Что есть сей бродяга, что без оглядки ворвался в городскую суету и мгновенно растворился, словно всегда был с ней одним целым? Что есть этот вечный путник без провожающих и встречающих и, как многим бы показалось не принесший сюда ничего, кроме усталых ног и потерянных дней?
Город, смотрящий во все стороны не заметит многого, быть может даже того, что его давно нет.
И уж куда его взглядам приметить серое одеяние бродяги, молчаливо шагнувшего сквозь градские врата.
Не описать лица его, лицо его скрыто. Даже ослепительное солнце не поможет выразить его лик.
Нет вообще ничего, кроме необъяснимой уверенности и чёрного сундучка, деловито покачивающегося в левой руке. На его пути, с никому неизвестным направлением попалась церковная лавка, в которую он также уверенно зашёл. Там ему предстала женщина, аккуратно поправляющая ценники на всём, что попадалось ей под руку. Бродяга попросил продать свечей и ладана. И, по-видимому из-за своего внешнего вида получил в обрат скороспельный вопрос – «Ужель не для магии ли вы собираетесь использовать сие?» Чтож, его ответ должен просветить серые одеяния хотя-бы на маленькую часть. – «Вы имеете в виду колдовство? А с коих пор ладан, охранитель доброты стал использоваться в дурных целях? А магия, есть наука необъяснимого, скрытого. Ужель не этого ищут в церквах? Время от времени, с опаской принимая элементы тайных наук, возможно из-за недостающих звеньев в своих познаниях, в поисках Настоящей Жизни!».
Конечно же, после такой неожиданной речи запрашиваемое было взято и, скорее всего, когда бродячий растворился, у женщины в чёрном наступила тишина. Но не просто тишина, а нежелание говорить и слушать, из-за ровно уложенного внутри, чего-то неизведанного.
Меж тем, в городское небо прокрались первые осенние тучи, предвкушающие ветер и прохладные дожди.
Вечером, того же дня, в местную церковь, на плечах торговки была доставлена картина о бродяге с чёрным сундуком. И от коего рассказа священники пришли в ярость, хотя кое-кто при этом пожелал остаться посторонним.
По-сути, сам бродяга ничего не сказал, но было очевидно, что знает много неугодного и может нагнать смуту и даже повлиять на вольготные плотские вещи, которыми пользуются священнослужители. Учитывая то, что говорят они меж собой о боге и всю жизнь учат прихожан, но, что есть Бог, толком сказать не могут, а если и верят, то лишь в надежду, чего и не скрывают меж собой. И, один длиннобород, немедля решает пройтись по городу, дабы отыскать это «серое явление» и по возможности уличить в чём-либо.
На пути попался бродячий актёр, скоморох, который явно приостановил священника и заставил его
прислушаться. – « О будь, вечно солнечна! О оставайся, вечно свежей! О княжна моя, разделившая со мною бедность…». Да-а, занятный тип, и устроил же всё в куклах – подумал священник…
О сколько великих открытий случается, когда привычный быт освещается творчеством, являя скрытое прекрасное или разрушающее... Хотя, в данный момент человек в чёрной рясе представил
произошедшее, как сон, так как после этого проснулся в церковных покоях, лишь на следующий день.
Все творят в меру своей развитой проникновенности, но увидев такой яркий сон и подробно запомнив
многочисленные тонкости, фразы, возможно узрев некое таинство священник доразмыслился до одного – бес попутал. И, в этот день решил не идти на службы, а посидеть за священным писанием, да и так, побыть наедине со своим сознанием или даже – пересмотреть осознание вещей. При этом сославшись на недомогание.
Весь день моросил дождь и мысли текли так же ровно. Сидя у окна он видел только две вещи – деревья, которые спокойно принимали небесное омовение и нищих у ворот, покорно ждущих свою копейку. О последних, он вообще знал всё. Знал, что твёрдость молитв – мёд нищеты; что не
украли – подали к столу, а что недосталось – то Бог восполнит. И, следующие за этим размышления достигли одной из высот человеческого сознания – о том, что жалеет нищий.
Ужель незнаю, упомнит ли он об этом, так-как облокотившись на подоконник спал глубочайшим сном…
Где-то в глубине стен послышались вечерние песнопения, часы куда-то бежали и по-прежнему шёл дождь.
О персонажи чёрного сундучка, – на другой день церковный мыслитель снова пришёл их послушать. С некой опаской взирая на кукольный спектакль он подходил ближе, пока не оказался в толще народа. «...Ни что не должно мешать светлой мысли выпрыгнуть наверх, яко, чем выше взлетит – ярче осветит!». О неужто сей бродяга это произносит? А может я слышу это из ниоткуда?
«…Великие картины просачиваются в разум подобно корням и затем выносят ввысь свои чудесные плоды». Кто же посетил нашу землю? – задался вопросом священник и сдвинулся с места. Он побрёл в храм. А по дороге он начал слышать… музыку. Одна и та же мелодия доносилась с различных мест. Она сползала с крыш домов, вырывалась из под колёс экипажей, опадала с деревьев…
По ночам он стал слышать голоса, зовущие неясно откуда и непонятно зачем. Вечерами же, начал что-то записывать. А про его внезапное немногословие думали, что болен, чему он даже был рад.
Судьба не делает ошибок и уж тем более не просит прощений, но умилосердить судьбу можно, и возможно теперь, священнослужитель достиг, как. Иногда он очень быстро засыпал, прямо за своим
письмом. Он и сейчас отправился по следам превращений. Лишь замер недалёкий пруд, лишь склонились деревья, лишь успокоилось перо, лишь…
Однажды ему приснился парк живых деревьев. Возможно они были обычны, лишь он увидел их с другой стороны. Подобные людям, при том, не враждующие с собой…
Одно из главных достижений нашей жизни – умение смотреть на себя со стороны. А это, не так уж и просто. Ибо видеть себя среди всего, рассматривать влияния и последствия взаимодействий – это целое искусство! Начинаешь понимать, что всё здесь неспроста задумано. Открываются несоотношения противоположностей, безрассудство сторон, диссонансы…
Хо-хо! И усталый мозг священника породил выход! И, словно оживший от колдовских чар истукан, он Открыл глаза. И некий вихрь поднял и понёс его прочь, от всяких нагромождений людей – прочь. Он пролетал крошечные серые здания, темень оврагов, холодные воды, пока наконец не достиг зелёного хора. Усилием мысли он опустился и заспешил в глубь этого леса. И сразу очутился вначале длинной аллеи. Которая украшена самоцветными камнями и великолепными клумбами.
Цветы образовывали радужные кольца и неведомые орнаменты. Пьяняще разносился их аромат. По бокам аллеи расположились деревья, подобные высо-оким колоколам. Здесь, идущий, уже мог свободно лететь. Он слышал музыку. Сия торжественная музыка напомнила о трагедиях и победах. Он Узрел, что такое – Взгляд Сверху. А Музыка, уже вела его, и он стремился, ощущая вокруг себя жизнь, ощутив, что исчезло э-хо, которое доселе его путало, словно безумного старика, и сейчас, находясь в непривычной, необъяснимой чистоте и свежести, стремился, абсолютно не понимая куда, но чувствуя, что ко плохому это не приведёт. И бесконечно бы так плыть, но в один миг цветущая
дорога кончилась, а зелёные исполины обернулись кольцом, от которого, подобно лучам исходили такие-же аллеи. И его взору предстал большой, круглый каменный постамент, чем то напоминающий сцену, где по кругу расположились скульптуры Ангелов, Смотрящих в Центр. О нет, он не мог посметь встать в Центр, куда Они Позвали его. Он не мог присутствовать на Их Собрании, где Могучие Взгляды будут Проходить сквозь него. И мог представить только осуждение. К тому же ощутил, что не готов для высоких познаний и великих дел. От этого вышел из сновидения и увидев пред собою исписанный лист, нечитая, изогнул его слова и бросил в окно. «О нерукотворны Они. И не смею я даже видеть Их».
Догоравшая свеча направила на размышления о мирском и они уносили его всё дальше и дальше.
... Все мы здесь, священнослужители, подобны ключникам, лишь наслаждающимся бряканьем ключей; все мы здесь держим в руках ценное, но не умеем им открывать Двери, которые должны открыть...
С какой-то удушливой скорбью он наблюдал, как осыпаются ключи спасения в лабиринт омутов, не оставляя даже своей тени. И в какой-то момент он… снова почувствовал себя лёгким. Тело стало подобно пуху, а каменная голова преобрела лёгкость мыльного пузыря. Он вспорхнул на подоконник и прямо в ночной рубашке пустился по ветру. Над ним небыло звёзд, ибо Осень подняла в небеса воды. Чувство прохладного воздуха освежало сознание.
На своём пути – неведомо куда, летящему встретилось великое сооружение в виде огромного огня. Он и не мог подумать, что такое где-то есть. Обнаруженная дверь моментально втянула его, будто сквозняком. Войдя, прежде всего он почувствовал тяжесть, которая пронзила его, сковав с ног до головы. Ему предстал небольшой зал с приглушённым светом. Он увидел накрытый стол и, среди сидящих за ним людей, с удивлением и ужасом узнал всех церковных служителей. Увидел двух нищинок сидящих у подобия окна, о чём-то тихо говорящих, иногда кивающих друг другу головами, будто разговоры сводили к одному. Всё «застолье» вело размеренную, приглушённую беседу. И тут, вошедший заметил средь них пустое место, оформленное по всем признакам усопшего. «Где я?» – вскрикнул гость и метнулся под стол, но там себя не нашёл, метнулся к иконам, просвистел среди людей, но никто не обратил внимания, и, выскочив из дверей этого здания сел на порог и разрыдался – «Нигде нет меня». Околемавшись, он побрёл в тёмное никуда, иногда взлетая выше своего роста и плавно опускаясь от всплесков, какого-то уже неземного ветра…
А где-то там, сквозь глубину всеобщей тьмы приближалась ко своей цели великолепная буря, неся в себе Что-то. И Оно, не сравнимое ни с чем шло, охватывая вспышками, словно измеряя для погребения все незримые предметы. Это Нечто Шло, иногда потрясывая всё вокруг, окунув всё в свой чёрный сундучёк, смешивая их движения и дыхания, но навеивая каждому одну и ту-же мысль…
Эпилог
Осень золотела. Она была в меру строга. Возможно, для всех по-разному. Её ветер-бурлак упорно тянул небесные корабли. Но вдруг, на минуту, от никому неведомых обстоятельств, Она затаила Своё дыхание. Минутное молчание глубоко раскинуло свои объятья. И в какие только скрытности не проникло Это... Замолчали даже реки. Перестали исполняться все шумы. Будто встало само Время.
Это была самая счастливая единица времени во всём бытие, в которую не случилось ни одного злодеяния, будто что-то необъятное топнуло и всё замерло, как пред страшным судом.
И содрогнулись каменные сердца, со своим каменным огнём. Да-а, Осень играла лишь в Свои игры и несла Свои сюрпризы. Из Её недр и вырвался ныне, некий бродячий актёр. Мир которого был полон загадок, подобно павшей листве, с коей он любил шептаться. Бродяга был ветром, собирающим в сердцах разрушенные храмы. На своих путях он жёг костры, предавая их памяти свои игры. Он был гением гениев, который для людей подлинный безумец. Актёр считал, что время – некий рестовратор, что один из дорогих подарков – это кладбищенский цветок, и что сначала была «болезнь», а потом появился он сам.
И при всех своих деяниях достиг Высшего Знания и Небесной Благодати, безо всяких тайных наук, ибо на самом деле в человеке скрыто гораздо Больше, чем описано каким-либо пером.
И этот Ветер, достигнув кульминации некого представления, двигался дальше. А вызванная им помощница – Осенняя Буря задержится здесь и потрудится сполна, во имя всеобщего Блага.