow, meek and idle,
Abu Midjan sits in chains.
'Surely Saad would be safer
For the strength of even me;
Give me then his armour, Lady,
And his horse, and set me free.
'When the day of fight is over,
With the spoil that he may earn,
To his chains, if he is living,
Abu Midjan will return.'
She, in wonder and compassion,
Had not heart to say him nay;
So, with Saad's horse and armour,
Abu Midjan rode away.
Happy from the fight at even,
Saad told his wife at meat,
How the army had been succoured
In the fiercest battle-heat,
By a stranger horseman, coming
When their hands were most in need,
And he bore the arms of Saad,
And was mounted on his steed;
How the faithful battled forward,
Mighty where the stranger trod,
Till they deemed him more than mortal,
And an angel sent from God.
Then the lady told her master
How she gave the horse and mail
To the drunkard, and had taken
Abu Midjan's word for bail.
To the garden went the Emir,
Running to the tree, and found
Torn with many wounds and bleeding,
Abu Midjan meek and bound.
And the Emir loosed him, saying,
As he gave his hand for sign,
'Never more shall Saad's fetters
Chafe thee for a draught of wine.'
Three times to the ground in silence
Abu Midjan bent his head;
Then with glowing eyes uplifted,
To the Emir spake and said:
'While an earthly lord controlled me,
All things for the wine I bore;
Now, since God alone shall judge me,
Abu Midjan drinks no more.'
===============================
Арчибальд Лэмпмен
- Золотая Осень -
Год подошёл к пределу своему,
его зеницы вспять обращены.
Дни детства вспоминаются ему,
и юности обманчивые сны.
Но время нанесло туман густой,
сплело над головой его навес:
янтарный, бурый, медный, золотой,
листвою осыпающийся лес.
Старик не знает, веки опустив
и задремав под лепет родника,
что, непреоборимы как прилив,
на штурм идут полярные войска,
и ветер налетает на холмы,
звеня во мраке копьями зимы.
От переводчика.
Вариация на тему сонета А. Лэмпмена
- Золотая Осень -
Седому году скоро выйдет срок,
и он глядит назад, впадая в детство.
Он ничего не заготовил впрок,
и промотал последнее наследство.
Несбывшиеся юности мечты --
теперь лишь облака на небосклоне,
и падают кленовые листы
в его, уже бессильные, ладони.
Над ним цветной узорчатый навес,
блеск янтаря, сияние багрянца,
а вкруг него -- огнём объятый лес,
безумие языческого танца.
Звенит листвы рассыпчатая медь,
кустарники покрыла шкура лисья,
и год-старик мечтает замереть,
уснуть, зарыться в золотые листья.
Слеза из-под полузапавших век,
искрясь, застыла на его реснице.
А лес плывёт как расписной ковчег,
чтоб у гряды холмов остановиться.
Журчит ручей. И дремлет старый год
среди лесных яруг, лощин и топей,
покуда Север воинство ведёт,
и ветер свищет в древках льдистых копий.
Оригинал
Archibald Lampman
INDIAN SUMMER
The old grey year is near his term in sooth,
And now with backward eye and soft-laid palm
Awakens to a golden dream of youth,
A second childhood lovely and most calm,
And the smooth hour about his misty head
An awning of enchanted splendour weaves,
Of maples, amber, purple and rose-red,
And droop-limbed elms down-dropping golden leaves.
With still half-fallen lids he sits and dreams
Far in a hollow of the sunlit wood,
Lulled by the murmur of thin-threading streams,
Nor sees the polar armies overflood
The darkening barriers of the hills, nor hears
The north-wind ringing with a thousand spears.
===============================
===============================
===============================
===============================