Емельян Пугачёв. Часть одиннадцатая

Татьяна Цыркунова
Причин для бунта оказалось много:
На троне немка, женщина — беда!
Возникло «бабье царство», что убого,
Поверили, что трон не навсегда.

Смущало то, что на престоле немка...
Ведь наш народ по сути — патриот.
А здесь вдруг нами правит иноземка,
Как будто бы своих не достаёт.

Живуч был миф и о Петре-монархе*,
Как будто он велик и даже свят.
От Бога царь сакрален, важен — архи!
Царицею-блудницею был снят.

К тому ж убит сторонником царицы...
А вдруг он выжил?! Да явился нам?!
И детской радостью светились лица:
«Царь-батюшка, как дорог ты сынам!»

Старообрядцы руку приложили:
Гонения Пётр Третий прекратил.
При нём они по-своему служили,
Противников сверх ярых укротил.

Крестьяне верили царю, как Богу:
«Помещики плохие, царь хорош!
На трон ему проложим мы дорогу,
Получим рубль на вложенный свой грош!»

Сознание убогое довлело:
«Противиться законному царю?!
Да разве ж это православных дело?
Да я за батюшку-царя сгорю...»

Брал верх коллективистский образ жизни,
Общинным был тогда менталитет.
Один бы не признал без укоризны...
«Всем миром?!» Да, ведь мир — авторитет.

Сам Пугачёв не избежал сомнений:
«Поступком дерзким душу погубил...
Не может быть двух равноценных мнений:
Я чашу окаянства пригубил.

Угодно видно Богу окаянство,
Чтоб имя от крещенья изменил.
Не знал тогда, что значит мессианство,
Господь мою измену в грех вменил».

Примечание:
*Миф о выжившем Петре Третьем был
настолько силён, что вступивший на престол
Павел Петрович начал своё царствование
с вопроса ближним: «Жив ли мой отец?»