Суворов и король Станислав

Александр Костерев
3 мая 1791 года за два месяца до заключения русско-турецкого мира в Яссах поляки, в союзе с Пруссией, произвели переворот, изменивший государственное устройство Польши. Станислав Понятовский становился наследственным королем. Право свободного «вето» и право конфедерации были уничтожены. В свое время, по настоянию Фридриха II, Россия заключила с Польшей договор, по которому обязывалась не допускать никаких перемен в государственном устройстве Речи Посполитой. В то время и России, и Пруссии выгодны были шляхетские разборки в сейме и избирательный характер королевской власти в Польше. Переворот, произведенный партией Станислава Понятовского, явился прямым вызовом русскому правительству. Разобравшись с Турцией, Россия ввела свои армии в Польшу, чтобы уничтожить конституцию 3 мая. Польша в кратчайшие сроки была опять завоевана, и в 1793 году произошел второй ее раздел между Россией и Пруссией. Россия получила Волынь и Подолию. Пруссия отхватила себе остальную часть Великой Польши: Данциг, Торн, Калиш и другие города. Польша была низведена на степень зависимого государства. Король Станислав Понятовский не имел права держать более 15.000 войска и без согласия России не мог объявлять войны.
В следующем, 1794 году польский мятеж возглавил Тадеуш Костюшко, связанный с французским революционным правительством и распространявший прокламации, гласившие, что он, с помощью французов, турок, датчан и шведов, надеется освободить Польшу. Страсти разгорались, Екатерина отправила своим генералам в Польше письмо: «Посылаю вам две силы: армию и Суворова».
Великий полководец провел в Польше ряд блестящих военных операций и в кратчайшие сроки взял штурмом неприступную крепость Прагу. Как только в Варшаве узнали о падении Праги, среди польских командиров началась паника. Все боевые операции в Польше отличались необычайной кровопролитностью, но Суворов оправдывал эти жестокости тем, что «одним ударом приобрел мир». Победы Суворова привели к третьему разделу Польши, в результате которого Польша была стерта с карты европейских государств.
10 ноября 1794 года Суворов занял Варшаву и реляцией за №57 сообщил генерал-аншефу князю Н. В. Репнину: «Кампания кончена, Польша обезоружена. Инсургентов нет! Их оставалось больше 20 000 и около 80 пушек. Частью они рассеялись, но превосходною положили ружье и сдались с их генералами без кровопролития».
В именном высочайшем указе, данном Военной коллегии 24 ноября 1794 г., значилось: «В воздаяние ревностной службы Нашего Генерала графа Александра Суворова - Рымникского, мужественных подвигов и отличных заслуг , наипаче же в благополучном и славном окончании кампании нынешнего года против мятежников польских, увенчанной взятием приступом сильно укрепленного предместья Праги, покорением оружию нашему польского столичного города Варшавы и, наконец, разрушением всех польских войск и всего мятежнического их ополчения всемилостивейше пожаловали мы в 19-й день сего ноября его, графа Суворова-Рымникского, нашим генералом-фельдмаршалом».
По третьему разделу Россия отошли Литва и Курляндия, Пруссия утвердила свою восточную границу на Висле, присоединив к себе Мазовию с Варшавой, Австрии достались южные польские области с городами Краков, Люблин, Сандомир. При салюте в 201 выстрел Екатерина провозгласила в Петербурге тост в честь фельдмаршала Суворова и послала ему фельдмаршальский жезл и письмо, в котором было написано: «Взятием Варшавы вы сами себя сделали фельдмаршалом».
Взятие Суворовым Варшавы решило не только жребий Польши: революционное правительство, образовавшееся 28-го мая 1794 года и не оставившее даже тени власти королю Станиславу-Августу Понятовскому, перестало существовать. Казалось бы, король снова вступал во все свои права, но третий, последний раздел Польши уже считался делом решенным, — страна исчезала с карты Европы и вместе с ней исчезал польский король: оставался Станислав Август Понятовский, живой образ развенчанного величия, возбуждающий если не жалость, то участие.
Отвечая Станиславу на письмо, императрица Екатерина, между прочим, выражалась, что известия об опасностях, которым подвергался король в Варшаве «среди разнузданного народа варшавского, заставляют меня желать, чтоб ваше величество как можно скорее переехали из этого виновного города в Гродно». Итак, развенчанному польскому величеству оставалось только покориться выпавшему жребию — покинуть блестящую столицу, обращавшуюся в прусский провинциальный город, и удалиться в чужую, хотя и очень близкую землю, в чужой еще недавно польский, a теперь русский город. Нелегок был для Станислава-Августа этот переезд, медленно и неохотно собирался он в дорогу. Узнав о новом разделе Польши, король в разговоре с бароном Ашем, управлявшим его дипломатическими делами, сказал, что в таком случае он лучше согласится отречься от престола и провести остаток жизни в Риме. Аш отвечал, что отречение в его королевской власти и что его величество может устроить это дело в Гродно. Король обратился к Суворову и представил дело так, что ему не с чем выехать, не чем расплатиться с долгами, вознаградить своих слуг, обеспечить судьбу родных; но и фельдмаршал указывал ему на ту же Гродно, где, но словам его, обо всем этом позаботятся.
Энгельгардт, автор любопытных записок, свидетель знаменательных событий, происходивших в это время в Варшаве, приводит некоторые факты, по которым можно заключить, что фельдмаршал-победитель относился к развенчанному королю с почтительной деликатностью. «Мир, тишина и спокойствие» — были первые слова, которыми встретил Суворов (сидя в палатке, разбитой в опрокинутом пражском ретрашаменте и на деревянном отрубке вместо стула) варшавских депутатов; последние, обласканные и очарованные приемом, возвратились в столицу Польши, и слова: «Покой! Покой!» вместе с приветствиями императрице и Суворову, громко и торжественно произносились народом, всего менее дорожившим благами наступившего покоя.
Высочайшим рескриптом от 21 ноября Суворов был извещен о назначении Гродно местопребыванием Станиславу-Августу. 2 декабря литовский генерал-губернатор Репнин спрашивал фельдмаршала, когда он думает отправить короля из Варшавы и какие, при этом, предполагает сделать распоряжения; но Суворов предупредил Репнина следующим письмом от 3 декабря: «Милостивый государь мой, князь Николай Васильевич! Вследствие всевысочайшего ее Императорского величества повеления касательно перевезения короля польского из Варшавы в Гродно, немедленно приступлю я к выполнению; a потому, вашему сиятельству сообщая, покорнейше прошу, для принятия его в Гродно, взять свои меры. И как для проезду нужно поставить, по недостатку обывательских, от войск команды моей отсюда до Бельска на каждой (станции) по 80-ти человек; от оного ж до Гродно Ваше сиятельство не оставьте то (также) учинить с вашей стороны. Имею честь быть и пр. Граф Александр Су воров-Рымникский». Провожать короля до Гродно фельдмаршал назначил генерала Тормасова. Высочайшее повеление о принятии и о водворении короля польского на жительство в Гродно, данное князю Репину, состоялось 23 ноября.
Все распоряжения делались от имени фельдмаршала Суворова. Маршрут этот — обычный путь, которым всегда отправлялся в Гродно последний король польский. На каждой из этих станций должны были находиться: штаб и обер-офицер, эскадрон Изюмского легко-конного полка и 30 человек казаков, для конвоя и караула; казаки должны были ехать впереди королевской кареты, эскадрон конницы — позади ее, а офицеры по обеим сторонам, с боков. Бенингсон должен был встретить короля в Воишках и сопровождать его со всеми почестями, кроме пушечной пальбы, до Букштеля.
В Варшаве, между тем, шли переговоры между королем и фельдмаршалом Суворовым (желавшим сбыть поскорее с рук первого) о времени окончательного выезда: один желал оттянуть его, другой — ускорить; Суворов настаивал на 21 декабря, Понятовский — на 26 декабря, на котором, наконец, стороны и остановились. «Его величество король польский, писал фельдмаршал Суворов Репнину от 20 декабря, по причине, что экипажи не могут быть ближе готовы исправлением, изволит предпринять путь свой в Гродно 27-го сего месяца».
В первый день нового 1795-го года, в понедельник, в исходе 12-го часа пополудни, король Станислав-Август прибыл в Гродно и расположился в приготовленном для него дворце. Русскому правительству содержание бывшего польского короля обходилось в копеечку —  ежемесячно 11 тысяч червонцев, или 33 тысячи рублей серебром.  По тогдашней ценности серебряного рубля Станислав Понятовский мог жить с царскою пышностью: он получал гораздо более, чем будучи настоящим королем. Правда, потом, как увидим, он постоянно канючил, выпрашивал денег; но финансовое положение его было, действительно, не завидным: кругом в долгах, почти нищим въехал в Россию король Польский.
Но выплатами русского правительства Понятовскому дело не ограничивалось. По сохранившимся письменным свидетельствам польское государство не в состоянии было дать назначенного им же самим содержания своему последнему королю. При этом Станислав-Август, находил удобным просить русского фельдмаршала Суворова, распоряжавшегося Варшавой, об уплате ему польских государственных недоимок, следуемых из коронного казначейства.
Вот что отвечал на эту просьбу Суворов по-французски письмом от 22 марта 1795 года:
«Государь! Льщу себя надеждою, что ваше величество удостоите оказать мне справедливость в том, что все ваши желания, на сколько это от меня зависит, были бы предупреждены; но, когда они такого рода, как уплата недоимки в 1430000 флоринов, которые ваше величество требуете из коронного казначейства, — это уже не зависит от моего распоряжения и может быть исполнено лишь во высочайшей воле ее Императорского величества. Что касается до меня, кроме военных, в другие дела я не вмешиваюсь и даже не имею права ходатайства в деле, чисто финансовом. Граф Александр Суворов-Рымникский».
25 ноября 1795 года в день именин российской императрицы Станислав Август Понятовский в Гродно подписал акт отречения от престола Речи Посполитой. Последние годы жизни провёл в Санкт-Петербурге, где внезапно скончался 12 февраля 1798 и был похоронен с королевскими почестями в храме святой Екатерины Александрийской на Невском проспекте. Перезахоронен в Польше.