(Продолжение книги)
...Учителя иностранного языка часто менялись, бывало, и в ходе учебного года, так что кого-то могу не вспомнить по имени-отчеству. Изучали мы только немецкий и то через пень-колоду. Учителей в районе не хватало, и из Карпогорского Управления образования пристраивали «хорошистов» после окончания средней школы, присылали молодых выпускников педучилищ. Так появилась приезжая учительница по химии Алевтина Ивановна Соколова, застенчивая, симпатичная. Она позднее выйдет замуж за Василия Ситникова, приятеля моего старшего брата, тоже Николаевича, и останется в Пиринеми. Получит заочно высшее образование, воспитает детей. Павел Алексеевич Попов, отец одноклассника Саши Попова, работал в школе учителем по труду и физкультуре, он водил нас на лыжах в район Горелого за Солковом и учил строгать. Пелагея Яковлевна, Сашина мать, математик. По этому предмету я тоже преуспела, в чём, несомненно, заслуга принципиального учителя. Пелагея Яковлевна запомнилась строгой, объясняла материал доходчиво. Мои родители говорили, что собирались породниться с Поповыми – папа с Павлом Алексеевичем на праздниках обращались друг к другу не по имени-отчеству, а по воинским званиям, обнимались и дружески хлопали друг друга по плечам. Саша в самом деле оказывал мне знаки внимания, какие только можно оказывать в нашем возрасте, писал записочки «ты мне нравишься», тайно передавал их, но я была непреклонна, дразнила парня «попиком» и не оставляла никакой надежды на взаимную симпатию очень даже симпатичному и доброму мальчишке-«хорошисту». Кто же мог тогда подумать, что капризная кокетка-зазнайка ни во что не ставит будущего дипломированного военного, настоящего столичного полковника?! В их семье, кроме Саши, подрастали сёстры Катя и Галя, братья Серёжа и Вася. Детвора бегала по полям Горы на берег, до посинения купалась в реке Пинеге. В стихотворении «Будем жить!» я с теплом вспоминаю детскую «крикливую ватагу», которая «верещит, летя к реке, с безудержной плескаться тягой, рука в руке…».
Помню анекдотичный случай, как кто-то из мальчишек перед прыжком в воду с бона крикнул: «Последний раз ж… напоказ!» – и нырнул. На смех или грех зацепился трусами за крюк под боном и в самом деле показал ребятне пятую точку. Было смеху на берегу! Но могло быть и не до смеху. Река Пинега коварна, дно обманчиво, детская отвага опасна: на глубине реки утонул школьник Юра Капшин, брат одноклассника Коли, отважившись, со слов ребят, переплыть на другой берег.
Дважды и я, лет десяти от роду, чуть не захлебнулась. Купались мы как-то с ребятами летней порой под Веселовым ручьём. Уселась я, озорствуя, верхом на два бревна, сцепила их ногами, а течение возьми да и понеси «искусственный плот» на глубину. Я помню, как стала клониться на спину между брёвен, а те неумолимо начали сходиться надо мной. И то состояние испуга не стёрлось во времени. Если бы сестра Таня чудом не заметила мою беду, не подоспела вовремя и не вытащила меня на берег… Выходит, я обязана сестре жизнью.
Ещё одно неудачное купание случилось «на песке» за Пошехоньем, куда все деревенские ходили в летнюю жару загорать и купаться. Берег и дно реки там песчаные, и считалось, что в этой зоне не так глубоко и опасно, как на каменистом Авторыгине. Мы с ребятами ныряли с бонов почти на середине реки. А когда поплыли к берегу, я попала в застругу и чуть не захлебнулась. Кое-как, барахтаясь, как мышь в известной притче, одолела-таки глубину и нащупала ногами дно. Подскоком, бултыхаясь, с трудом добралась до мели и берега. Плавать-то я не умела, только создавала видимость «по-собачьи»! Да так и не научилась – даже в бассейне боюсь глубины.
Молодой учительницей по истории и географии пришла в класс Галина Климовна Енина, старшая сестра моей одноклассницы и подруги Оли Ушаковой из Кочмогоры. Помню её стройной и требовательной, с высокой причёской, модной по тому времени. Она единственная из учителей курила. Тогда это воспринималось отрицательно – курящих женщин осуждали. Судьба у Галины непростая – погибла, когда жить бы да жить, нянчить внуков двоих сыновей. Помню, как с Верой Николаевной, мамой Алёши Попова, мы сажали овощи и растения на пришкольном земельном участке за старым клубом, ухаживали за грядками, те уроки назывались общественно-полезным трудом.
Извините, уважаемые учителя, если кого-то не назвала. Процесс обучения смутно всплывает в памяти, он практически растворился во времени. Хотя пытаюсь мысленно пройтись по школьному коридору, заглянуть в классы, буфет, даже забраться по крутой лестнице в учительскую, где пришлось немного поработать после окончания десятилетки, зарабатывая педпрактику для поступления в педагогическое учреждение. Холодновато, пахнет печами… Дух того времени проникает в подсознание, но уроки вспомнить не получается, разве что редкие, незначительные моменты общения со сверстниками и учителями выныривают из далёкого прошлого.
В новой школе отношение одноклассников стало походить на приятельское: меня больше не гнобили, наоборот, норовили списать на контрольных, просили подсказать на диктантах. Таня Захова в старшие классы вместе с нами не перешла – отстала.
В пятом классе произошли два важных события: у меня случился диатез и мне обрезали косы. Эти события связаны, так как мама повезла меня в город лечиться и там отвела в парикмахерскую, где мне и состригли волосы. С короткой стрижкой я стеснялась идти в школу, особенно в класс, и какое-то время, кажется, сидела на уроках в платке. А ещё мне купили цигейковую шубу!
ШЕСТОЙ КЛАСС. Этот 1968-69 год перевернул всю мою дальнейшую жизнь: в семье появился младший брат. Через 13 лет после моего рождения. Я как-то сразу повзрослела и из младшей превратилась в старшую. Мне приходилось днём учиться в школе и нянчиться с братишкой, вечерами заменять маму в библиотеке, помогать бабушке с дедушкой – они были уже совсем старенькие и слабы здоровьем. Живо помню, как приходила после закрытия библиотеки поздно вечером, а баба с дедом встречали меня горячим самоваром. Жалели. Основная нагрузка лежала на мне. Старшие брат Витя и сестра Таня уехали учиться в город, я осталась одна за всех. Как назвать новорожденного, мы с мамой обсуждали: то ли Серёжа, то ли Вася. Мне тогда нравился одноклассник Вася Житов, и я сказала Вася. Тем более, никто не догадается о моей задумке: так звали папиного отца. Всем хорошо. Смешной подросток! О том, что имя Василий означает «царственный», «властелин», я узнаю гораздо позже и порадуюсь, что так удачно вышло в выборе имени брата. К тому же 14 января, в день его рождения, Русская Православная Церковь чтит память святого Василия Великого.
Меня приняли в пионеры. Нам повязали сатиновые галстуки, которые плохо гладились и потому были вечно мятыми. Шёлковые появятся позже. Их-то я и буду гладить о горячий самовар. Как-то через годы коллега прислала мне фотографию из Новгородского «Музея утюга» в Витославлицах. Диковину, которая нагревается углями, она, городская жительница, увидела на выставке впервые. Мой ответ на её послание показался мне самой с оттенком древности: «А я таким утюгом гладила пионерский галстук». Ещё у нас дома был маленький чугунный, литой, который нагревался на плите. Тяжеленный!
Пионерскую клятву я заучила назубок:
Торжественное обещание пионера
Я, юный пионер Советского Союза, перед лицом своих товарищей торжественно обещаю: горячо любить свою Родину, жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин, как учит коммунистическая партия.
Будь готов! Всегда готов!
Октябрята, чтобы их приняли в пионеры, должны были знать текст наизусть и поведением и учёбой соответствовать данной клятве.
А теперь, на склоне лет, мы с ровесниками вспоминаем, как пели в детстве песню «Взвейтесь кострами, синие ночи! Мы – пионеры, дети рабочих. Близится эра светлых годов. Клич пионера – всегда будь готов!».
***
В летние каникулы мама отправляла меня по путёвке в пионерские лагеря – в Карпогоры, Шотову, Кевролу. В Кевроле (7-й кл.) мы жили на лугу в брезентовых палатках, днём собирали на совхозных полях редиску. Лето на Севере суровое, по ночам с ребятами и вожатым мы мёрзли, но стойко выдерживали трудности. Зато потом было чем гордиться. Осталась неказистая чёрно-белая фотография, на которой всё же можно разглядеть лица и даже кое-кого вспомнить из смелых школьных активистов района. В Карпогорах при школе были специальные домики. Я почти всегда отвечала то за отряд, то за дружину. И на общих линейках нужно было рапортовать старшему вожатому, как прошёл день. Припоминаются «речёвки», под ритм которых мы маршировали: «Кто шагает дружно в ряд? Это ленинцев отряд! Раз в ногу, в ногу раз! Нас много, много нас! Бодрые, весёлые, всегда мы тут как тут! Пионеры-ленинцы, ленинцы идут!».
Помню, как однажды папа приехал в Карпогоры и пришёл в лагерь навестить дочь. Я обрадовалась ему, удивилась скупой заботе, непривычной нежности. Но ещё больше, по-детски – любимой кукле! Она и была у меня одна – веснушчатый пупс Вовка. Я в детстве играла с куклой-мальчиком и всегда мечтала о сыне («Кровинушка»).
Помню первые симпатии карпогорских пацанов: Серёжи Клевакина, Саши и Толи Сумкиных, Саши Уледева. Через мальчишеское внимание и даже соперничество начала понемногу осознавать, что не такая уж я безнадёжно-неказистая.