- Сыночка, сына,
золотые глазки,
не вой,
не ной,
не плачь,
не хнычь.
За окном рябина,
на рябине сказки
ухает сыч.
- Мама, я не знаю,
не разбираю,
что за сказки…
Мамочка, мне больно,
я таю,
исчезаю,
и глазки красные…
- Мамочка слышит,
всё перескажет,
всё объяснит,
что ухнет сычик,
пернатый сказочник,
старый лесовик.
Сыночка, сына,
золотые глазки,
ушки навостри.
Только на маму,
славный, ласковый,
смотри, смотри.
- Мамочка, больно,
страшно,
чего, не пойму…
- Только не вой ты,
только не плачь ты,
дай обниму.
Как твои ушки,
готовы ли, лохматый мой?
Значит, слушай.
Жила-была девушка
с отцом да матерью.
Как говорят, пастушка.
Наряжалась
на заре
за речку,
выпасать
по зелён-траве
овечек…
- А овечки бе-е, бе-е,
да, мамочка?
- А овечки прыгают, бегают,
блеют, верно, лапочка…
Ишь, забилось сердечко.
Нравится, гляжу, про овечек.
Раз гуляла пастушка
с барашками
на зелёной опушке
леса страшного…
- Страшного, мама! Страшного!
Только не спрашивай…
Словно меня он хватает лапами,
цапает…
- Гуляла, да пела,
да песни всё глупые.
Про любовь - одно дело,
другое - что грубые.
Весёлые пела,
да стыдные.
Всё равно ж никого
не видно ей.
Ни ребёнка, ни старика,
ни женщины, ни мужчины.
Только вдали река,
да на опушке осины.
Пела, сама смеялась,
сама собой любовалась.
А сердечко всё билось, билось,
будто уже и влюбилась…
- А овечки, мама? Бегали?
- О них и забыла, о бедных-то,
устроила пляски…
Что, золотые глазки?
Нравится? Дальше?
- Да, про барашков.
- А к барашкам из леса волк.
А волк-то зубами щёлк.
Девчонку за юбку-то хвать -
и поволок.
Поминай как звать.
- А как её звать?
- Мамой, сынок…
- Мама… Это
не сыч
на рябине.
Это луна, мам!
Страшная, круглая…
- Сыночка, сына!
… Не отдам.