Беременный викинг

У нас в цеху работал один инженер-технолог по имени Анатолий. Высокий, под два метра ростом. Плотный и солидный, как платяной шкаф. Русоволосый, с квадратной челюстью, голубыми глазами и маленьким, тонкогубым ртом. Он был похож на рейхсмаршала Германа Геринга в молодости, еще до того, как глава люфтваффе потолстел в своем роскошном дворце. Еще одной особенностью Толика была пятимесячная псевдобеременность. В целом довольно стройный, он выделялся пивным животом, как будто спрятал под рубашкой баскетбольный мяч. Забавен был вид этого истинного арийца, ведь ни к черепу, ни к лицу немецкие ученые-расисты не предъявили бы ни единой претензии, хотя Толя бы чистым русаком, а вовсе не тевтоном.
Когда я, шестнадцатилетним юношей пришел работать в цех и начал знакомиться с его работниками, то сразу про себя окрестил Толика – «беременным викингом». Разумеется, никому я этой клички не открыл. Это было только мое тайное наименование добродушного здоровяка, который сразу проникся ко мне дружелюбным состраданием и принялся учить делу – как проверять готовые платы, качественную пайку и в целом выполнять обязанности оператора АСУ – автоматизированной системы управления в отделе технического контроля.
Компьютер, на котором я работал, хотя и слова такого мы еще не знали, в ходу была аббревиатура ЭВМ – электронно-вычислительная машина, достался мне не такой большой, как шкафообразные ЕСы у программистов, а довольно компактная «Электроника 60». Монитора у нее не было, как и загрузочных дисков или дискет. Система ввода и вывода информации была на перфолентах. Мы запускали чистую перфоленту в перфоратор, и тот, оглушительно гудя, как примочка у гитариста тяжелороковой группы «Слейд», или того хуже, у оглушительной «Моторхед», пробивал в длинной белой бумажной ленте дырочки, которые в двоичном коде несли с собой определенную информацию. Такой была компьютерная техника в начале 1980-х не только в СССР, но и в Америке. Довольно примитивной, на сегодняшний взгляд.
Толику было лет под сорок. Он хвастал тем, что у него все мужчины в семье служили либо в МВД, либо в КГБ. И сам он был, кажется, старшим лейтенантом, а то и капитаном в отставке. Над Толиком беззлобно подшучивали коллеги, монтажники, бригадиры и инженеры-программисты. Я долго не мог понять причину многозначительных перемигивающихся взглядов и полускрытых улыбок, когда Толик проходил между столами, где монтажники в ослепительно белых халатах паяли транзисторы и микросхемы к платам – начинке наших приборов, которые мы поставляли в сорок стран мира. Пока однажды странный парень, грузин по маме, азербайджанец по отцу, с совиными глазами навыкате, немного близорукий, не посвятил меня в эту забавную особенность характера Толика.
Мой новый приятель был лет двадцати пяти, звали его, к моему немалому удивлению, Сулико. Я прежде думал, что так в Грузии называют только девочек, но оказалось, что это универсальное имя, вроде наших Саши и Жени, которые могут оказаться и парнями, и девушками. Сулико очень любил англо-американский рок. Предпочитал тяжеляк. Через пару лет, когда только вышел альбом «Пауэрслейв» группы «Айрон Мейден», Сулико позволил мне переписать его. Правда, на своей аппаратуре. Я только принес ему новенькую кассету TDK-60, потому что эта пластинка звучала не стандартные 35-40 минут, а более пятидесяти. Так что на одну сторону 90-минутной кассеты точно не влез бы. Пришлось бы последнюю песню записывать на вторую, и тогда на нее не влезла бы еще одна пластинка. Поэтому я и купил часовую кассету.
Сулико бережно сдувал мельчайшие пылинки со всех своих пластинок. В 1984 году я влюбился в музыку «Айрон Мейден». Занятно, что альбом, вышедшей годом раньше, не произвел на меня такого сногсшибательного впечатления. А еще через три года, когда я вернулся из армии, Сулико, который на волне перестройки перешел на русский рок, и стал избавляться от коллекции западного харда и хэви металла, продал мне эту пластинку «Пауэрслейв», причем не задешево. Но она до сих пор в моей коллекции. Проехала со мной от Баку до Ленинграда и дальше до Магадана. И сейчас, тщательно упакованная вместе с другими пластинками, бережно хранится на антресоли. Просто проигрывателя сейчас нет, не на чем слушать.
Сулико на обеденный перерыв всегда уходил домой поесть, в отличие от меня, я питался в заводской столовой, где на сумму меньше, чем рубль можно было объесться от пуза. Он жил в девятиэтажке прямо напротив нашего завода. Иногда Суля приглашал меня к себе. В один из таких совместных обедов, его мама, жгучая полноватая брюнетка, накормила нас настоящим грузинским харчо и долмой, мы мигом проглотили еду, а затем пошли в комнату Сулико, где он поставил на кассетную деку какую-то фри-джазовую нудятину и наконец-то рассказал об особенности Толика, от которой над ним угорают всем цехом.
– Понимаешь, - сказал Сулико, - Толик, он наш доморощенный Мюнхгаузен. Любит сочинять о себе небылицы.
– А что именно?
– Ну, например, как он ловил американского шпиона по всей Москве.
– Да ну! Действительно ловил американца?
– Не веришь мне, спроси у самого Толика, - ухмыльнулся в густые, черные, как у молодого Сталина усы, Сулико, - а я тебе перескажу его рассказ, как услышал от самого Толика в нашей курилке.
– Дело было уже давно, несколько лет назад. Сидим в курилке, я тогда еще не бросил сигареты. Сидим, дымим. Треплемся о том, да сем. Ну, кто о бабах, кто анекдоты травит. А тут вдруг Толик и говорит, хотите, мужики, расскажу, как я ловил американского шпиона в Москве? Ну, мы сначала опешили. Потом интересно стало, говорим, давай, трави свою баланду. Толик нам полчаса рассказывал про то, как он служил в Москве, у своего тестя, генерала КГБ. И однажды он должен был захватить американского дипломата, которого наши хотели взять с поличным на передаче секретной информации от одного предателя с подмосковного военного завода. Само собой, секретного.
– Сидели они с напарником в засаде, в своей серой «Волге», в двадцать четвертой. Рядом стояла вторая машина, тоже с кэгэбэшниками. Они вели нашего предателя. Как только факт передачи из рук в руки состоялся и был зафиксирован на фото и кинопленку, сотрудники «Конторы глубокого бурения» из второй машины рванули арестовывать нашего предателя вместе с деньгами, а Толик, по его словам, сел на хвост американцу. Тот на своем «шевроле» дал по газам. Наша «Волга» не могла долго состязаться с американской машиной по скорости. А шпион рвался на кольцевую автодорогу. Погоня могла окончиться неудачей, и Толик стал стрелять из окна. Американец открыл ответный огонь, в нескольких местах продырявил лобовое стекло нашей машины.
– Но тут Толику повезло, ему удалось пробить заднее колесо «шевроле». Американец въехал в лесополосу, бросил машину и побежал в чащу. Толик с водителем побежали за ним, но американец подстрелил нашего водителя в живот. Толик оставил товарища и помчался вдогонку за врагом. И тут удача снова улыбнулась шпиону, он обернулся, на бегу выстрелил в Толика и попал ему прямо в коленную чашечку. Наш герой упал, не мог дальше преследовать шпиона, а тот так и ушел от погони. Где-то в лесу спрятал в тайнике микропленку с нашими военными секретами. Так что его не за что было арестовывать. А за неудачную погоню Толика досрочно уволили из КГБ. Вот он и вернулся в родной Баку из Москвы и теперь работает простым инженером на нашем заводе.
– Когда мы выразили, мягко говоря, сомнение в истинности рассказанного Толиком, он тут же закатал штанину, и сказал, вот, посмотрите на шрам от пули! А там было совершенно голое колено, ни одной царапины. А он на голубом глазу уверяет, что на колене есть шрам. Потом нам сказали, что за Толиком водится такой грешок. Любит рассказывать о себе всякие небылицы, которые сам придумал, а потом поверил в свое вранье. В принципе, он мужик ничего, как инженер вполне толковый. А вот трепаться мастер, - закончил свой рассказ Сулико.
Мы вернулись на завод. Слегка прибалдевший от услышанного, я иначе стал смотреть на своего «беременного викинга». Он мне уже представлялся не мужественным ярлом в рогатом шлеме, стоящим на палубе драккара, а загримированным в клоунском стиле. И этот его пивной идеально круглый животик только прибавлял ощущение, что наш тонкогубый коллега отстал от уехавшего в другой город шапито.
Через пару дней Вадик, кудрявый стройный тат, одного возраста с Сулико, принес мне две бобины с записями. На одной была рок-опера «Иисус Христос – суперзвезда», а на второй два альбома: диппёрпловский «Ин Рок» и последняя битловская пластинка «Эбби Роуд». Сказал, что взял у товарища на пару дней специально для меня. Первая запись, прямо с проигрывателя. И мне теперь надо было где-то переписать все это богатство, свалившееся на меня, с бобин на кассеты. А я как раз разжился двумя красными «Соньками С-90». В БУМе выбросили партию японских кассет, которые моментально смели с прилавка меломаны. Мне повезло проходить там в обеденный перерыв, а в кармане оказалась заначка – два червонца. Одна кассета стоила девять рублей. На две хватило. И еще два рубля оставалось в кармане.
Теперь осталось только найти человека, у которого в наличии были бы сразу и бобинник, и кассетник. Этим человеком оказался Толик. Я подступил к нему с просьбой переписать мне рок-оперу и пёрплов с битлами. Толик важно заметил, что у него самая хорошая аппаратура среди цеховых меломанов. Бобинный «Грюндиг» и кассетный «Филиппс». Обрадованный, я вручил ему бобины и две свои заветные кассеты в упаковке.
На следующий день тонкогубый Толик, который практически не улыбался своим ртом, словно боялся, что он треснет от уха до уха, вошел в цех сияя, как новенький олимпийский рубль. Он вручил мне обе чужие бобины и мои кассеты с записями. Моему счастью не было предела. Я вернул Вадику бобины с благодарностью, а в обед напросился к Сулико в гости, прослушать свои новые записи. Как только тетя Нино накормила нас до отвала чахохбили, мы перешли в комнату Сулико. Он взял у меня кассеты. Первой поставил рок-оперу «Иисус Христос – суперзвезда». У Сулико была прекрасная аппаратура. Вертушка высшего класса «Арктур», японский усилок, огромные колонки, а еще самостоятельно собранная и спаянная в цеху после работы цветомузыка. И кассетная дека «Радиотехника». У меня дома было все проще. Проигрыватель не высшего, а первого класса «Вега 109» и магнитофон «Маяк». Скромные колонки от Веги и никаких усилителей, ни цветомузыки.
Мы с Сулико развалились в креслах, он нажал на кнопку воспроизведения, и мы приготовились к аудиофильному наслаждению. Но недолго музыка играла. Сулико вдруг напрягся, выдернул туловище из сладких объятий кресла, помотал головой, протер глаза, всмотрелся в индикаторы и наконец засмеялся.
– Слышишь, тебя обманули. Это монофоническая запись, а не стерео. Кто тебе переписывал?
– Беременный викинг, - с досады ляпнул я.
– Кто-кто? – Сулико чуть не подавился смехом.
– Ну, Толик, - сконфуженно промямлил я.
Сулико упал на ковер, смешно дрыгая ногами в воздухе, так что тапочки свалились ему на голову и грудь. Он ржал, изнемогая.
– Беременный викинг, - рычал он от восторга, - беременный викинг! Ты попал в самую точку, дружище! Теперь я понял, кого он мне всегда напоминал. Только я не мог сам этого сформулировать.
– Слушай, Суля, ты только никому не ляпни, все-таки Толик хороший парень.
– Хо-о-ороший?! Так у него же древний, шестидесятых годов, монофонический «Филиппс», нашел у кого переписывать. А что он тебе сказал? Что у него аппаратура высшего класса?
Сулико снова зашелся в диком хохоте…
На следующий день уже весь цех между собой, конечно же, за глаза называл Толика – «беременным викингом». Мне было очень не по себе из-за этого. Я опасался, что когда-нибудь он узнает, какой кличкой я его наградил. Но хотя Сулико и растрепал мое тайное наименование сотрудникам, но никто впоследствии так и не выдал меня, а уж в лицо Толику ни один монтажник, или наладчик, не говоря уже про инженеров, не сказал, что отныне и навсегда он стал для всех – «беременным викингом». Хотя однажды Толян чуть было не напросился. Как-то раз, прошло уже чуть ли не с полгода, сидя в курилке с мужиками, он ляпнул: – А знаете, парни, что Нобель отложил целый миллион долларов, которые по его завещанию должны выплатить первому мужчине, который родит ребенка?
Что тут началось в курилке вы и представить себе не можете. Там было человек пять-шесть, но хохот стоял такой, что стены тряслись. На шум тут же прибежал сам начальник цеха Бухтияр Амирович, которого с моей легкой руки все стали за глаза ласково называть «Бухтиком». Он, сердито сверкая маленькими круглыми очками в стиле товарища Берия, свирепо вращал зрачками, осведомляясь, не обкурились ли монтажники запрещенными препаратами растительного происхождения. Но в комнате не было даже и намека на сладковатый запах дури. И Бухтик, усиленно работая ноздрями, в миг успокоился. Да и какая могла быть у нас, на серьезном заводе конопляная дурь, в самом деле!

21. 10. 2023 г.