Шел вал широкий неприступный,
За ним глазницы зорких вышек,
Камень отвесный, неподкупный,
Ряды колодцев и домишек.
Там люди скрылись от системы,
От наглых статусов, структуры,
Поправ рассрочки и антенны,
Глядели в образ амбразуры.
А чип-имплант искрился в туче,
От гнили бархатной туманность,
Там люди в Истине кипучей
Не верили в войны случайность.
Ужас свой голос понижая
Гнусил о гладе и бессильях,
Но люди Бога призывая,
Шептали лишь Христово Имя.
Осень с восторженной любовью
Смывала серость с глыбы века,
Пожертвовав вселенской кровью
Кроили черти человека.
Но люди Чести затаились,
Шел вал широкий неприступный,
Они не плакали, не злились,
Ведь впереди День правый, судный.
Глаз закрасневшийся у Выси,
Пожар штудировал застенки,
В храме последнем смрад и крысы,
На всякий ад свои расценки.
Играл в молчанку белый ветер,
Снег атомный валил на крыши,
Малыш стоял на табурете,
Дышал слабее, плакал тише.
Заснет блаженным сном деревня,
Крепость последняя за глыбой,
Чтоб мир забытый духом, древний
Стал чистой и здоровой рыбой.
Антихрист пал, антихрист в коме,
Малыш стоит на табурете,
Христос, божественный феномен
На окровавленном портрете.
Никто из деток не виновен,
Остался только Свет на свете...
Рай просто Богом недостроен,
Малыш заснул на табурете...